— Обдумать, мистер Малфой? Надо же, какое корректное выражение. И к каким же выводам пришли вы? — Гермиона удивилась, как горько прозвучал ее голос.
— Боюсь, что удивлю вас.
— Попробуйте.
— Если примете мое предложение выпить…
Гермиона почти сказала «да». Но взгляд Люциуса, а самое главное, то, что ей почему-то нравилась эта их перепалка, заставили ее снова отказаться.
— Я не могу.
— Можете.
Она со вздохом отвернулась.
— Нет, я уже выпила один коктейль. Поэтому придется придерживаться первоначальных планов.
— Неужели вы всё и всегда делаете по плану, мисс Грейнджер?
— Мне нравится так думать.
— Вот как… И что же произойдет, когда случится что-то неожиданное? Мне кажется, любому стоит учитывать спонтанность и внезапность того, что может порой случиться.
— О, думаю, что знаю, как справляться с неожиданностями, — решительно парировала Гермиона. — В свое время у меня их было немало.
— Как и у меня… Одни были более приятны, другие — менее, — ухмыльнулся Малфой, и Гермиона обнаружила, что тоже улыбается ему в ответ.
— Что ж… — движением руки Люциус дал понять бармену, что заказа не будет. — Хорошо, если вы не позволяете угостить вас, я пойду, — он улыбнулся еще раз, и в животе у Гермионы что-то тревожно ёкнуло. — Всего доброго, мисс Грейнджер.
И убирая портмоне в карман, выронил оттуда клочок пергамента, незаметно упавший на пол. Повернувшись, он удалился, а клочок так и остался лежать. Подняв упавшее, Гермиона сразу же окликнула Малфоя, но из-за бального шума, тот не услышал. И она поспешила за ним. Малфой решительно двигался к уединенному столику, стоявшему вдалеке от их основного скопления. Гермиона прибавила шаг, чтобы поскорее догнать его.
— Мистер Малфой! Вы уронили… — ее глаза невольно опустились на пергамент и увидели какой-то текст и подпись самого Люциуса.
Почерк был идентичен тому, что приходил ей в записках с подарками. Гермиона пошатнулась от изумления, а обернувшийся Малфой тут же увидел, что именно она держит в руках. Гермиона подняла на него глаза.
— Вы?.. Это… были вы.
Малфой стоял молча, и тишину прерывало лишь его тяжелое дыхание. Осознав, что он ничего не отрицает, Гермиона инстинктивно схватилась рукой за ожерелье у себя на шее.
— Значит… Колье, парфюм… книга… это все присылали вы.
Между ними повисла хрупкая и какая-то звенящая тишина. А потом раздался спокойный голос Люциуса:
— Честно сказать, я не планировал признаваться вам в этом…
— Но… почему мне? Почему вы делали это?
— Как говорилось выше, мисс Грейнджер… боюсь, что могу удивить вас этим признанием.
— Я… даже не знаю, что сказать.
— Тогда не говорите ничего… — он негромко хмыкнул и повернулся, чтобы уйти.
Люциус уже выходил на террасу, когда она снова догнала его.
— Мистер Малфой!
Но, не обернувшись, тот лишь слегка глянул на нее через плечо.
— Думаю, вам стоит вернуться к своим друзьям, мисс Грейнджер.
— Нет. Пока вы не скажете мне: почему…
Какое-то время Гермионе казалось, что Малфой не собирается отвечать ей, но потом, глядя в полумрак скудно освещенного министерского парка, он негромко заговорил:
— Видите ли, мисс Грейнджер, порой наступает время, когда, желая двигаться дальше, нам приходится правильно оценить собственное прошлое. А я много лет лишь пытался забыть его. Правда, потом понял, что грехи, так или иначе, должны быть отпущены. Понимаю, со стороны это может показаться глупостью. Пусть. Считайте, что это был мой способ облегчить свою совесть…
— Нет, это я как раз могу понять, но… почему именно мне?
— Потому что именно вам досталось тогда больше всего… И не только тогда. На протяжении многих лет именно вы страдали больше всего из-за моего отношения к… таким, как вы. А еще от отношения моего сына, моей жены и, наконец, моей свояченицы. В конце концов, страшная боль в моем доме была причинена именно вам.
— Мне казалось, что вам даже нравилось, когда она мучила меня… — ее голос прозвучал вызывающе.
Не возражая, Люциус горько усмехнулся.
— Может быть… Наверное, в тот момент я и не был готов почувствовать что-то иное. Точней, я не мог почувствовать что-то иное. Меня не учили этому.
— Значит, вам нравилось смотреть, как я страдаю… — к окончанию фразы голос Гермионы охрип.
— Бывает, что чужие страдания могут как-то… притупить собственную боль. Хотя я понимаю (да и тогда понимал), что это ненормально.
Развернувшись к Малфою, Гермиона ошарашено уставилась ему в глаза, не отдавая себе отчет, чего хочет больше: ударить его или же, жалеючи, прижать к себе. Откровенная жестокость его самоанализа казалась зашкаливающей.
— А теперь? Почему с вами произошла эта переоценка?
— Потому что… тот, кем я был, оказался уничтожен во время войны, мисс Грейнджер. Знаете, такое иногда случается. И мне потребовалось много лет, чтобы понять: мне нужно ваше прощение. Понимаю, поверить в это тяжело… поэтому считайте, что этим Рождеством я просто решил замолить свои грехи.
Шагнув к нему чуть ближе, Гермиона почувствовала пряный запах одеколона.
— А вы собирались когда-нибудь рассказать мне об этом?
— Сказать по правде, не знаю. Скорей всего, нет.
— Но почему нет?
— Потому что я ощущал и до сих пор ощущаю какую-то дурацкую неловкость. Мне было стыдно. В том числе и за то, что решил задобрить вас таинственными подарками, вместо того, чтобы просто поговорить. Вряд ли эти безделушки достойная плата за годы унижений…
— Вы говорите так, будто знаете, что чувствуют маглорожденные, когда их унижают чистокровные… Откуда вам это знать? Откуда вам вообще знать, что такое унижение?!
Малфой коротко взглянул на нее.
— Потому что тоже прошел через это. Через одиночество и унижение. И в Азкабане… и в собственном доме, понимая, что попал в эту ситуацию, словно в тюрьму, из-за своей слабости и гордыни. Много лет я был трусом и дураком. Моя жена знала об этом… и потому ушла от меня. Она права. Нельзя жить с мужчиной, осознавая, что он трус и дурак.
Некоторое время они молчали. По парковому газону осторожно прыгал какой-то кролик, стремящийся скользнуть в кусты. Люциус рассеянно проводил его взглядом.
— И все же… Чего вы хотите?
Малфой перевел глаза на нее.
— То есть?
— Ну… чего вы ожидали, мистер Малфой? Что вам нужно от меня? — Гермиона пыталась встретиться с ним глазами.
— Не понимаю вас.
— Какую пользу вы пытаетесь извлечь на этот раз? — она с недоумением пожала плечами и задала вопрос прямо: — Вы что, пытаетесь соблазнить меня?
— Что?! — Люциус выглядел оскорбленным.
— Но… — она смутилась, — ваши подарки очень ценны. И они… так правильно подобраны. Будто специально для меня! И, конечно, мне они нравятся. Вы пытались манипулировать мной, да?
— Да успокойтесь вы… Ничего мне от вас не нужно. Просто хочу облегчить собственную боль. Я понимаю, это эгоистично. Что поделать… Я — эгоист. И всегда был им. Слабый, трусливый эгоист. Вот почему я посылаю анонимные подарки женщине: в попытке облегчить собственную совесть.
— Но эта книга… она невероятна. Я даже не думала, что она существует. Такой подарок… Он почти бесценен.
— Рад, что вам понравилась эта вещичка.
Гермиона растерянно покачала головой.
— Что, разочарованы, что все это пришло от меня? — Люциус усмехнулся.
— Ох… Не знаю, — откровенно призналась она.
— Что ж… имеете право.
— Просто… вы так отличаетесь от того, каким я привыкла видеть вас. Как будто два разных человека.
— Признаюсь, теперь я и сам не очень-то понимаю себя, — он посмотрел на Гермиону, которая попыталась что-то сказать, протянув к нему руку. Малфой отступил, избегая прикосновения. — Пожалуй, откровений на сегодня достаточно. До свидания, мисс Грейнджер, — суховато произнес он, — думаю, мне пора домой.
И удалился с террасы.
========== И пусть в Рождество случаются чудеса… ==========
