– Мне и правда плевать, – я одарила Рамзина самой холодной улыбкой, на которую была способна. – Мне только жаль тех женщин, что сдуру ведутся на тебя. Ведь их может ждать то же, что и меня.

– Ну, естественно, я же худшее, что может случиться с женщиной, – Рамзин наклонился еще ближе к моему лицу, как будто был готов на меня броситься.

– Заметь, не я это сказала. Хотя, конечно, наверняка есть такие поклонницы особых практик, которым нравится, чтобы им отдавали команды, как собакам, таскали за собой когда вздумается, а когда нет – запирали и трахали в процессе. А еще лишали общения, мучали друзей, требуя идеального послушания, – в последний момент мне очень захотелось отодвинуться, потому как лицо мужчины исказилось, выдавая степень бушующего внутри гнева.

– Ни хрена я твоему ниочемышу не сделал! – прошипел Рамзин, и мне показалось, что он сейчас огнем начнет мне в лицо дышать.

– Не ври! Я видела, что Семке было больно! Ты хренов садист! – сорвавшись, я гневно ткнула пальцем в грудь Рамзина, и от этого нас обоих будто тряхнуло, делая и так дикое напряжение запредельным.

– Это ты виновата в том, что ему досталось! – Я попыталась отдернуть руку, но мой агрессор поймал ее, удерживая на прежнем месте. – Ты меня взбесила! И он даже не помнит теперь ни о чем!

На одну краткую секунду мне послышалась нотка раскаяния в его голосе.

– Зато я никогда его крика не забуду! – С огромным усилием я все же выдрала у него свою ладонь.

– Ну и прекрасно! Значит, больше глупостей делать не будешь! Будешь делать, что я скажу! – заорал на меня Рамзин, продолжая нависать с маской чистой ярости на лице.

Ну да, разве мог он хоть немного раскаиваться в своем поступке? У тебя глюки, Яна. Кто угодно, только не этот господин «я выше всех». Я упрямо опустила глаза, отказываясь вступать в открытое противоборство и позволять ему еще больше давить на меня.

– Как прикажете, мой повелитель, – выдавила желчно, складывая ладони домиком и склоняясь перед ним.

В следующую минуту наш стол взвился в воздух и врезался в противоположную стену, теряя по дороге посуду, которая звонко обратилась в осколки на каменном полу.

– Да что же это, на хрен, такое! – взревел Рамзин, подступая вплотную ко мне.

Остальные посетители ресторана вскочили со своих мест и, возмущенно переговариваясь, уставились в нашу сторону. Охранники тут же встали стеной, отгораживая нас от всех этих людей. Рамзин дышал, как скаковой жеребец после забега, и давил на мой затылок взглядом. Я же считала про себя, не собираясь поднимать голову добровольно, и рассматривала его безупречные туфли ручной работы.

– Мы уезжаем, – спустя минуту глухо сказал он и схватил меня за руку, поднимая.

– А как же десертик? – усмехнувшись себе под нос, спросила я.

– Обойдешься без сладкого. Я же вот три недели обходился. Александр, рассчитайся тут, – рыкнул Рамзин и потащил меня к выходу.

В машине он уселся как можно дальше от меня и теперь смотрел в свое окно, избегая поворачиваться в мою сторону. Но тяжелые волны исходящего от него гнева были слишком очевидны в тесном пространстве салона. Теперь за рулем был второй охранник, постарше, имени которого я так до сих пор и не узнала. Александр вернулся минут через десять, и мы опять поехали в сторону столицы. В салоне висела тягостная тишина, разбавляемая только разнообразными мелодиями с двух рамзинских телефонов. Рамзин не ответил ни на один из них и продолжал напряженно смотреть в окно, будто надеялся увидеть там нечто жизненно важное. Спустя минут тридцать звонить стал телефон Александра, и тот, покосившись через плечо на уткнувшегося в окно моего зверюгу, негромко, но достаточно жестко отвечал, что «господин Рамзин в данный момент чрезвычайно занят важными переговорами и ответить не может». Ага, сам с собой общается. Работать барышней-телефонисткой охраннику пришлось до самого конца пути, потому что Рамзин так и сидел, не меняя позы и демонстрируя мне свой затылок.

Спустя пару часов такой езды мы въехали на территорию аэропорта. Так же молча поднялись на борт частного самолета, при этом Рамзин взлетел по трапу буквально бегом, стараясь даже случайно не касаться меня. Я устроилась в мягком кресле и пристегнулась. Охранники сели напротив, а сам его величество хозяин удалился куда-то в хвост, пропав из моего поля зрения. Саша за время полета то и дело бросал на меня немного расстроенные взгляды, лицо же второго оставалось абсолютно нечитаемым. Появившаяся милая стюардесса предложила нам чего-нибудь выпить.

– Нам ничего не надо, – пророкотал терминатор с окаменевшим лицом, едва я хотела ответить. – А даме только воду.

Девушка кивнула и, нацепив ослепительную улыбку, пошла, покачивая бедрами в хвост, видимо, намереваясь спросить, не надо ли чего Рамзину. Через минуту раздался его повелительный раздраженный рык, который не смогли заглушить даже двигатели самолета, и стюардесса пронеслась назад, опустив пылающее, явно расстроенное лицо. Хамло инопланетное!

Летели мы по моим подсчетам где-то три-четыре часа. Сразу после посадки Рамзин появился передо мной, протянул руку и… улыбнулся. На лице ни следа прежней злости. Неужели на него пребывание в воздухе оказывает некое волшебное воздействие? Прямо не знаю, может, это не к добру? Я с опаской вложила свою ладонь в его, ожидая, что вот сейчас он меня дернет, прижмет и начнет давить бешеной энергетикой и властью над моей чувственной стороной.

– Не спросишь, куда и зачем мы прилетели? – сказал он, ведя меня к выходу, галантно поддерживая за локоток и ни разу даже не стискивая его как обычно. У меня возникло желание прямо затаиться в ожидании какого-то дерьма, которое последует за этой странной метаморфозой.

– Если захочешь – сам скажешь, а если нет, то не фиг и воздух сотрясать, – равнодушно отозвалась я, осторожно косясь на Рамзина. Он насмешливо хмыкнул, но, похоже, не разозлился.

– Мы прилетели в Женеву. Здесь мой головной офис, – ровным голосом продолжил он. – Была в Женеве раньше?

Хотелось огрызнуться, но его спокойный тон и на удивление достоверно выглядящая легкая улыбочка вроде как не давали мне повода. Это выглядело так, как будто у нас вдруг настало какое-то то ли перемирие, то ли временное затишье на фронте, и хоть меня о нем никто заранее не уведомил, нарушать его в одностороннем порядке мне пока не с руки.

– Как-то не пришлось, – сухо ответила я.

– Ну что же, тогда я буду иметь удовольствие познакомить тебя с этим городом в свободное от работы время, – самодовольно заявил он.

Надо ли говорить, что его тон даже не подразумевал моего нежелания участвовать в задуманной культурной программе, хотя и оставался внешне образцом вежливости. Это, наверное, личная суперспособность Рамзина – говорить и вести себя безукоризненно вежливо, не давая при этом ни на секунду забыть, какой властный мудак прячется за этой маской. Хотя ни черта он не прячется. Прячутся те, кто желает что-то скрыть от глаз или мнения окружающих. А этому бизнесмену-мутанту наплевать на все и всех.

Вздохнув, я промолчала. А что сказать-то?

После перелета и предыдущих событий я чувствовала себя вымотанной, и мое ехидство и желание огрызаться на все что угодно решили взять отгул.

Большой серебристый седан затормозил практически в нескольких десятках метров от трапа. Была уже ночь, и все, что я могла видеть, – это бетонное покрытие взлетной полосы и огни вдалеке, где смутно угадывались огромные здания ангаров и аэропорта. У водительской двери вытянулся невысокий парень, который, кивнув, уступил свое место Александру.

В этот раз я смотрела в окно уже не с показным, а с настоящим любопытством.

Правда, сейчас, ночью, по-настоящему оценить архитектуру и достопримечательности не представлялось возможным. Но время у меня еще будет. Довольно быстро мы въехали в район, напоминающий отдаленно загородный поселок с большим количеством деревьев и живыми изгородями разной высоты, из-за которых выглядывали двух– и трехэтажные виллы самого разного дизайна. Одни были освещены довольно ярко, другие же буквально едва угадывались в темноте. Так же разнились и размеры прилегающих к ним участков.