— Ты что здесь забыл? — неприветливо отозвался я. Из-за того, что Маттиас меня позвал, я отвлёкся и немного обжёг палец.

— Альма сказала, что ты где-то в школе. Все ищут тебя.

— Зачем? — я приложил обожжённый мизинец к холодной поверхности стола.

— Не знаю, — пожал плечами Маттиас. Он прервался, чтобы застегнуть верхнюю пуговицу. Ему явно было холодно: кончик носа начал краснеть. — Тренер считает, что ты должен там быть.

— Мне плевать, что он там считает, — зло огрызнулся я, нарочно щёлкнув зажигалкой прямо у него перед носом.

— Не надо на мне срываться.

— Не разговаривай со мной, если что-то не нравится. Я ушёл, чтобы побыть один.

— Если бы ты хотел побыть один, уехал бы домой и заперся в своей комнате. Ты хочешь, чтобы за тобой прибежала вся команда и умоляла вернуться.

— Поздравляю с пятёркой по психологии. Иди, а то тебя тоже потеряют, и всю школу хватит инфаркт.

— Прекрати, — отмахнулся одноклассник и сел рядом со мной. Пока он говорил, я поднял с земли пожухлый кленовый лист и подпаливал его с разных сторон, и вскоре он совсем рассыпался. Маттиас некоторое время наблюдал за этим бесполезным занятием, а потом снова заговорил. — Знаешь, не хочу больше скрывать: ты мне очень нравишься… Но есть как будто два человека: один смешит весь класс и его все обожают. А есть тот, который злится непонятно на что, — прошептал он и сделал то, чего я никак не ожидал — аккуратно провёл холодными пальцами по моей скуле и наклонился чуть ближе. Тогда я впервые по-настоящему рассмотрел его лицо: небольшой шрам над бровью, белёсые ресницы, обветренные губы…

— Тебя послушать, так я прямо Билли Миллиган*.

— У тебя, к счастью, личностей только две, — прошептал Маттиас, приблизившись так, что я ощутил его горячее дыхание. Он не стал долго смотреть мне в глаза, пытаясь отыскать там предвкушение или восторг, и быстро сократил расстояние до минимума, и мои губы соприкоснулись с его, шершавыми, холодными, и такими совершенными. Возникло странное ощущение, будто я целую кого-то в первый раз, я даже как-то неуклюже провёл ладонью по его волосам.

— Так давно хотел это сделать, — выдохнул Маттиас, отстранившись. — Ну, если надоест жечь листья, то все тебя ждут в зале, — пробормотал он и ушёл, неловко махнув рукой на прощание. Я же несколько раз рассеянно провёл пальцами по губам, как будто хотел убедиться, что не выдумал это всё.

Чужое признание ошеломляло. Почему он выбрал меня? Вообще, «выбрал», наверное, не самое подходящее слово. Я уверен, что если бы у Маттиаса был выбор, то он сделал был его не в мою пользу.

Тогда мне казалось, что для любви нужная веская причина. Я любил маму, потому что она заботится обо мне и пытается обеспечить хорошее будущее. Любил своих друзей, за то, что они принимают меня таким, какой я есть. Любил когда-то и Еву, потому что она искренняя и не отступается от своих принципов.

Но сам факт, что кто-то мог влюбиться в меня, обескураживал. Мне не отправляли валентинок в средней школе, не говорили обо мне за спиной что-то вроде «Боже, Ханнес такой красавчик». Красивым я никогда и не был: угловатое лицо, нос с горбинкой — едва ли портрет из чьих-либо мечтаний. Не был я также умным или начитанным. Конечно, я неплохо учился, но расширять кругозор стал уже позже, когда поступил в университет. В гимназии у меня были другие знания: с каким счётом «Хеккен» проиграл «Эребру»*, сколько голов забил Ибрагимович или когда выйдет новая часть «Мортал комбат». Тогда у меня не было твёрдого мнения о холодной войне или миграционной политике — всё, что не затрагивало меня лично, казалось несущественным.

***

Иногда, когда всё переворачивается с ног на голову, люди делают вид, что проблемы не существует. Ведут себя как обычно — вот и всё решение. Поэтому на следующий же день начал я подкатывать к одной выпускнице. Её звали Бригитта, и вроде как я ей нравился — так сказала Альма. Все думали, что я пытаюсь отомстить Еве или что-то вроде того. Маттиас только изумлённо вскинул брови, заметив, что Бригитта теперь целует меня при встрече и часто ждёт у шкафчиков с утра. Было стыдно, но ещё хуже было признавать, что я засыпал с мыслями о том, как мы поцеловались.

— Жизнь была бы гораздо проще, если бы все знали свои языки любви, — убеждала нас Альма. Мы заняли привычный столик в столовой, и весь перерыв она обсуждала с Евой статью, которую прочитала на психологическом форуме. Я слушал вполуха и доедал остывшие овощи.

— Опять какая-то ерунда из «Гламур»? — усмехнулась Ева, скептически настроенная против всего, что было написано «специально для женщин».

— Это не ерунда! Правда, работает, — заверяла она. — В общем, есть пять языков любви: прикосновения, подарки, слова, помощь и время. И для того, чтобы твой партнёр почувствовал себя счастливым, достаточно выяснить, что из этого ему важнее всего.

— И что осчастливит тебя?

— Подарки. Я поняла, что мы ссорились только из-за того, что Густав иногда уделял мне недостаточно внимания. Он не понимает, как для меня это важно! Шоколадки, ну или другие сладости — что угодно… главное, чтобы он подумал обо мне.

— Гениально, Альма, — улыбнулся я. — Действительно незаменимая теория.

— Помолчи, — рассмеялась она. — Ты вообще в романтике ничего не смыслишь.

— А если Густав не захочет дарить подарки? — спросила Ева. — Что будешь делать?

— С чего бы? Ему ведь нетрудно! Да и я всё равно его очень люблю… раньше мне часто предлагали встречаться, и всегда всё проходило одинаково: кино, комплименты… А с ним никогда не бывает скучно, понимаешь? Он не носится со мной, будто я стеклянная, но при этом я чувствую, что я для него особенная… Вот что самое главное.

— Как трогательно, — заметил Густав, занимая место рядом с ней.

— Ты этого не слышал!

— Ешь картошку, красотка, а то скоро совсем исчезнешь, — он поправил выбившийся из косы девушки локон.

— Ханнес обижает меня, — наигранно обиженным тоном протянула Альма. — И мои теории.

— Вот как. Ну всё, Ханнес, тебе не жить! Только армрестлинг может рассудить нас, — Густав протянул мне ладонь и ещё пару минут мы изображали грандиозное сражение. В средней школе мы иногда так принимали решение, если о чём-то спорили: кто победит, тот выбирает, в каком кафе сегодня обедать, какие уроки прогулять или с кем играть в футбол.

— Привет, Маттиас, — улыбнулась Ева, когда завидела одноклассника с подносом. — Садись с нами, если хочешь. — Он пристроился рядом ней, аккуратно поставив на заставленный стол ещё одну тарелку. Густав «победил» меня и вернулся к еде.

— Как успехи со статьёй? — поинтересовалась Ева.

— Отлично, — улыбнулся Маттиас. — Фергусон обещала поговорить насчёт публикации в каком-то журнале…

— Ну ты даёшь, — присвистнул Густав. — Скоро будем брать у тебя автографы.

— Ты загнул с прогнозами, — отмахнулся он.

— А будущее иногда легко предсказать, — улыбнулась Ева. — Вот ты посмотри на Густава — клянусь, он женится на Альме и вступит в партию «Шведских демократов». Будет бороться за традиционные ценности и воспитывать троих сыновей.

Мы все рассмеялись, потому что Ева попала в точку — такую картину с лёгкостью можно было нарисовать в воображении.

— Точно, — ухмыльнулся Густав, проведя пятернёй по коротко стриженным светлым волосам. — Альма, как тебе вариант?

— Потрясающе, — улыбнулась Альма и положила голову ему на плечо. — Но три сына — это слишком много. Одна девочка всё-таки должна быть, иначе я сойду с ума.

— Ну, можно и так, — кивнула Ева. Она попыталась собрать волосы резинкой, но короткие пряди выскальзывали из хвоста и падали ей на лоб. — Или, например, Эрик… так и вижу его учителем физкультуры. Будет подгонять всех и брюзжать что-то вроде «в вашем возрасте я пробегал эту дистанцию в два раза быстрее». А на деле ходить с пивным животом и втискиваться в любимый спортивный костюм.

— Боже, Ева, если бы он тебя слышал! — воскликнула Альма. — Ты забыла про Ханнеса…