Ей было так больно от того, что Пожирательница причиняла ей страдания. Она хотела вернуть эту боль обратно.

Сердитый вздох Беллатрикс превратился в стон, когда Гермиона притянула ее к себе для жадного поцелуя, прикусив ее полную нижнюю губу, тем самым желая причинить боль. Но Беллатрикс глубоко застонала, и Гермиона вздрогнула от этого звука.

Голые, мягкие бедра скользнули по ней, прижимаясь к влажности, центру ее жара.

Боже мой.

Она должна была оттолкнуть Беллатрикс и прекратить это безумие прямо сейчас и прямо здесь, но Беллатрикс заполняла ее своим неудержимым гневом. Поцелуй с ведьмой отрезал все пути к отступлению.

Гермиона вздрогнула от неожиданного ощущения и откинула голову назад со стоном, когда Беллатрикс еще сильнее вжала ее в кровать.

Она мечтала об этом, буквально бредила этим миллионы раз, но теперь это стало сладкой реальностью, такой потрясающей и такой неправильной, но она ничего не могла сделать, только наслаждаться.

Они скользнули бедрами, двигаясь в унисон, и Гермиона увеличила давление, находя горячую точку Беллатрикс.

Было так чертовски приятно чувствовать, насколько горячей и мокрой из-за нее была Пожирательница смерти. Теплая волна прошлась по ее телу.

Беллатрикс хотела ее, хотела этого не меньше, теперь у нее были доказательства.

Как она смела отрицать это? Как она посмела сказать, что ничего не чувствует?

Что ничего не чувствует к Гермионе…

Гермиона отчаянно застонала, когда Беллатрикс приникла к ее ключице с яростными поцелуями, а затем руки скользнули под мантию, сбрасывая ненужное с плеч, чтобы открыть грудь и плоские изгибы.

Это было что-то новое, к чему гриффиндорка была не совсем готова…

И все же Гермиона не останавливала, хотя и понимала, что должна.

Она просто не могла больше отступать.

У Гермиона хватило пару секунд на размышления, а потом она издала громкий стон, когда Беллатрикс сжала ее груди в ладонях.

Что я творю, что происходит…?

— Это то, чего ты хотела? — прошипела Беллатрикс у самого ее рта, прежде чем снова поцеловать.

Гермиона не смогла ответить.

Она была придавлена бедрами ведьмы, была полностью во власти ее тела; она не могла даже пошевелиться, так сильно Беллатрикс сжимала ее.

Я ненавижу тебя!

Тем не менее, она ощутила, как внутри зарождался вызов, и она ответила, скользя руками под халат ведьмы, царапая кожу на спине. Беллатрикс зарычала от боли и крепко сжала соски в наказание, заставив Гермиону испытать мучительное удовольствие.

Они боролись за превосходство. Поцелуй стал более яростным. Гермиона скинула халат с плеч Беллатрикс и впилась зубами в метку на шее женщины. Она почувствовала легкое головокружение, когда ощутила полную, великолепную обнаженную грудь Беллатрикс своей, а затем ведьма полностью опрокинула ее на спину, придавив своим весом.

Не было никакого удовольствия, они не занимались любовью, это была кульминация их бесконечной войны.

Между ног Гермионы было так влажно, когда Беллатрикс шлепнула ее по обнаженной коже, а затем скользнула рукой вдоль живота, вниз, словно пропуская через тело электрический разряд.

Гриффиндорка напряглась.

Неужели она…?

У Гермионы перехватило дыхание, когда Беллатрикс оторвалась в последнюю секунду, заглядывая ей в глаза.

Этот взгляд был абсолютно таким же, как тогда, когда она укусила ведьму на диване. Такой мучительный…

И ужасно сокрушительный.

И на этот раз не было представлений о последствиях, понятий о правильном и неправильном, или сожаления, была только голая, единая ненависть, необходимость затянуть Беллатрикс в то же пекло, которое ведьма сотворила для нее.

И все же Беллатрикс остановилась.

Возможно, в этот самый момент колебания она заметила в ведьме проблески человечности.

Но единственным, чего хотела Пожирательница, было желание увидеть, как далеко зайдет Гермиона, не остановится ли, не попятится ли назад, испугавшись.

И Гермиона не остановилась.

Она рвано закричала, когда Беллатрикс впилась зубами в шею, совершенно не заботясь, властно сдавливая. Длинные пальцы скользнули внутрь нее, а один прижался к чувствительному сгустку нервов.

Это происходило. На самом деле. Невероятно.

— Это то, что ты хотела, да? — шептала ей на ухо Беллатрикс хриплым рваным голосом. — Ты просто не могла уйти без этого, не так ли, малышка?

И все же они никогда не могли уйти от этого противостояния.

Я ненавижу ее!

Гермиона ощутила вспышку гнева, хотела отрицать сказанное, ответить, но ничего не смогла сделать, когда два пальца погрузились внутрь нее без предупреждения.

Она думала, что нет ничего лучше поцелуя с Беллатрикс, но это?

Это было неописуемо.

Было так приятно, что это наконец случилось; гриффиндорка даже не могла до конца поверить в это удовольствие.

— О! — всхлипнула Гермиона.

Она схватилась за плечи Беллатрикс, вжимаясь в простыни, когда пальцы женщины врезались глубоко в нее, толкаясь внутрь, сразу же задавая восхитительный жесткий темп.

Это было ужасно хорошо. Ее бедра двигались в такт пальцам Беллатрикс, и она нахмурилась при виде того, как ведьма жадно смотрела на нее, слишком самоуверенная в своих движениях.

Это так… Так чертовски, так потрясающе, так ахуеть как хорошо!

Это было неправильно, все было так неправильно и порочно, и она ненавидела Беллатрикс всем своим существом за то, что она делала с ней, за то, что она заставляла чувствовать ее, за то, что не сделала этого раньше.

— Это все, что я должна была сделать, чтобы избавиться от тебя, грязная девчонка? Трахнула тебя так, как ты хотела? — пылко произнесла Беллатрикс.

Она нависала над Гермионой с маниакальным взглядом. Она жарко и быстро дышала ртом ко рту Гермионы, но брюнетка едва могла вдохнуть, не говоря уже о том, чтобы поцеловать эти насмешливые губы.

Она таяла с каждым рывком пальцев Беллатрикс. Мышцы живота дрожали. Она отчаянно цеплялась за плечи ведьмы.

— Тогда получи это, чтобы я, наконец, избавилась от тебя. И теперь ты будешь жить с осознанием, что больше никогда не сможешь избавиться от меня.

Как Беллатрикс смела продолжать играть так, будто все это одностороннее, как она смеет…

Даже в муках экстаза Гермиона дрожала от этого эротического голоса.

Удовольствие разливалось по телу, враждуя с ненавистью и гневом. Она подавляла всхлипы, над которыми насмехалась женщина.

Я ненавижу ее, ненавижу ее, ненавижу!

Гермиона гневалась все больше и больше. Она царапала спину Пожирательницы смерти и выводила красные полосы по бледной коже, пуская немного крови. Беллатрикс ответила на это вскриком и рычанием, толкнув еще сильнее, чтобы Гермиона закричала громче.

Гриффиндорка начала паниковать. Она уже была на краю, ощущала, что подходила к концу. Каким-то образом это ассоциировалось с поражением в ее голове.

Она не была слабой, не была беспомощной, теперь даже Беллатрикс не смела отрицать этого.

Она сунула руку меж их телами, и хаотично нащупала самую чувствительную точку Беллатрикс.

И резко прижалась к ней.

Беллатрикс громко зарычала, выбив воздух из легких Гермионы. Рука, державшая гриффиндорку, бездумно ударилась об спинку кровати, сжимая ее, когда Беллатрикс дёрнулась вперед. Гермиона обхватила ее за талию и быстро скользнула пальцами по этой невероятно влажной промежности, едва соображая от возбуждения.

Я довела ее до этого. Это все я. Я сделала Беллатрикс, мать ее, Лестрейндж бесстыдно мокрой.

Это было волнующее, потрясающее чувство. Даже магия не могла сравниться с этим.

Снова и снова ее пальцы скользили по клитору Беллатрикс, набирая скорость. Прикосновения к Пожирательнице было самым приятным движением, которое она когда-либо делала.

Это было неправильно, она должна была остановиться, но знала, что никогда не сделает этого. Слишком поздно.

Это была война, сражение, поле битвы. С толикой крови и удовольствия.