- Ага, а почему у нее черный кот живет? А почему молоко киснет, кода она в гости приходит? А почему…

- Нет, нет! Не о том мы! Нужно о Лихомане ему сказать… Ой… - молодая девушка, окруженная односельчанами, зажала ротик руками. Все без исключения крестьяне уставились на нее, и немного попятились. – Да… Простите… Забыла… Нельзя…

- Эх, Любимка! Коса долга, да ум короток!

- Даже и не думай, о том, чтоб, об ентом, думать!

- Может пронесет? Не расслышит?

- Ага, Лихо… ой, прости Господи, Ли… Лишай ему на лысину, он да не услышит?

- Вот, откель она взялася, а? Кто девку сюды пустил?

- Куды – сюды? На улицу?

- А старосты то и нету до сих пор…

- Вот, Боромир Фродович, куда ж ты делси…

- Вот зачем она это сказала, а?

- Теперь, все… Призвала. Придет беда – отворяй ворота…

- Стойте, стойте! У нас же барон есть! А пусть и правда нас защитит, а? Ведь ента нечисть раньше полуночи точно не вылезет… Может успеет?

- Да что он смогет-то один? Дружина вон приходила, и что? Все седыми ушли, да половина заики таперича. А вторая половина до сих пор в портки прудит!

- Просто нельзя поминать ее, на погосте-то! Все ведь знают!

- Да еще и на ночь глядя…

- Ну, сделанного, не воротишь…

- Таперича точно придет. Ну, Любимка, выдрать бы тебя… Че? Хворостиной, я имею ввиду!

- Сэр, а Сэр… Тут такое дело…

Но умный рыцарь снова все понял заранее. Какая-то нечисть, селянам жить мешает. Ранее, в своем мире, он нечисти помимо еретиков, колдунов, да ведьм не встречал. Но точно знал – есть она. Все время о ней святые отцы рассказывали, да предостерегали… И вот, сподобил Господь! Одолеет он нечисть поганую, и пейзанам поможет, и во славу Господа подвиг свершит, и наказ Боромира выполнит… И, может, одарит его Дева Мария за усердие очередным ту-ду-ду. Очень уж барону понравилось чувство, которое в комплекте с ту-ду-ду идет.

- Рассказывайте! – потребовал, гордо подбоченившись, барон. – Борьба с нечистью – наипервейший долг крестонесущего рыцаря!

Селяне же, как то с сомнением посмотрели на босого, пушистого, человека. Одно дело дьяку в морду дать, а другое… А хотя, чего мы теряем, подумали они хором. Как это можно – подумать хором, объяснить сложно, но у местных получилось.

- Так вот, тут такое дело… - вперед снова вышел толстяк, которому юс прайм ноктис был интересен. – Староста наш, запропастился куда-то. С обедни не видать, а то б мы к нему сразу, первым делом, ага… Общинные дела, энто он решает, но кады не могет – я за него. Митрофан Силович я, значится. И вот, хочу тебя попросить, Сэр, раз уж ты бароном работаешь… Селенье наше защити, а? А уж мы не поскупимся, энто… отблагодарим… за энто… значица…

Селяне закивали, соглашаясь. Над головами, даже у тех, у кого ранее не было, появились желтые загогулины с точками.

Константин хмыкнул и уже привычно нажал подушечку с двумя буковками. Кнопку да, поправил он себя.

Загогулины резко сменили цвет, из желтых став бледно синими. А перед глазами рыцаря побежали строчки, но он не обращая на них внимания обратился к заместителю старосты.

- Что за нечисть-то? Искать где? Вообще, расскажи все, о ней.

- О нем… Но, энто, имя я его говорить не буду… Здеся… Вон, вякнула одна, и то боимся теперь… У прошлый раз, такое было, такое… Вот выйдем за погост – там и скажу. А вы, други, расходитесь… Да хорошенько помолитесь за упок… Хмм… во здравие смелого Сэра. Ему сегодня любая подмога сгодится, даже малая… Вы энто и сами знаете…

И повел, мало что понявшего Константина, прочь из селенья. Крестьяне, тоже, кто поодиночке, кто малыми группами, стали расходиться. Причем, как-то грустно, будто извиняясь, поглядывали на барона. Видно было, жалеют уже, что невинного человека на такое опасное дело подрядили.

- Лихоман, тьфу на него, энто чудищ такой… - стал объяснять Митрофан Силович, когда от блжайшей избы уже шагов пятьдесят было. – Живет на старом кладбище, еще прапрадедами нашими заброшенном… И проклятом. Потому, заброшенном, что никто не помнит ужо, кто именно там похоронен. Но померли они давно, а значитца, не по-христиански погребены. Ни одного креста на том кладбище нету, лишь плиты каменные да булыганы с закарюками странными-позабытыми. И плиты эти каменные, будто домики установлены, а внутри покойники… С косами. Иногда, ночами безлунными, когда не спится им, выползают они оттуда и стоят вдоль дороги… Многие их видели, тут главное не подходить, и не заговаривать… А то с собой утащут. Вручат косу… И будешь тоже… с ними… стоять… В тишине. Тоске. И энтой… маниакальной депрессии, вот.

- Так у вас не одно тут чудище? Еще и умертвия водятся? А куда же церковь смотрит? А барон ваш? – Константин, прямо в ярость пришел. Да как они допустили! Нет, ну вот тебе и православные! На его землях никогда такого безобразия не было, чтоб мертвые, да с косами, да еще и в депрессии, прости Господи… что это значит то? Наверное, саван такой. – Нужно священника, срочно! Пусть упокоит усопших!

- Да усопшие, энто что… Ну стоят себе молча, грустят в тишине… Если их не трогать, то и не мешают вовсе. А вот Лихоман – другое дело. Обычно его староста усмиряет, когда он особо буйствует. Есть у старосты нашего секрет какой-то. Но тот отдохнет месячишко, и снова за старое. А вот, кады, старосты нету – по делам уедет, али в запой… кхм… Или отдыхает, в общем… вот тогда беда-а. Стоит имя чудищное назвать – обязательно придет ночью. Туда, где его помянули. Или к тому. Одного нашего Боромира Фродовича и опасается. Ну, еще и батюшка наш, отец Ставросий, ему разок кадилом промеж глаз заехал, так Лихоман с тех пор косить начал. И от церкви подальше держаться. А в других местах спасу от него нету. Всю округу затиранил. Ужо и дружину вызывали, дабы на совсем его прибить, али прогнать туда, откель явился… Но не судьба, видно. Перепугал он дружину, и еще злее стал.

- А чего он делает то Лихоман ваш?

- Пугает. Очень страшно пугает, и тем страхом питается. А когда не боятся его, так и по-настоящему сожрать может. Вот потому, значится, мы его бояться предпочитаем. Побояться полночи лучше, чем навсегда съеденным быть.

- Вы же тем самым силы темной твари отдаете! Как можно! Нужно с молитвой святой, да мечом его, да на ломтики!

- Не воины мы, - вздохнул бородач. – Да и были бы воины… А дети? А бабы? Да и дружина, вон… Там такие молодцы… были. А теперь? Развалины трясущиеся… И ссущиеся…

- Все, я все понял! – глаза рыцаря отважно сверкнули, он выпрямился. – В какой стороне кладбище? Ясно. А далеко? А пятнадцать минут – это сколько в милях? Ага… Где взять меч, я знаю, дело это святое, богоугодное, не станет возражать староста! Можете не бояться, никто к вам ночью не придет! Дес Вальт!

13. Ну 13я… Несчастливая глава.

А потому ну ее нахрен.

Не будет ее. Перейдем сразу к 14-й.

А то отхватит в ней Полбу еще от Лихомана.

14. Меч и щит.

В доме старосты все также - застывшие граф и епископ не сдвинулись ни капельки. А вот еды на столе явно уменьшилось, видно, постарался кто-то. Константин вздохнул, сетуя на отсутствие мяса, цапнул один из последних пряников и вышел в сени.

Короб, все так же открыт, все вещи на месте.

Рыцарь достал меч, на полфута вынул его из ножен. И обомлел. Меч, очень легкий, хоть и чуть длиннее стандартного пехотного, но короче и уже бастарда, чернильно-черного цвета, по всей длине клинка покрыт узорами. И по долу, и на гранях… Присмотрелся к кромке. На вид острая. Рукоять – в полтора обхвата. Гарда – простая, крестом. Яблоко – будто из черного хрусталя… То, что нужно. Встал, обнажил меч целиком, примерил по руке, сделал пару взмахов… Удобно! Будто для него кован!

- Господи Иисусе!

По руке, побежали бело-голубые искорки и заиграли на клинке мелкими суетящимися молниями. От неожиданности, Полбу разжал пальцы, и меч… не упал! Держался на ладони будто приклеенный.