В моей голове эхом раздался голос Грега:

«Она была робкой и напуганной и вечно хотела, чтобы кто-то сказал, что ей надо делать…»

Ох, блядь.

Ох блядская блядь, блядь, блядская блядь, блядь, блядь.

Я встал на колени и вроде как прополз разделявшие нас пару футов, приблизившись к ней, а когда потянулся, чтобы прикоснуться, она отпрянула.

– О нет… нет… Николь…

Я отдернул руку и наблюдал, как она обхватила свои колени руками.

– Я не хотел… не так… дерьмо.

Мне нужно было выбраться отсюда. Мне нужно было увезти ее отсюда.

Я встал и склонился к ней, скользнул ладонями ей под коленки и под спину и поднял на руки. Отчасти я ожидал, что она шлепнет меня по рукам, но она этого не сделала. Совершенно не протестовала.

Блядь.

Я быстро нес ее по коридору, не устанавливая ни с кем зрительного контакта, мы вышли в двери и направились прямиком к моей машине. Не знаю, что у меня было на уме, я действовал чисто на инстинкте – на инстинкте, о наличии которого у себя даже не подозревал. Открыл заднюю дверцу, устроил ее на сиденье, после чего обошел машину с другой стороны. Усевшись в салон, я потянулся и прижал ее к груди, обхватив ее руки своими, и просто шептал ей в волосы.

– Я не хотел, – сказал ей. – Прости. Я не подумал. Пожалуйста, пожалуйста… Николь. Не будь такой.

По крайней мере я понял, в чем ошибся. Каким-то образом я собирался убедить ее, что не похож на того парня из Миннеаполиса – того, кто причинил ей боль. Я совсем не был таким, как он.

Ведь так?

Я долгое время держал ее в своих объятиях, просто прижимая к груди и говоря ей снова и снова, как сожалею об этом. Сначала она просто неподвижно сидела, ссутулившись, но спустя пару минут я почувствовал, как ее руки обвили меня за пояс.

– Я сожалею, – вновь прошептал я. Мои руки напряглись, и я прижал ее ближе. – Я пытался… Я имею в виду, я только хотел… помочь…

Я не знал, что еще сказать.

– Я знаю, – ответила она.

Я прижался губами к ее макушке.

– Я не хотел тебя расстроить.

– Знаю, что не хотел, – сказала она.

Мы молчали довольно долго, прежде чем она снова заговорила.

– Он всегда говорил мне, какая я неряха, – тихо сказала она, и я слышал, как ее дыхание чуть сбилось. – Говорил, что если бы я не была такой глупой, то могла бы быть организованной. Я пыталась объяснить ему, что всегда знала, где у меня что лежало… но он часто вообще не слушал, что я говорила.

Я стиснул зубы и постарался сдержаться, чтобы не садануть кулаком по стеклу. Закрыл глаза и досчитал до семидесяти шести. Наконец я был в состоянии говорить без рычания.

– Он бил тебя? – тихо спросил я. Мне не хотелось, но все же я должен был знать. Она молчала довольно долго, и я чуть сильнее стиснул ее в объятиях.

– Только раз, – в итоге сказала она.

Я зажмурился, стараясь обуздать гнев, который угрожал выплеснуться на поверхность моей кожи, возможно, образовав волдыри, или как минимум напугать ее до усрачки. Именно вероятность этого и удерживала меня в узде.

– Если ты назовешь мне его полное имя, я уничтожу этого ублюдка.

Я почувствовал, как она покачала головой.

– Нет, – прошептала она мне в грудь. – Я не хочу, чтобы ты что-либо предпринимал.

Я сидел неподвижно и старался сделать несколько глубоких вдохов.

– Если это то, чего ты хочешь.

– Именно этого я и хочу.

– Мне это не нравится, – сказал я, просто чтобы разъяснить ей свою позицию.

– Знаю, – ответила она. – Просто… не надо.

– Не буду, – пообещал я и, подумав секунду, добавил: – Но если я когда-нибудь увижу его на футбольном поле, все обещания отменяются.

Я скорее почувствовал, чем услышал ее смешок.

– Ты должна говорить мне, когда я делаю что-то, что тебе не нравится, – сказал я. – Я хочу, чтобы ты мне это говорила. Не хочу быть хреновым бойфрендом.

– Это же все понарошку, Томас, – усмехнулась она. – Просто на публику.

Я напрягся и посмотрел ей в глаза.

Сейчас или никогда…

– Что, если… – слова застряли у меня в глотке. Я сглотнул и попробовал снова: – Что, если я не хочу притворяться?

Глаза Николь чуть сузились, брови сошлись у переносицы, и она подняла на меня взгляд.

– Томас… – мягко сказала она. – Это не… не по-настоящему.

– Что, если я хочу, чтобы это было по-настоящему? – прошептал я и придвинулся к ней еще ближе, как будто это вообще было возможно. Медленно провел ладонью вверх по ее руке, остановившись на щеке, после чего наклонился, заглянул ей в глаза и прижался губами к ее.

Я услышал, как она резко втянула воздух, а затем издала тихий стон, прижалась ко мне сильнее, и ее губы впились в мои. Моя голова чуть склонилась в сторону, желая большего. Я целовал ее снова и снова. Склонил голову в другую сторону и почувствовал, как ее рука сжала мой затылок, прижимая ближе к себе. Я чуть приоткрыл рот – лишь настолько, чтобы мой язык дотянулся и коснулся ее губ.

Она без колебаний приоткрыла рот мне навстречу, и теперь был мой черед застонать.

Она была так чертовски хороша на вкус. Николь потянулась и коснулась своим языком моего, я без стеснения лизнул ее губы, прежде чем ворваться в ее рот. Мой язык исследовал ее, и те тихие короткие стоны, которые она при этом издавала, почти подвели меня к краю.

– Я не хочу притворяться, – снова произнес я, не разрывая поцелуя. – Хочу, чтобы это было по-настоящему. Я хочу тебя…

Я почувствовал, как она кивнула, не сказав ни слова и не отрываясь от меня. Ее язык вновь проник в мой рот и пробежал по моему. Я не мог этим насытиться и впился в него губами, в то время как мой собственный язык путешествовал по ее. Николь усилила нажим, и я ударился головой о подголовник сиденья, в то время как она залезла мне на колени и начала целовать по-настоящему.

Так чертовски хорошо…

Она скользнула руками мне на плечи, а затем снова перевела их на мою грудь. Слегка царапнула меня ноготками через ткань моей джерси, отчего я простонал ей в губы, а затем опустил руки вдоль ее спины и прижал к себе, пока мы продолжали целоваться, и целоваться, и целоваться.

В какой-то момент, как раз перед тем, как нам бы понадобился бальзам для губ, Николь отодвинулась, разрывая поцелуй, и ее глаза снова встретились с моими. Она раскраснелась и тяжело дышала, но, что самое главное, в ее глазах снова был огонь. Я наклонил голову и еще разок легонько ее поцеловал.

– Если это будет по-настоящему, – сказала она, – нам нужно кое-что четко разъяснить.

Николь выпрямилась на сиденье, приподнявшись так, чтобы наши глаза оказались практически на одном уровне. Она взяла мое лицо в ладони и удерживала на одном месте.

– Что? – спросил я, слегка занервничав.

– Томас Мэлоун, никогда больше не вздумай снова трогать мое барахло, ты меня слышишь?

Мое лицо непроизвольно расплылось в улыбке.

– Ты думаешь это смешно, Мэлоун?

Я отрицательно покачал головой.

– Я думаю, что ты красавица, – сказал ей. – И мне нравится, когда ты так меня называешь, Румпель.

– Как? Мэлоуном? – спросила она, покачивая головой. – Но так тебя зовут.

– Взамен за это имя, в котором нет твоей и части, всю меня возьми!⁶³

Она сердито посмотрела на меня, но я заметил, как дернулись уголки ее губ. Вновь наклонившись, подхватил губами ее нижнюю губу, посасывая и пробегая по ней кончиком языка. Ее пальцы снова зарылись в мои волосы, и она притянула меня к себе. Я медленно отодвинулся, упиваясь ощущением ее пальчиков, подергивающих пряди моих волос.

– Разве тебе не нужно тренироваться перед сегодняшней игрой? – спросила она, приподняв брови.

Я уткнулся головой ей в плечо и сильнее ее стиснул.

– Да, наверное, – сказал я, пожимая плечами.

– Может, тогда тебе стоит отправиться туда.

– Наверно стоит.

– И тебе стоит сегодня играть чертовски хорошо, – добавила она. – Я ожидаю игру в ноль.