«Знал, как представить,- подумал Александр Иванович, подходя к строю.- Разжигает страсти у этих болванов. А они стоят, вытаращив глаза и раскрыв рты. Тоже мне офицеры! Ремни сползли на самые бедра, отощали, что ли? Ноги, словно у кавалеристов, колесом. Сброд какой-то. Только у полковника военная выправка малость чувствуется. Наверное, из юнкеров».

- Мы прибыли из части особого назначения,-начал Козлов. Язык не повернулся назвать их господами.- В эту часть мы отбираем только смелых и сильных, которые не боятся: ни огня, ни воды, ни черта, ни сатаны. На работу чрезвычайно сложную и опасную.

«Что он их запугивает? - подумал Вурст и искоса посмотрел на Козлова.- Какой же дурак после этого согласится!»

- Кто желает поступить к нам,- продолжал. Козлов,- прошу выйти из строя. Полковник, дайте команду три шага вперед.

- Желающие, три шага вперед! - крикнул: командир запасников.

Из строя никто не вышел.

После неловкой паузы Вольф спросил:

- Полковник, у вас что, нет патриотов?

Командир растерянно пожал плечами.

- Должны быть, господин капитан. Они еще раскачаются.

- Тогда потрудитесь раскачать их, да побыстрее. У нас нет лишнего времени.

- Господа офицеры! - обернувшись к строю, крикнул полковник.- Своей нерешительностью вы заслужили упрек господина немецкого капитана. В чем дело? Неужели среди вас нет смелых и сильных?

- Разрешите вопрос? - В строю шевельнулась узкая, с высоким лбом голова.- Что это за часть? Желаем знать поточнее. Ежели танковая или пушечная…

- Артиллерийская, - покраснев, уточнил полковник.

- Ежели танковая или артиллерийская, то^ мы этого не проходили. Стало быть, желательно знать.

Вольф махнул рукой: дескать, вопрос ясен.

- Служба в моей части,- нервно задвигал он нижней челюстью,- не связана ни с танками, ни с артиллерией. Высшее образование нам не нужно. Требуются, как уже сказал вам поручик Меншиков, смелые люди, патриоты нашего общего дела. Я убежден, что такие среди вас есть. Я даю вам час на размышление. Прошу разойтись и подумать. Желающим явиться в штаб полка… Лично ко мне…

- Вот вам и живой пример,- сказал зондерфюрер, когда они втроем расположились в кабинете командира полка, ожидая добровольцев.- Три шага вперед… Позор! Ничего подобного я еще не испытывал.

- Не взвинчивайте нервы раньше времени,-недовольно буркнул капитан Вольф.-У русских есть пословица: цыплят считают осенью… А мы начнем считать их через час.

Действительно, ровно через час раздался первый осторожный стук в дверь. Вошел низкорослый, плечистый, молодой на вид парень в таком же, как на Козлове, френче с нашитыми на левом рукаве тремя буквами: «РОА».

- Шитаренко,- представился он совсем не по-военному, сдернув с головы фуражку.

- Вы решили пойти в нашу часть? - спросил Вольф.

- Пожалуй, пойду… Все равно сидим тут… Погибать так погибать.

- У нас не погибают. Вот видите - поручик два года у нас, и живой. Конечно, война…

- О том и говорю,- обронил Шитаренко.

- Мы из германской военной разведки,- продолжал Вольф.- Если согласны, зачислим в разведшколу. После обучения будете направлены в тыл Красной Армии. Со специальным заданием. Принуждать не намерен: желаете - скажите, не желаете - тоже скажите.

- В тыл, стало быть? - Шитаренко мял в руках фуражку.

- Я же сказал вам.

- Ладно, ежели в тыл - согласен.

- Меншиков, запишите его,- словно опасаясь, что тот раздумает, поспешил распорядиться Вольф.- А вы,- он строго взглянул на Шитаренко,- свой язычок подержите за зубами. О нашем разговоре в полку ни слова. Учтите, руки у разведки длинные, уши тоже. Дня через два за вами приедут. Форму эту снимете, выдадим вам свою. В школе будете рядовым слушателем. Выполните первое задание, присвоим звание.

Записывая Шитаренко, Козлов подумал: «Этого надо, пожалуй, держать на примете. Мечется он, не знает, к какому берегу пристать. Русская освободительная армия его больше не устраивает: «Все равно сидим тут». Настроение подавленное: «Погибать так погибать». Словом, присмотреться к нему стоит».

Зато следующий, явившийся после Шитаренко, был настроен по-боевому. Этот давно рвался в атаку. Ждал и никак не мог дождаться случая отомстить за отца, убитого красными под Каховкой.

- То, что нам нужно,- сказал о нем капитан Вольф. Он даже пожалел, что согласился зачислить первого. Вычеркнуть, конечно, не поздно. Однако сперва надо посмотреть, сколько еще придет.

А пришло меньше, чем нужно.

Пассивность офицеров полка РОА вконец расстроила обоих гитлеровцев. Весь обратный путь в машине держалась гнетущая тишина. Козлов тоже старался напускать на себя хандру: хмурил брови, тяжело вздыхал, нервно барабанил пальцами по стеклу кабины. А на душе было легче, чем с утра. Даже отщепенцы не хотят служить оккупантам!

За время, пока отсутствовало руководство, в школе случилось чрезвычайное происшествие. О нем доложил зондерфюрер Унт.

- Господин капитан,- не дожидаясь, когда Вольф выберется из машины, мрачно сказал он,- только что один кокнул себя…

Первым отозвался Вурст:

- Я же говорил… Я предупреждал… Создали невыносимые условия, и вот…

- Кто застрелился? - не обращая внимания на его трескотню, спросил Вольф.

- Да этот цыган… По кличке - Черный.

Меншикова сцапало энкаведе. Оно перевербовало его и вернуло со своим заданием. Меншиков работает у нас, но против нас… Лейтенант Фуксман готов был дать голову на отсечение, что это именно так. Из всех сомнений, с которыми он прожил трудный минувший год, это сомнение было самым постоянным и глубоким. И оно причиняло ему мучительное беспокойство.

Трайзе явно устарел для разведки. Он становится излишне доверчивым и глупеет. Если бы там, наверху, видели это, они давно бы назначили на его место лейтенанта Фуксмана. Но те, от кого зависит судьба шефа «Абвер-команды-103», словно ослепли.

А дела идут все хуже. Как человек, ответственный за подготовку и засылку в тыл Красной Армии немецкой агентуры, Фуксман чувствует это больше других. Сколько забросили туда разведчиков и радистов, а что толку? Где они и чем занимаются? Какой ценной информацией порадовали фронтовое командование?

Несколько раз лейтенант Фуксман порывался откровенно поговорить об этом с шефом. Но старик и рта не дает открыть. Нечего, мол, всякие домыслы на песке строить, надо заниматься делом. Какие конкретные факты у нас против Меншикова?

А фактов никаких. Где же их возьмешь, эти факты? Он слишком осмотрителен и осторожен. Капитан Вольф характеризует поручика как инициативного и трудолюбивого. Заменил им Щукина, представил уже к званию капитана… Трайзе, конечно, поддержит, надеяться тут не на что.

Надо, пожалуй, самому попытаться еще раз прощупать Меншикова. Если чекисты заслали его шпионить в школе, рано или поздно он должен будет передать им первую информацию. Не пойти ли ему навстречу: предложить вторично навестить Романова? Предлог нетрудно придумать - ему опять нужны деньги, документы и питание для рации. Это такая возможность, за которую Меншиков ухватится обеими руками. Из патриотических побуждений, конечно: готов выполнить любое задание немецкого командования! И чем охотнее согласится, тем скорее разоблачит себя.

Уверенный в успехе, Фуксман явился к шефу. Он вошел в кабинет в тот самый момент, когда полковнику позвонило вышестоящее начальство. Судя по выражению его лица, разговор был приятный, что, честно говоря, наблюдалось все реже и реже. Он продолжался недолго, и Фуксман вскоре подробно изложил шефу свой план. Пожалуй, ни одно самое крупное поражение на фронте не вывело бы шефа из себя до такой степени. Лицо его неузнаваемо исказилось, стало каким-то фиолетовым.

- Вы кому яму роете, лейтенант! - в приступе бешенства заорал полковник.- Меншикову или мне? Вы не мальчишка… Вы отлично понимаете, что такое для нас Меншиков… Если бы его там сцапали, как вы утверждаете, мы не получали бы от Романова ценнейших для нас разведданных. Да вы и в нем сомневались. Я до сих пор храню в сейфе копию радиограммы, которую еще в сентябре прошлого года направил Романову по вашему настоянию.- Трайзе рванул на себя дверцу сейфа и выхватил оттуда коричневую папку.- Вот она, полюбуйтесь, сами сочиняли: «Вашим сведениям недостает конкретности: номеров частей и цель эшелонов. К тому же вы все больше и больше позволяете влиять на себя моментальным положениям… Не позволяйте,- читал Трайзе.- Операции наших войск происходят по плану, даже если отдаем местность». Вы допустили необоснованные упреки и выразили сомнение в его патриотизме. И что же ответил нам тогда Романов? - Трайзе извлек из папки бланк, на котором от руки был записан текст расшифрованной радиограммы.- Вот, полюбуйтесь: «Ваша телеграмма глубоко нас обидела. Неужели на нас могли повлиять успехи большевиков? Нам отступать поздно. Если что и случится - надеемся, вы нас выручите. Пятого октября тысяча девятьсот сорок третьего года».