Офицер махнул рукой - ладно, чем возиться с ней, пусть лучше остается.

Галя бросилась к своей спасительнице, расплакалась. Женщина ввела ее в дом, переодела, накормила, познакомила со своей дочерью…

- Со мной, значит,- вставила в рассказ подруги Тося Сизина.- Мама у меня добрая, сердечная. Да и отец добрый. Только фашисты старостой его сделали. Старенький он, эвакуироваться не смог, а они пристали к нему. Попробовал отказываться - связали, сволочи, и веревочную петлю на шею. Тянули, пока не согласился…

Отец Тоси рассказал девушкам о партизанском отряде «Дедушка», посоветовал, как его найти. А вскоре они стали разведчицами. Сначала ходили в Ельню, теперь в Дорогобуж.

- Много их там, вшивых фрицев? - согреваясь крепко заваренным чаем, спросила Галя.

- Хватает,- ответил Козлов.- Я сам только вчера ходил в город. Тоже в разведку.

- Вот здорово! - обрадовалась Галя.-Тогда подскажите нам, как лучше пройти туда.

- Нет, не подскажу.

- Это почему же?

- Да потому, что делать вам там нечего. У меня есть все нужные разведданные. Вот и отнесете их в штаб.

- Ну, так неинтересно,- разочарованно протянула Тося.

Козлов рассмеялся:

- Ишь вы какие, «неинтересно»! Кто ж ради интереса в разведку ходит? Главное, чтоб сведения были. Вот я и дам их вам. Численность немецкого гарнизона, количество огневых точек, их расположение. Что же еще?

- Да вроде ничего больше и не нужно,- примирительно сказала Галя. И, взглянув на подругу, спросила: - А что, может, и не пойдем? Время сэкономим, это тоже выгодно.

- Ладно, не пойдем,- вздохнула Тося. Ей, видно, уж очень хотелось самой разведать фрицев.

Они допили чай и стали собираться в обратный путь. Козлов в разведдонесении Дедушке подробно обрисовал положение в Дорогобуже. В конце сделал приписку: «Поскольку в моем отряде нет ни врача, ни фельдшера, а случаи простудных заболеваний имеются, товарища Вилкову оставляю у себя. Прошу санкционировать».

После бурных словопрений Тося Сизина неохотно ушла с донесением, а Галя Вилкова осталась в отряде.

- Зря вы ответственность на себя такую взяли,- сказала она Козлову.- Командир не простит вам.

- Что же он, шкуру с меня спустит? - не сдавался Александр Иванович.- Ну и пусть… А людей надо лечить. Отдохните с дороги и приступайте.

Но уже на следующий день к вечеру от Дедушки прибыл гонец. Приказ - вернуть Вилкову. Не убедила, значит, приписка…

Настрочил рапорт, вернул гонца. Дисциплина дисциплиной, а отряду без доктора не обойтись. Пришлют - Козлов тут же отправит девушку…

Так Галя Вилкова и осталась в отряде.

Были они с командиром почти одногодки, самые молодые. В бою за Дорогобуж ближе узнали друг друга. И - полюбили. Теперь Галя сама не ушла бы из отряда, даже если бы и врача прислали.

Они поженились незадолго до второго сражения за Дорогобуж, когда немцы бросили на город все, что могли…

Дохнуло свежим предрассветным ветерком, зашелестели над болотом длинные острые листья чакана. С круглых, словно выточенных, качалок легко снимался и плыл по воздуху нежный невесомый пушок. Еще полчаса, самое большее - час, и Козлов поднимет ребят, разбудит Галю, приютившуюся у него на груди, и они опять будут пробираться сквозь этот невыносимый чакан на болото, прятаться от немцев. Сколько же это продлится? Скоро ли развязка? Помощи ждать неоткуда, она не придет. На сотни километров вокруг только фашисты, только враги. Что придумают они с рассветом? Подойдут, как вчера, к самому болоту и в течение всего дня будут наугад поливать свинцом?

Но рассвет начинается иначе. Неподалеку от поляны часовые остановили каких-то людей, назвавшихся партизанами. Старший группы сказал часовым, что они из соединения «Дедушка». После того как их разбили под Дорогобужем, остатки отряда вот такими группами ушли в Кучерские леса. Еще вчера его люди вели неравный бой с карателями. Сквозь вражеский заслон пробились только пятнадцать человек. Многие из них ранены.

Даже сквозь еще не растаявшую темень белели повязки -у кого на голове, у кого на руке. История, рассказанная этими людьми, казалась правдивой. К тому же часовым она живо напомнила их собственную. Пожалуй, надо вести их к командиру. Объединимся, все же веселее будет. А там, возможно, и рванем сквозь вражеское кольцо.

Привели, доложили поднявшемуся навстречу Козлову. Все пятнадцать обступили еще отдыхавших партизан.

- Товарищ политрук, а товарищ политрук! - окликнул Козлов лежавшего рядом партизана. Тот мгновенно вскочил, протер глаза.- Вот тут разобраться надо, вроде пополнение к нам прибыло. Говорят, из нашего соединения.

- Свои,- вставил густой бас.- Чего тут разбираться!..

- Подъем! - крикнул Козлов, и люди зашевелились, вставая и разбирая оружие.- А кто у вас старший? Из какого вы отряда?

- Я за старшего! - к Козлову шагнул человек в черной кожаной куртке и военной фуражке, неумело взял под козырек. И не успел Александр Иванович подумать о том, что этот «старший» мало похож на командира, как что-то тяжелое больно обрушилось ему на голову и золотистые звездочки закружились перед глазами. Он сразу же сообразил, что произошло. Он еще смог услышать команду человека в кожанке «Вяжи их!», быстро удаляющийся топот чьих-то ног и гулко треснувший в лесу выстрел. Потом ему стало казаться, что он проваливается куда-то, и окружавшая его темень, начавшая было редеть, опять сделалась чернильно-густой, непроницаемой.

Александр Иванович пришел в сознание, когда все его товарищи и он сам были обезоружены и связаны. Они стояли теперь рядом с командиром, в изодранных гимнастерках, с исцарапанными в кровь лицами, и заплывшими от синяков глазами исподлобья, хмуро и грозно смотрели на своих соотечественников. Как подло обманули они их в угоду немцам! По щекам Гали катились крупные, розовеющие в лучах восходящего солнца слезы - чистые, прозрачные, невысыхающие. Она не могла смириться с мыслью, что пленили партизан свои же, русские. Она ждала открытого сражения, последнего боя не на жизнь, а на смерть и пе подозревала, что так неожиданно окажется в руках предателей. Нет, не хотелось ей такого конца. Никому не хотелось…

Козлов встал, пошатываясь, обвел затуманенным взглядом своих бойцов. Не найдя среди них политрука, резко повернулся к человеку в кожанке, глухим, неузнаваемо изменившимся голосом спросил:

- В кого стреляли?

Тот скривил в ехидной улыбке губы:

- В твоего комиссара. Понял?

- У, гад! Иуда! - Козлов затрясся, рванул вверх связанные руки.- На виселицу тебя, изменник!

Кожанка снова хихикнула:

- Опоздал, браток, с виселицей. Придется нам с тобой поменяться местами,- полицай выпрямился, надвигаясь на связанного Козлова широкой грудью, скривил брезгливо губы.- Придумал бы я для тебя, красный командир, что-нибудь поинтереснее, расписал бы вдоль и поперек перочинным ножичком… Да жаль, приказали живого доставить. Что ж, доставим. Они в этом деле тоже неплохие мастера. Получше вашего брата расписывают…

Доставить живого… А зачем? Чтоб лично казнить? Немецкой рукой затянуть на русской шее петлю? Или еще для чего-нибудь? Получили бы, гады, удовольствие, да жаль - и связан, и кобура пуста. Пистолет ТТ в кармане у главаря. Твой пистолет.

Русские ведут русских. Ведут, скрутив за спиной руки, окружив усиленным конвоем. Опять вражеское кольцо! Только теперь не отгородиться от него ни зарослями чакана, ни вонючей жижей. Его ощущаешь на каждом шагу. Оступился - крепкий подзатыльник. Отстал на метр - пинок сапога. И ни слова. Русские пе говорят с русскими.

Привалы редки. Первая ночевка в каком-то заброшенном сарае, под замком. И опять Козлову не до сна. Как быть? Себя ни капельки не жаль, а вот Галю, всех остальных… Молодые, добрые, хорошие… Как выручить их?-Что посоветовать? Если гитлеровцы услышат, что они партизаны из соединения Дедушки,- не уцелеть никому.

После захвата партизанами Дорогобужа в город вошли части кавалерийского корпуса генерала Белова. Партизанское соединение было переформировано в стрелковую дивизию. Всем выдали армейскую форму. И на Козлове тоже форма. В малиновых ромбиках петлиц - по два кубика, на рукавах гимнастерки - золотистые, в две узенькие полоски нашивки. Значит, и говорить надо так: из корпуса Белова. Отстали от своих частей, не успели вырваться из окружения…