— Где вы остановились? Университет предоставил вам квартиру? — поинтересовался Германн, откусив кусочек соленого теста.

Ньютон, откинувшись на спинку лавочки, сидел с закрытыми глазами. Он выглядел не столько уставшим, сколько болезненно слабым, хотя внезапные вспышки энергии и быстрая манера разговора, сбивала Германна с толку.

— Ага. Они предложили, но жилье было слишком далеко от университета, а у меня нет машины, так что я отказался и нашел себе квартиру сам, — объяснил Ньютон. А потом внезапно резко открыл глаза и с явным испугом начал хлопать себя по карманам.

— Что случилось? — настороженно спросил Готтлиб. — Доктор Гейзлер?

— Да Ньют я, боже… — Гейзлер с облегчением вздохнул, когда из внутреннего кармана кожанки достал помятый розовый стикер, на котором был написан адрес. — Забыл, где я живу, — криво усмехнулся биолог. — Надо разобраться, как от туда на работу добираться.

Германн кивнул и откусил ещё кусочек брецеля.

Почему ты здесь? Этот вопрос явно читался в карих глазах Готтлиба. Ньютон боялся надолго задерживать взгляд на лице астрофизика. Боялся, что Германн поймет и оттолкнет.

Потому что я схожу с ума и ты моя последняя надежда на спасение, Герм.

— Хочу купить велосипед. У тебя случайно нет знакомых, которые продают подержанный велик?

Готтлиб задумался, но потом кивнул.

— Мисс Мори. Она купила себе на днях более спортивную модель, шоссейник с тонкими колесами. Не самый лучший выбор для Берлина, как по мне, слишком много брусчатки в центре города, легко можно покалечиться. Доктор Гейзлер?

— Мако? Она тоже здесь, в Берлине?

— Вы ее знаете? — удивлённо переспросил Германн.

Ее знал другой Ньютон Гейзлер, тот, который служил военным учёным. Мако Мори появилась в шаттердоме будучи совести ребенком. Слишком маленькая для огромный баз, в которых строились гигантские роботы. Она была приемной дочерью маршала Пентекоста, и вместе с остальным штабом кочевала из шаттердома в шаттердом.

Очень часто она приходила погостить в лабораторию Германна и Ньютона задолго до того, как там остались только они двое, так как финансирование почти не осталось, а значит целую команду учёных держать не получалось. Мако нравилось сидеть на одном из столов и наблюдать за тем, как Ньютон со своими помощниками изучали органы кайдзю. Она тихонько хихикала, когда Ньютон начинал вопить на своих подчинённых, называя их остолопами и болванами. Хотя потом всегда извинялся. Германн тоже часто не выдерживал, потому что его лаборанты работали слишком медленно, не поспевая за ходом его мыслей, тогда он начинал ругаться на немецком. Язык завораживал юную мисс Мори, поэтому как-то раз она подошла к Ньютону и аккуратно дотронулась до его локтя.

— Ньют, Ньютон? — Гейзлер сидел в наушниках, отбивая ритм песни, которая громко орала у него в наушниках, поэтому не сразу заметил девочку.

— А? О, привет, фисташка, — просиял довольной улыбкой Гейзлер.

Мако с сомнением на него посмотрела.

— Почему ты называешь меня «фисташкой»? , — она была низковатой, поэтому чтобы рассмотреть, что творилось на столе у ксенобиолога, ей пришлось стать на носочки.

— Потому что они классные, — просто ответил Ньютон, отложив в сторону скальпель и стянул с рук латексные перчатки. — А ещё у них красивый, редкий нежно-зеленый цвет. Как и цвет твоих глаз.

— Но это орех, — со вздохом сказала Мако, но потом радостно рассмеялась, когда Гейзлер подхватил ее и усадил себе на колени. — А что это? — она тыкнула пальцем в сторону кучки биомассы, которая лежала в металлическом лотке.

— О, это, моя дорогая, мышечная ткань одного из первых кайдзю. Чтобы его достать, мне пришлось очень долго убеждать многих влиятельных людей. Бюрократия — это мой бич… Так что случилось?

Мако Мори отодвинулась подальше от куска кайдзю и посмотрела на Ньютона с очень серьезным выражением лица.

— Можешь научить меня немецкому?

Ньютон уставился на девочку с недоверием. Во всей базе на немецком говорил только он с Германном. Вся документация была на английском, так что особой нужды в этом языке не было.

— Зачем тебе это?

Мако покосилась на вторую половину лаборатории, где работали коллеги Германна Готтлиба.

— Доктор Готтлиб очень интересно рассуждает на немецком, когда говорит сам с собой. И весело ругается с тобой, Ньют, — довольно улыбнулся она.

Гейзлер хохотнул и потрепал Мори по волосам.

— Лучше тебе не знать, что этот зануда говорит на немецком, поверь мне.

Мори расстроенно надула губы и опустила взгляд.

— Сомневаюсь, что грамматика там сложнее чем в японском. Или английском. Мы можем заниматься с тобой, когда у тебя будет свободная минутка. Обещаю, я быстро все запоминаю, — уверила его Мако.

— Что ж, я знаю, что может его жутко обрадовать, — заговорщицким тоном произнес Ньют, а затем наклонился и начал что-то шептать на ухо Мако. Девочка охнула и довольно закивала.

Когда Германн вернулся в лабораторию с двумя стаканчиками кофе вставленных в картонную подставку, он выглядел уставшим и откровенно говоря замученным. Но заметив Мако и Ньютона, которые танцевали под странную мелодию, доносящуюся из динамика телефона Гейзлера, он замер, засмотревшись на них. Мако танцевала умилительно в силу своего столь юного возраста, а Гейзлер дурачился, чтобы рассмешить девочку. Оба самозабвенно танцевали что-то отдаленно напоминавшие макарену, в такт мелодии притопывая ногами. Когда они синхронно прыгнули, разворачиваясь в сторону двери, Мако заметила Германна и просияла, тут же ринувшись к нему.

— Onkel Hermann, hallo! ** — радостно завопила она и крепко обняла Готтлиба за пояс. Тот от такого напора чуть не выронил кофе, но сумел удержать равновесие, аккуратно обнимая Мори второй рукой, чтобы не задеть ее тростью.

— Мако, — растерянно пробормотал он. — Как ты меня назвала?

— Onkel? — девочка подняла на Германна взгляд с широко раскрытыми глазами. — Я не правильно это произнесла?

Щеки Готтлиба заалели смущением и он старался не смотреть в сторону Ньютона, который оперся о свой стол, наблюдая за ними, улыбаясь.

— Н-нет, meine kleine Sterne***, ты все правильно сказала, — тихо произнес Германн.

Мако обернулась к Ньютону и с очень довольным видом ему подмигнула. Правда у нее это вышло двумя глазами, но Ньют понял посыл.

Позже тем вечером Гейзлер и Германн стояли на одной из палуб в техотделе, наблюдая за постройкой нового Егеря, программные коды которые лично написал Германн, потратив на это не одну бессонную ночь.

— Спасибо, — просто сказал Готтлиб. — Это было очень приятно.

Ньютон только улыбнулся и молча приобнял Германна одной рукой. Тусклое освещение ангара скрыло то, какой нежной была его улыбка.

— Доктор Гейзлер? — встревоженный голос Германна выдернул Ньюта из воспоминаний. — Вы знакомы с мисс Мори?

Биолог несколько раз удивлённо моргнул, а потом покачал головой.

— Нет, нет, наверное, однофамильцы. Забудь.

Той ночью Германн очень долго не мог заснуть. Он не ожидал, что в реальности, Ньютон выглядит настолько болезненно, хотя всем своим видом пытается показать, что с ним все окей. Готтлиб не мог понять, почему доктор Гейзлер бросил все и приехал в Берлин. Тихий голосок в его голове предположил, что может быть он соскучился? Германн тяжело вздохнул и покачал головой. В реальной жизни так не бывает, наверняка у Гейзлера свои причины.

У него зелёные глаза и едва заметные веснушки на носу и скулах. Доктор Гейзлер говорит быстро и скачет с темы на тему, совсем как в своих подкастах, потому что ему нравится разговор и он пытается сказать слишком много всего сразу. Германн укутался в одеяло и невидяще засмотрелся в темноту. Ньютон Гейзлер в Берлине, совсем рядом. И с ним что-то не так, по всей видимости уже какое-то время. Германн не знал, как спросить и предложить помощь. Эта мысль грызла его всю ночь, пролезла в сны, в которых ему снился биолог. Он смеялся холодным смехом, говоря, что они в его голове.