Берлин оказывается слишком сложен и несовместим для них обоих, поэтому Германн ведет их. Он свободен от ностальгии, и уж тем более от эмоциональной субъективности Гейзлера. Доктор Готтлиб умеет быть сдержанным, но увлекательным и страстным в своем изложении и в этом его очарование и талант лектора. Никаких посмотрите налево, посмотрите направо. Герм умеет заметить что-то между делом, едва взгляд спутников цепляется за реальность. Он умеет просто наслаждаться действительностью вокруг. Молча. И надеется научить этому несколько излишне шумную чету Гейзлеров. Математик не делает замечаний, он лишь время от времени поглядывает на разбушевавшегося возлюбленного, мягко улыбается и Ньют притихает на пару мгновений.

— Позволь городу самому рассказать тебе свою историю, Meine Liebe. — Напоминает Германн и Джейкоб Гейзлеру лишь остается удивляться, как жизнь свела столь терпеливого и мудрого человека с его гиперактивным сыном.

Ньютон в эти дни ничему не удивляется. Он просто не способен анализировать происходящее, ведь он слишком счастлив для этого. Рядом с ним два самых важных человека в его жизни. Они ладят, над головой светит солнце и все вроде бы настраивается, разве что… Нет. Это все лишь дурное воображение Гейзлера, он не посмеет все испортить, только не сейчас.

— Эй, динозаврик, что с тобой? — начинает Джейкоб, вот уже полминуты наблюдая, как Ньют дергает заусеницу, оставляет, часто моргает и вновь царапает ранку. Слишком привычный жест. Это сомнение.

— Нет-нет. Я в норме. — Ньют быстро прячет руки под стол и по-детски шумно втягивает латте даже не поднимая чашки. — Все отлично. Мы классно проводим время и я чертовски рад тебя видеть здесь и что Германн… ну… Что ты нормально воспринял все это и… Знаешь, его семья совсем иная. Думаю, они будут не в восторге…

— Ньют. — прерывает Гейзлер старший. — Не ври мне. Забыл? Никогда не ври мне, у тебя отвратительно получается. — С наигранной строгостью напоминает отец. — Ты волнуешься не о мнении семьи доктора Готтлиба. Думаю это связано с ним, но тебя на данный момент тревожит что-то иное. — Заключает мужчина внимательно глядя на силуэт математика с другой стороны стекла. Германн продолжает что-то увлеченно обсуждать по телефону, наматывая круги по тротуару вдоль кофейни.

— Вот это. — Выдыхает Ньютон, бросая взгляд на Готтлиба снаружи.

— Это рабочий звонок. — Напоминает Джейкоб. — И он извинился. Манеры у этого мужчины заставляют меня чувствовать себя неловко. В хорошем смысле.

— Это не в его стиле! Весь Берлинский технологический знает, что доктору Готтлибу вне работы можно звонить лишь в случае конца света! Ты видишь приближение Армагеддона?! Я нет. Зато за последнюю неделю он отвлекался на сообщения двадцать семь раз и ответил на восемь… Девять звонков вне работы!

— Динозаврик? Мой мальчик ревнует кого-то?

— Пап, я на идиота похож? — вспыхивает биолог и тут же замолкает. — Это другое… Он слишком хорош для меня. Мне так кажется.

— Ты ревнуешь и я тебя поздравляю, сын. — Ухмыляется Гейзлер старший, отпивая кофе. Похоже, ему нравится обнаружить новую реакцию сына. Значит все хорошо, значит разум малыша Ньюта не полностью скрылся за дверью с надписью «Наука» в надежде спрятаться от непонятного мира. Значит у него есть шанс на нормальность, пусть и весьма относительную.

— Прошу прощения, герр Гейзлер, Ньютон. Иногда наука не ждет. — Напротив раздается голос Германна с характерным аккуратным британским озвончением и Джейкоб отвлекается от мыслей. Мужчина меряет взглядом спутника сына уже сотый раз за эти дни, но так и не может понять, что свело этих двоих. Тут явно есть какой-то замысел, дело не может быть в простом влечении. Слишком сложные составляющие для такого элементарного решения. Этим двоим явно уготовано что-то потрясающее.

— Пааап! — Тянет Ньют, изображая тон капризного ребенка.

— Держитесь друг друга, ребята. — Между делом выдает мужчина и возвращается к изучению меню.

Ньютон лишь пожимает плечами в ответ на немой вопрос Готтлиба и тут же прячет взгляд в чашке с остывающим кофе. Телефон Германна оповещает о новом сообщении и Ньютон думает почему жизнь это всегда так сложно.

После отъезда Гейзлера старшего каникулы завершаются и дни идут один за другим, развиваясь по привычной экспоненте. Находятся в состоянии устойчивого равновесия — в уме прикидывает биолог, бодро шагая в сторону кафедры математики и теоретической физики. Они прожили всего пару месяцев под одной крышей, а Ньют уже думает категориями Герма. Гейзлер кивает знакомым коллегам, обгоняет шайки студентов увлеченно обсуждающих все что угодно помимо учебы и замирает посреди коридора. Сказать что он удивлен, раздражен или возмущен было невозможно. Доктор Гейзлер буквально вспыхнул и сгорел в долю минуты, а виной всему была особь женского пола вьющаяся возле доктора Готтлиба. Просьба заметить, возле его доктора Готтлиба!

Это странное ощущение, нужно прочувствовать на своей коже, чтобы быть в состоянии его описать. В один момент все замедляется, будто падает в свободном полете, а затем ускоряется, и становится жарко, да так, что щеки показывает. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки и охота рычать.

Ньют уже не впервой видит эту дамочку с очаровательной улыбкой и тягой к междисциплинарным познаниям. Почти месяц она докучает своей компанией и никакие невербальные сигналы Ньютона не приносят результата. Он пишет Герму в два раза больше, занимая любую его свободную минуту информацией от интересной до самой тривиальной. Берет возлюбленного за руку. Демонстративно ждет у дверей кабинета в конце дня, задерживается, если приходится задержаться Готтлибу. Короче охраняет, прямо заявляет право на собственность, хорошо хоть территорию не метит.

За пределами университета Ньютон тоже настороже. Он соглашается там, где ранее бы взбунтовал, старается сохранять порядок, по мере сил, хоть это и сводится к складыванию вещей в подозрительные кучки по углам квартиры. Ньют даже вознамерился стать секс идолом для Герма, ввести того в такую зависимость, чтобы математик знал — лучший доктор Гейзлер не только в клонировании и экспериментальной биологии!

Все почти удается, но вновь возникает она. Кто она? Очаровательная любознательная аспирантка? Новая коллега или просто знакомая? Она не привлекла бы внимание Ньюта даже пробегись нагишом через весь университет, но её подозрительная топографическая близость и желание общаться с Германном это совсем иное. Это уже опасно.

Первое что хотел сделать Гейзлер — вторгнуться в беседу. Разогнать этих двоих и махом объяснить всем вокруг и в особенности милой дамочке, что этот парень занят. Основательно и бесповоротно.

— Возможно навсегда… — повторяет который раз за день заветную фразу биолог, и вопреки порыву остается на месте.

Он не дурак, хоть и бесконечно наивен. Доктор Готтлиб ничего не обещал ему, но Ньютон хочет услышать заветное «Навсегда» не только во сне. Он рассчитывает, пусть и молчит, стараясь не вспугнуть напором и быть благодарным за то, что ему пока предложили.

Он верит Германну. Если бы он был ему безразличен, то Герм не терпел бы треп, рассеянность, странноватые пристрастия Ньютона, не сжимал бы его в объятиях и не готовил завтраки. Гейзлер все понимает, но как паршивая собака ничего не может сделать с собой. Он даже не ревнует. Он боится потерять, оказаться смещенным со своего места естественным отбором.

Конечно, взгляните на них. Высокие, уверенные, отстраненные, с хорошо развитыми лобными долями и союзными костями. Они смеются. Эти двое явно понимают, о чем говорят. Они оба в норме. Она даже слишком. Хорошая осанка, красивые волосы, мягкий выговор. Эта особа явно лучше подходит доктору Готтлибу, нежели придурковатый татуированный коротышка.

Биолог тяжело вздыхает, пытаясь ретироваться, но волна негодования и сомнений вовремя сублимируется в волшебное «Какого хрена?!!!» и доктор Гейзлер идет в бой. Идет так целеустремленно, что почти опрокидывает мистера Чои неосторожно выскочившего из — за угла с кофе наперевес.