Германн встретился взглядом с Ньютоном и почти виновато тихо произнес:
— Я пригласил твоего отца к нам и не предупредил тебя. Намеренно, потому что, — он вздохнул, — я, что ж, я… Хотел сделать тебе сюрприз. И это лучше чем купить тебе очередной комикс или поход в кино… Хотя и то и то можно сделать в любое другое время…
Ситуация вышла настолько неловкой, что даже такому спокойному человеку как Джейкобу стало не по себе. Как эти люди вообще умудрились нормально функционировать друг с другом и не умереть от смущения.
— Ох, — пробормотал Ньют. — Ох, блин. Папа!
Он наконец-то стряхнул с себя оцепенение и шагнул отцу на встречу, крепко его обнимая. Гейзлер старший рассмеялся и поцеловал его в макушку.
— Дядя Иллиа передавал тебе огромный привет. Он не смог приехать, — сказал Джейкоб. Ньютон стоял на носочках, чтобы получилось положить голову на плечо, вцепившись ладонями в ткань свитера мужчины.
— Поверить не могу, что ты ничего мне не сказал, пап. И ты, Гермс! Когда ты вообще умудрился? Знаете что, вы оба, кошмар…
Германн наблюдал за ними. Смотрел с какой любовью на лице Джейкоб прижимал к себе сына. С каким почти детским восторгом Ньютон тут же заластился, до хруста в ребрах сжал в объятиях Гейзлера старшего.
— Ой, Герм, а у нас есть что-то покушать, папа наверное голодный после перелета? Да ещё и джетлаг дурацкий. Меня пять дней держал, как я приехал в Германию!
Он рывком подпрыгнул к холодильнику и распахнул его, заглядывая внутрь.
— Ньютон, сядь пожалуйста, я сейчас все дам вам, — тихо попросил Германн.
Ньют замер и посмотрел на него от чего Германн в который раз за день почувствовал, как сильно у него пекут щеки и кончики ушей. На взбалмошном лице Гейзлера было столько нежности и смущения, а ещё любви, что захотелось открыть настежь окно и рассмеяться в холодную ночь. Мой.
Гейзлер кивнул, захлопнул холодильник и стремительно поцеловал в щеку Германна, а потом уселся на стул возле отца, делая вид, что он совсем не краснеет как школьник, которого застукали при первом неловком признании.
Джейкоб ещё как только вошёл на кухню, сразу заметил фотографию, примагниченную к дверце холодильника. Снимок был довольно помятый, складывалось такое ощущение, что его кто-то раз за разом порывался убрать с глаз долой. Но раз за разом распечатанное на матовой бумаге селфи возвращалось на свое законное место.
Если присмотреться, что происходит на этой фотографии, можно безошибочно угадать, кто пытался от нее избавиться, а кто ревностно оберегал ее. На переднем плане было наполовину видно лицо Германна, который усмехался с выражением умиления и почти подросткового ребячества. За его спиной Ньютон с очень сосредоточенным видом, чуть высунув язык пытался собрать воедино столик из Икеи. Из-за уха у него торчал крохотный карандаш с логотипом гипермаркета, а очки криво сидели на носу. По всей видимости сражался он с происками шведского дьявола уже довольно давно, заявив, что справится сам и в помощи не нуждается.
Гейзлер старший беззвучно рассмеялся, когда его сын незаметно, как он думал, попытался отодвинуть фотографию, куда подальше. Германн же, усадив его за стол, чтобы самому передать еду, вернул снимок в центр и поправил его, чтобы не висел криво.
Несмотря на всеобщую усталость, которую ощущали трое мужчин после долгого дня, атмосфера в просторной кухне, которая плавно переходила в гостиную, была спокойной и не напрягающей. Также ощущение удовлетворения после похода, когда за плечами много километров, а ты наконец-то в тепле, накинув на плечи флисовое покрывало. Ноги гудят от усталости, но хочется разговаривать, делиться моментами с близкими людьми.
Ньютон рассказывал отцу об университете, сравнивал его с МИТом, заодно спрашивая как там дела в Бостоне. Германн грел холодные ладони о пузатые бока чашки, Ньютона к слову, его собственную он отдал Джейкобу, потому что она выглядела более презентабельной. Учёный слушал новости о соседях, которых Ньютон знал ещё ребенком, о том где работает дядя Гейзлера, как вся страна готовилась к очередным выборам в сенат.
Германн думал, что вся идея с тем, чтобы пригласить отца Ньюта к ним домой была нелепой, или же он сам будет в этой ситуации нелепым и неправильным. Но он по сути избавил биолога от необходимости представлять его самого перед родственниками. Одна мысль о том, как бы Ньютон переживал перед таким событием заставляла сердце Германна сжиматься. Хотя он и раньше знал, что Гейзлер старший был открытым и понимающим человеком, сейчас же он убедился в этом окончательно.
В реальность его вернул смех Ньютона, который хихикал вместе с Джейкобом. Пальцы Ньюта тронули Германна за ладонь, привлекая его внимание.
— Ой, не могу, — все ещё смеясь, произнес Гейзлер. — Ты счастливый человек, чувак, что не сталкивался со всем этим маразмом в виде избирательной системы Штатов, это факт. Порой я до сих пор не понимаю, как мы прожили там больше двадцати лет…
Германн улыбнулся Ньютону. В этот момент он чувствовал себя как никогда дома, в том самом месте, где он и должен быть. Где его ждут и любят, переживают, если он задержится на работе, а когда появится на пороге, то тут же завалят историями и комментариями. Готтлиб никогда не задумывался о том, что можно ощущать столько тепла под всеми слоями одежды, вокруг сердца, где-то там, где, говорят, душа.
— Вот срань! — отчаянно выпалил Ньют, когда локтем случайно пихнул свою чашку, проливая крепкий чай по всему столу.
Ньютон вообще потрясающе умудрялся портить подобные моменты саморефлексии доктора Готтлиба и его глубокие размышления о концепции счастья, не имея об этом ни малейшего понятия.
Чай стремительно расползся коричневой лужей по деревянной поверхности, опасно подползая к краю. Германн тут же встал и схватил губку из раковины, пока Гейзлер старший подставил свою пустую чашку, чтобы жидкость стекала туда, а не на пол.
Ньютон закусил губу, наблюдая за тем, как его папа на пару с Германном спасают ситуацию. «Простите», только и смог пробормотать он, смутившись то ли от уставшего вздоха отца, то ли от слишком спокойной реакции математика.
— Нам всем пора отдохнуть, особенно тебе, пап, как ты ещё не засыпаешь от джетлага? — спросил Ньют.
В итоге он под чутким руководством Германна постелил отцу в гостиной, отдав ему свою подушку (одну из трёх). А затем зевнул и сонно потер глаза, наблюдая, как Джейкоб ставил на зарядку свой ноутбук.
— Сыграем завтра? У меня здесь есть одна акустическая и Леди, само собой, Гермс наконец-то поверит, что я не только могу истерично вопить, подпевая Секс Пистолс, — фыркнул Ньют.
Джейкоб усмехнулся в ответ и кивнул.
— С удовольствием. К тому же, немного веры в ближнего своего. Доктор Готтлиб наверняка знает, как ты играешь, — заметил он, попутно роясь в своем рюкзаке.
Ньютон вздохнул, сидя на краю дивана.
— Не знаю. Порой мне кажется, что он разобьёт гитару о мою голову.
— Глупость какая, — уверенно ответил Джейкоб. В тот момент из ванны вышел Германн. Его волосы чуть растрепались, а ресницы были влажными после душа.
— Спокойной ночи, мистер Гейзлер, — негромко сказал он, потянув Ньютона за рукав рубашки. — Дай своему отцу отдохнуть, meine Liebe.
После этого обращения, которое так спокойно использовал Германн, лицо Ньютона вспыхнуло розовыми пятнами смущения. Он бросил быстрый взгляд на отца, а потом как-то дергано улыбнулся и крепко его обнял.
— Слава богу завтра не надо на работу. Пойдем погуляем по городу. Все вместе, — сказал Ньютон.
— Конечно. Хороших вам снов, — ответил Гейзлер с улыбкой.
Когда Ньютон, от всей души зевая, поплелся за Германном в коридор, тот растрепал ему волосы от чего биолог тихо хихикнул и что-то сказал в ответ. Джейкоб понимал, что этот момент не для его глаз, но дверной проём их спальни почти напротив входа в гостиную и все было видно. В тусклом освещении ночника Германн остановился и притянул Ньютона к себе, одной рукой запрокидывая его голову в верх, чтобы потом мягко коснуться губами губ. Ньют пару секунд отвечал, а потом забавно дернулся и что-то громким шепотом произнес, почти втолкнул уважаемого доктора в спальню и прикрыл за собой дверь.
