— Да. Это держит в тонусе. Иногда неплохо услышать собственные теории в интерпретации молодых учёных. Сразу видно какие-либо погрешности, потому что это озвучил кто-то другой, — ответил Германн, притормозив на светофоре.

— Да, думаю вы правы. Я настраиваю людям музыкальные инструменты и тоже прошу их сыграть хоть пару нот, чтобы понять, делаю ли я все правильно, — согласился Джейкоб.

Он перевел взгляд за окно и несколько минут смотрел на пригород Берлина.

— Вы скучали по городу? — не удержавшись, спросил Германн.

Джейкоб отвернулся от окна и снял с себя очки, начав протирать их платком из внутреннего кармана куртки.

— Скучал ли я по Берлину? Нет. Мы не расстались друзьями, учитывая всю историю, что произошло со мной, Моникой и Ньютом. Я старался как можно быстрее уехать подальше отсюда, чтобы уберечь сына от горьких воспоминаний, в которых нас обоих бросили за ненадобностью.

— Мистер Гейзлер, — пробормотал Германн, явно пожалев, что спросил. Он отчаянно вцепился ладонями в руль.

Джейкоб лишь тепло, но с грустью улыбнулся.

— Бостон — отличный город. Думаю, Ньютон рассказывал об этом неоднократно. Но я рад, что он смог открыть свое сердце для Берлина и отпустить прошлое. В этом он оказался куда более отважным чем я. Когда он внезапно решил бросить МИТ и переехать сюда, то сказал мне так, словно я сморозил невыразимую чушь. Конечно, это хорошая идея, пап! В Берлине живёт Гермс.

Германн почувствовал, как он медленно залился краской до самых кончиков ушей. Тот факт, что Джейкоб так похоже повторил интонации сына дело только усугубило.

— Gott, — чуть слышно пробормотал он, ощущая на себе взгляд Гейзлера. Если тот и хотел прокомментировать, то все же решил промолчать и не смущать и без того алого Германна.

Постояв в пробках с час, они все же добрались до дома. Ньютон то и дело писал Германну сообщения, комментируя, как ему скучно сидеть, потому что его студенты пишут проверочную работу. Он не замечал, пока отвечал, что на него с едва заметной улыбкой смотрел Джейкоб, прекрасно зная, кому Германн печатает.

Нельзя сказать, что в квартире Германна и Ньютона был бардак. Он, конечно, там присутствовал, но органично смешивался с организованной системой, которую создал Готтлиб. Без хаоса, который вносил Ньют, комнаты были бы подобны на гостиничные номера. Только в рабочем кабинете Германн разрешал самому себе везде раскладывать свои записи и книги.

— Ньют вернётся через полтора часа, — объявил Германн, пряча телефон в карман.

Гейзлер радостно улыбнулся, вешая свою куртку на крючок в прихожей. Его руки раскраснелись на холоде улицы.

— Я приготовлю вам чая, — тут же предложил Готтлиб. — С лимоном?

— С лимоном, — отозвался Джейкоб. Он прищурился, засмотревшись вперёд. — Могу ли я пройти в… рабочий кабинет? Это ваш? Или общий?

Германн выглянул из кухни.

— Кабинет? Наш. Но Ньют обычно сидит в гостиной с ноутбуком на коленях.

— Можно мне? — он указал в сторону комнаты.

Германн кивнул, попутно включая электрочайник, после чего он пошел вслед за Гейзлером в комнату.

В углу возле окна стояла подставка с гитарой Ньютона. Красная, с лакированным корпусом, необычайно громкая, когда Ньют на ней с энтузиазмом играл, выглядя, как самая настоящая рок звезда. Вслух этого Германн не признавал, конечно.

Джейкоб Гейзлер стоял очень близко к гитаре, кончиками пальцев провел по грифу, словно хотел смахнуть невидимую пыль.

— Ньют рассказывал вам историю этой гитары?

Гейзлер посмотрел через плечо на озадаченного Германна.

— Это ничего, если вы забыли. Мой сын порой говорит слишком много. У меня с Иллиой иммунитет, мы научились его понимать.

Готтлиб подошёл на шаг ближе и открыл было рот, но Джейкоб его перебил.

— Я не имел в виду, что вам не удается его понять. Вы заботитесь о нем, как никто другой. Это очень важно. Думаю, ему повезло.

Он обернулся назад к гитаре и присел на корточки, внимательно ее рассматривая.

— Мы собрали ее сами. Я и Ньютон, когда ему было одиннадцать и мы только переехали к моему брату в Бостон. В то время работы у меня ещё не было, поэтому бедному Иллие приходилось тянуть нас всех. Плюс счета, еда, страховка, — он протянул руку и аккуратно снял гитару с подставки. — Вы знаете, как работает биполярное расстройство, доктор Готтлиб? — не смотря в сторону Германна, спросил он, изучая инструмент.

— Период мании, сменяется периодом депрессии и так по кругу, без конца и начала, — негромко ответил учёный. Он подошёл к небольшому диванчику и сел на подлокотник, слушая Гейзлера, сжимая ладонями свою трость.

— Да. В общих чертах так и есть. Это смена состояний. Но я бы сравнил это с синусоидой волной. Чем характеризуется каждая вершина и каждое стремительное движение вниз — это шум и тишина.

Джейкоб повесил гитару себе на плечо и мягко проиграл несколько аккордов, чуть улыбнувшись себе под нос.

— Каждый пик мании — это целая какофония. Самая глубокая фаза депрессии — оглушающая тишина. Ребенку с сомнительной семьей в одиночку с таким не справиться, хоть как бы сильно он не старался. Звуки не находили отклика в окружающих, а книги и комиксы яркие, но немые.

Германн не сводил глаз с отца Ньютона, слушая.

— В начале я отдал ему свою акустическую гитару, Ньютон ее обожал, хотя она была чуть ли не с него ростом. Первые аккорды Жуков были мелодичными, но глухими из-за того, что играл он их именно на акустике. Это не могло заглушить ураган в голове Ньюта. Нужно было что-то особенное. Он нуждался в диалоге.

Пальцы Гейзлера мягко касались струн. Германн и не знал, что можно так тихо играть на электрогитаре.

— На то время мы ели сводили концы с концами и я понятия не имел, как помочь ребенку, который сам не знал, что с ним происходит, почему все кажется таким медленным, а он сам будто бежит со всех ног вперёд. Я решил сконструировать ему гитару, которая могла бы отвечать на его игру, на его мелодии и воздух вокруг них. Знаете во сколько нам обошлось это? — с улыбкой спросил он, бросив взгляд на Готтлиба. — Девять долларов. Самый дешёвый психоаналитик в истории лечения биполярного.

Германн перевел взгляд с лица мужчины на гитару у него в руках.

— Она… выглядит так, словно ее Ньютон купил пару лет назад в магазине.

Гейзлер усмехнулся и снял ремешок с плеча.

— Эта гитара, уважаемый доктор Готтлиб, намного старше чем вы думаете. Гриф мы выпилили из каминной полки соседей Иллии, которые решили переехать, но забирать всю мебель не могли — места в грузовике не хватило. В итоге они собрались выбросить отличную полку, которую я позаимствовал, чтобы в итоге выстрогать нужной формы гриф.

Германн прищурился и наклонился вперёд, рассматривая древесину, на которую указал Джейкоб.

— Полка, как оказалась, была раритетная. Двухсотлетней давности. Странно, как они так лихо решились ее выбросить на помойку. О чудный мир. Возможно, — Гейзлер перевернул гитару тыльной стороной и внимательно всмотрелся, — их смутило, что в некоторых местах древесина была испорчена вредителями. Корпус — это уже из нашего дубового стола в гостиной. Мой брат скрепя сердце разрешил нам с Ньютом издеваться над ним. Дизайн выбирал сам Ньют, так как был фанатом разных рок групп, он мог, если бы кто спросил, с радостью рассказать историю той или иной легендарной гитары. Но в итоге мы решили создать не копию чего-то, что уже было придумано до нас, а что-то собственное и даже немного лучше.

Германн неожиданно вспомнил, как в одном из подкастов, на которых Ньютон был гостем, он сказал, не стоит браться за что-то, если не можешь сделать это отлично, чувак. А если идея стоит стараний, то сделай это хорошо, а затем немного лучше, чем просто хорошо. Теперь он понял, что такой настрой был взят из взглядов на жизнь его отца.

— Форма гитары немного напоминает Телекастер, но с нашим авторским вкладом. А на металлические детали был пожертвован велосипед Ньюта, — со смешком объяснил Гейзлер старший. — Но как выглядела наша красотка — это одно, куда более важно было то, какой она обретёт голос и сможет ли с ней сдружиться Ньютон. Мы дали ей больше свободы — 24 лада, вместо обычных 22, а тремоло система оживила ее, разрешая Ньюту маневрировать и добывать из ее души неповторимые, разные звуки. Мелодичные, подобны волнам или…