Ха-ха, молодец, когда уже запомню, что бывает что-то важнее, чем… Чем мы? Такое разве есть? Мы выиграли войну. Не по отдельности, а вместе. В дрифте нет, я, поэтому… Поэтому спросить об этом было правильно? Германн?
— Чертовски реалистичные сны. Я не знаю, откуда они взялись, но они существуют со мной уже пару лет.
— Прости. Чувак… Я не подумал, что это игра воображения… Просто ты…
Я сейчас все просто по-королевски испоганю, закрой рот, Ньют, ради бога!
— Просто я не похож на парня, который мечтает о подобном. — Спокойно договаривает док, подтягивая любимого ближе. Закутывает в одеяло, прижимает к себе. — Ты прав. Но если ты мечтаешь о подобном, я могу сделать это явью.
Коснешься моих мокрых от слез щек своими губами? Коснись моего мира своими кончиками пальцев.
— Теперь могу. В этом мире, ведь отныне он тот. — предлагает Германн и Ньют бешено кивает в ответ, потому что горло перехватывает от волнения. Он об этом мечтал и он согласен.
Комментарий к Fur immer ist unser Heute
Fur immer ist unser Heute (нем.) - Forever is our today (с).
========== Aber du bist immer da mit dem Lacheln ==========
Стоя в пробке на подъезде к международному терминалу аэропорта Шенефельд доктор Готтлиб был твердо уверен, что ни смотря ни на что он все равно абсолютно не спонтанный человек. Боже упаси, для неожиданных ситуаций есть Ньютон с его харизмой, которая либо в момент способна подкупить людей, либо отпугнёт их минимум на расстояние трёх метров.
Когда за учёным защелкнулась дверца машины, а он сам зашагал в сторону входа, Германн знал, что это не спонтанное решение. Но он не сказал Ньютону не потому что, считал свою затею плохой, как раз наоборот, а потому что биолог очень давно косвенно упоминал об этом. И он скучал. Откровенно и как-то по-детски наивно.
Не сказать доктору Гейзлеру, когда он направляется было самую малость подло. О сюрпризах обычно молчат. В этом вся суть. Делалось это с благими намерениями отчаянно влюбленного Германна, который лишь легонько пожмет плечами на удивленный вопрос Ньютона, была ли это его идея.
Германн успел побывать во многих аэропортах мира, путешествуя в основном по работе, не задерживаясь в городах для того, чтобы узнать их или хотя бы запомнить. Тоже самое было и с терминалами, залами ожиданиями и автобусами, которые развозили пассажиров к самолётам. Германну они все выглядели одинаково. Чистый, невозможно длинный пол, в котором отзеркаливаются сотни каблуков и подошв, колёсиков чемоданов и даже лапы собак. Дежурные улыбки персонала, яркая униформа, желтая, синяя или зелено-белая. Паршивый, но дорогой кофе, бесплатные немецкие газеты к завтраку, эхо и гул самолётов за окном, пластиковые кресла и комнаты, почти как аквариумы, для курящих. Самые искренние объятья и самые горькие слезы. Человечество везде было таким же, все без исключения города — заражены глобализацией.
Ньютон же любил время, проведенное на неудобных пластиковых креслах или вовсе на полу под окном возле розетки. Ему нравился паршивый кофе в аэропортах, потому что именно такие на вкус путешествие. В Дьюти Фри он вечно набирал сладостей, а с персоналом приветливо болтал, улыбаясь им, слушая их вполуха. Он помнил все до единого аэропорты, в которых был, и каждую историю, связанную с тем местом. Где он спал без задних ног, почти опоздав на рейс, где обжёг язык хотдогом, в каком городе была очередь на паспортный контроль в три часа…
Каждый терминал, он как небольшое государство, чувак. Тут есть все! Свои границы и полиция, законы и порядки, церковь! Даже она есть. Отели, иногда фонтаны, название этого государства в честь великих людей… Магазины и сувениры, автобусы и такси. Поразительное место. И почему-то я всегда чувствую себя в безопасности здесь. Никогда не оборачиваться назад, никогда не бояться, никогда не плакать!
Последнюю фразу он пропел, с энтузиазмом ударил по аккордам невидимой гитары.
Германн посмотрел на табло прибывающих рейсов поверх своих очков. Бостон-Берлин обещали не задерживать.
Мужчина расстегнул пальто и поправил воротник рубашки, думая, как он будет разговаривать с человеком, которого никогда в живую не видел. Разговаривать по телефону — это одно. Обычная слегка холодная манера держаться с собеседниками — от нее и следа не осталось уже сейчас, Германн это понял ещё сидя за рулём. Он волновался. И самой встречей, и тем как отреагирует Ньютон, и как его воспримут. Было столько сценариев, где он сам все испортит.
Германн Готтлиб глубоко вдохнул, когда спокойный голос на немецком, а затем и на английском объявил о посадке рейса LH 2201.
Ньютон ещё поблагодарит его. Верно?
Вокруг толпились люди, с нетерпением ожидая, когда из-за матовых дверей вынырнут их друзья или знакомые, а возможно родители или дети. Многие были с цветами, кто-то вообще с плакатами, где разноцветными буквами писалось «Herzlich Willkommen!». Недалеко от Германна стоял парень сжимая в руках букет роз, который от волнения был уже довольно помят и замученный. На его месте, математик уже замордовал бы бедные цветы до неузнаваемости.
Готтлиб перевел взгляд к двери и удивлённо моргнул. Там за семьёй с двумя маленькими детьми, которые сонно смотрели по сторонам, шел Ньютон. Значительно старше, с седыми висками, но в похожих очках, с уставшим взглядом и такого же роста. Математик несколько секунд рассматривал его с неподдельным интересом. У мужчины были такие же зелёные глаза, совсем как у сына, но их взгляд — более спокойный, мягкий, а веки тяжелее чем у биолога.
Германн поднял руку и неуверенно помахал мужчине. Тот не сразу заметил, но потом приветливо улыбнулся и махнул в ответ, поправив рюкзак на плече. Он обогнал других пассажиров, аккуратно маневрируя между людьми.
— Доктор Готтлиб, — его голос едва заметно хрипел. Он пожал протянутую ладонь и широко улыбнулся. — Чертвоски приятно с вами познакомиться.
— Мистер Гейзлер, — чуть смутился в ответ Германн. — Как прошел ваш полет?
Джейкоб Гейзлер саркастически скривился в ответ и провел рукой по волосам, убирая их с лица.
— Одиннадцать часов в узком кресле и странными соседями с двух сторон. Наушники работали с перебоями, а на крохотном экранчике были фильмы, в которых напрочь отсутствует здравый смысл и сюжет. Все как всегда. Но я не жалуюсь, а лишь отвечаю на ваш вопрос.
Почему-то Германн ожидал, что Гейзлер старший добавит в конце предложения «чувак» со странной интонацией, словно он задаёт утвердительный вопрос, как обычно это делает Ньют.
Пару мгновений они молчали, смотря друг на друга. Джейкоб с интересом, Германн со смущением, которое он почти скрыл.
— На дорогах пробки, так что надо поторопиться, чтобы успеть добраться до дома быстрее Ньютона, — сказал Готтлиб и кивнул в сторону выхода.
— Отлично. Он действительно не знает? — хмыкнул мужчина.
Германн покачал головой.
— Я… Подумал, что он обрадуется. Ему нравится Германия, в Берлине комфортно, но он всегда с неподдельной тоской вспоминает Бостон и вас. Мне жаль, что ваш брат не смог приехать, — тихо добавил Германн.
Джейкоб похлопал Готтлиба по плечу, от чего тот вздрогнул и тревожно всмотрелся в уставшее лицо напротив.
— Ньют сначала обвинит вас в том, что вы сделали ему сюрприз и не предупредили, — на этих словах Германн втянул шею в плечи, совсем как ребенок, которого отчитали, — а потом обрадуется. Не переживайте. О, Тойота! — тут же переключился на припаркованную машину Гейзлер старший, оставив Германна в полном смятении.
Математик ожидал худшего. Неловкой тишины по дороге домой или странных вопросов о Ньютоне. Но Джейкоб непринужденно втягивал Германна в самые разные дискуссии, обсуждая то выборы в Штатах, то поддержку Европы выхода Британии из ЕС. Ему, как человеку, прожившему в Америке последние 30 лет, было интересно услышать мнение людей из старого континента. Их обсуждение плавно перетекло в вопросы о работе и то, нравится ли Германну преподавать студентам, а не просто заниматься научной деятельностью.
