— Ладно, истина. В моих снах… Нет. В моей голове это есть. Это точно, иначе, откуда эта тошнотная реалистичность?! Я не могу объяснить это обычным гормональным нарушением или излишне живым воображением…

— Ньют судорожно пытается подобрать слова. — Герм, то что там происходит. Это невозможно!

— Только не в теории множеств. Вообще с точки зрения формальных наук что угодно можно принять за истину, вопрос лишь в том, что ты берешь за аргумент…

— Какой к черту аргумент! Чувак! Стоит мне закрыть глаза, и я вижу, как ты трахаешь меня на узенькой коечке, пока мир ломается под лапами здоровенных монстров с радиоактивными слюнями! Мако дерется как Жан — Клод Ван Дамм, а Пентекост… Наш Пентекост шныряет в обтягивающем костюме, будто на Хэллоуин в Блэйда обрядился! Это же гребаная параллельная реальность!

— Тише — тише, meine Liebe, тебе нельзя сейчас волноваться, — мужчина осторожно опрокидывает друга на себя. — Скорее относительность одновременности… — голова Ньютона устраивается на твердых коленях математика. — Ну, если мы существуем в пространстве Минковского, в виде плоских гипербол…

— Герм, в моей голове живые люди, а не линии!

— А ты уверен, что они живые? А не абстрактные контрагенты или простейший фрактал нигде не плотного множества? — шепчет Германн, медленно поглаживает нежные виски, перебирает вечно взлохмаченные пряди. — В принципе даже в этом случае эти реальности, скорее всего не абсолютно параллельны. Ведь если события, происшедшие в разных точках, одновременно в одной инерциальной системе отсчета, то они могут быть не одновременными в других инерциальных системах отсчета.

— Что ты хочешь этим сказать? — биолог зевает под мягкий аккомпанемент любимого голоса.

— Между тобой и Ньютоном из сна может быть разница в несколько минут, но это не исключает возможности одновременного существования, разве что с небольшой погрешностью. Хотя в сущности, те события могут оказаться простой компиляцией минувшего или будущим, ведь ты не знаешь, что у них взято точкой отсчета.

— Конец света у них берется за точку отсчета!

— Нет, это следствие, meine Liebe и, я так понял, он еще не наступил? Нужна начальная посылка. Им главное не скатиться к нулевому интервалу или не попытаться выйти с тобой на связь, — выдает Готтлиб и глаза Ньютона подозрительно загораются.

— На связь? А это возможно?

— Даже не думай!

— Ну, хоть чисто теоретически?

— Забудь!

— Но…

— Спи! — нервно шикает математик и тут же осекается. — Спи, mein Schatz. Спи и не думай ни о чем.

— Ха! Кто бы говорил, доктор Готтлиб. Ты хоть пытался?

— Да.

— И как?

— Безрезультатно.

— Мммм — сонно бурчит Гейзлер. — Можно еще вопрос?

— Все что пожелаешь.

— Тебе не нравится говорить о математике со мной?

— Ты прав. Я не хочу рассчитывать интервал движения свертывания нашей действительности. В теории все бесконечно. — В голосе ученого звучат усталые нотки. День выдался действительно долгим.

— Значит вселенная это лишь теоретический объект?

— Идеальный. Как ты, meine Liebe. — шепчет в горячий висок Германн, на что Ньют сладко зевает, прежде чем вновь оказаться немым наблюдателем среди холодных стен шаттердома.

Комментарий к Relativitat den Unsicherheiten

Relativitat den Unsicherheiten (нем.) - относительность неопределенности.

========== Wie Jaeger Piloten ==========

Маршал Пентекост, рейнджер Хансен и доктор Готтлиб покинули помещение, в котором было короткое совещание перед планированым контр-атакой. Маршал все ещё был зол на Мако и Райли Беккета. Германн его понимал, но не мог не гордиться девушкой. В конце концов и он, и доктор Гейзлер воспринимали ее как собственную племянницу. И наблюдать как она совсем выросла было, что ж Германн не был в праве запретить мисс Мори делать то, в чем она была хороша. Он лишь хотел, чтобы маршал принял правильное решение.

В коридоре Хансен и Пентекост коротко кивнули Германн и заспешили в сторону ангаров с егерями. Математик же заспешил в лабораторию.

Он никогда особо не верил в предчувствия, но сейчас, с каждым шагом приближаясь к их с Ньютоном совместной лаборатории, его окутывал страх. Лампы в прилегающем коридоре опасно мигали, как от перегрузки энергии. Германн прищурился и заспешил вперёд.

— Нет, Ньютон Гейзлер, ты не посмел…

Генератор резервной энергии неожиданно загудел, на секунду погружая коридор в кромешную тьму. Но спустя мгновение загорелось тусклое освещение.

— О боже, — выдохнул Германн и лихорадочно приложил к небольшому экрану при дверях свою карту ключ. — Быстрее, быстрее, пусти меня…

Аварийный генератор энергии в лаборатории в основном был направлен на поддержку системы вентиляции, потому что никогда не известно, что могло рвануть на половине Ньютона. Так же в основном вся резервная энергия шла на обеспечение резервуаров и холодильных камер. От чего белое освещение, исходящее из длинных ламп вдоль потолка, сейчас же было мутным и почти тёмно-желтым.

Двойные двери, распознав код доступа Германна, с тихим шипением открылись, хлестнув мужчину противным повторяющимся сигналом перегрузки электроэнергии.

Страх всегда действовал по одной и той же схеме для всех людей: вначале, в первые секунды он парализует, как подлый боягуз забирается под кожу и ледяными лапами сжимает сердце и горло.

Что происходит дальше, в полной мере зависит от человека. Либо все силы будут переброшены на попытку спасти ситуацию, либо на бегство. Страх помогает выжить, а паника же погубит даже самого сильного.

Доктор Готтлиб даже не успел полностью обвести взглядом их лабораторию, как заметил почти сюрреалистическую машину, к которой подключен один из его же компьютеров, а так же треклятый резервуар с лениво пульсирующим куском мозга кайдзю.

— Ньют, — выдохнул он, не в состоянии принимать реальность, в которой Ньютон без сознания лежит на полу, все ещё в шлеме, бъясь в конвульсиях дрифта. — Что же ты наделал, Ньютон?

Германн всегда думал, что он знает как побороть страх. Страх мобилизирует, запускает защитные механизмы. Из-за страха перед кайдзю, появились железные монстры, которые дали отпор.

Но сейчас при виде Ньютона, из которого ускользала жизнь, Германн не ощущал того самого страха. Его сковала паника.

Расстояние от входа в их лабораторию до половины Гейзлера обычно занимает время в пять шагов. Сейчас Германн пробежал их, отбросив в сторону свою трость, наблюдая за собой словно со стороны. Он рывком опустился на колени и на секунду засомневался, пытаясь понять, как отключить самодельную машину, установившая нейромост.

Так грубо выдергивать из дрифта опасно. При нормальном взаимодействии двух пилотов обычно выходят из дрифта одновременно, что позволяет безболезненно разъединить связь сразу двух сознаний. Тут же Германн насильно разорвал слияние, от чего Ньютон болезненно всхлипнул, инстинктивно хватаясь за Германна, сжимая ткань на его пиджаке так сильно, что попытайся кто сейчас разжать его пальцы, ничего не вышло бы.

— Ньютон, Ньют, я держу тебя, — Германн ощущал какая крупная дрожь била тело Гейзлера, от чего он сам дрожал, прижимая его к себе.

Взгляд мужчины у него в руках отражал всю бездну безумия, открывшейся ему в дрифта с монстром. У Ньютона не получалось глубоко вдохнуть, от чего он задыхался короткими глотками воздуха.

— Слушай мой голос, Liebling, чтобы ты там не увидел, сейчас оно тебя не достанет, — одной рукой Германн выводил круги на спине Гейзлера, — ты в безопасности… По крайней мере сейчас, потом я врежу тебе за то, что ты наделал…

Ньютон зажмурился, прижимаясь лбом Германну в плечо. Он ощущал как с носа на губы стекает кровь, на мгновение он засомневался его ли это кровь или…

— У-у них есть соз-создатели, Герм, — его продолжало трясти от пережитого потрясения.

Германн не ответил. Он зажмурился, отгоняя от себя мысли, в которых он вернулся в лабораторию на пару минут позже.