Германн рассматривал Ньютона пока тот, говорил, а потом потянулся вперёд и крепко обнял его, обхватив за плечи. Они не говорили, просто держали друг друга близко, ощущая тепло исходящее от их прикосновений.

— Пойдем домой? — спросил Гейзлер, заглядывая Германну в глаза.

Поднявшись в квартиру, Ньютон закрыл лицо руками, растерянно попытавшись собрать мысли в кучу. Получалось плохо.

Математик взял ладони Гейзлера в свои, пытаясь согреть.

— Я не хотел доставлять тебе хлопот, Гермс.

— Ох, Ньютон, — выдохнул он и бережно поцеловал пальцы биолога.

От ощущения сухих губ у себя на коже, Ньют внезапно почувствовал, что покраснел, и что он очень давно хотел решиться. Если не сейчас, то когда?

— Герм, я…- он подступил ближе, цепляясь руками за воротник пальто Готтлиба.

— Это в тебе адреналин говорит, Schatz, — прошептал он, гладя ученого по волосам.

— Тогда у меня адреналин в крови от момента наших первых писем, — усмехнулся Ньютон, втягивая Готтлиба в поцелуй, пытаясь при этом добраться до дивана. А лучше до спальни.

— Безумец, — смеется ему в губы мужчина.

Германн очень отличался от Ньютона внешне, будучи весь как быстро написанная формула под конец вычислений — острый в коленках и локтях, слишком худой, с холодными пальцами и тонкими запястьями, резкий в движениях и угловатый в походке. Но он умел себя сдерживать, словно заставляя себя переключаться на плавные движения при разговоре с людьми.

Когда Германн улыбался Гейзлеру, в уголках его глаз были крохотные морщинки и Ньютон хотел зацеловать его радостное выражения лица. Но ему приходилось стать на носочки для этого. Чертов рост.

Его ладони наконец-то добрались до плеч Ньютона, стащив ещё по дороге до спальни его кожаную куртку, слишком лёгкую для такой промозглого погоды. Ньютон издал почти жалобный стон, заластившись под прикосновениями. Германн нетерпеливо расстегивал пуговицы, пока Ньютон больше мешал чем помогал. Он потянул рубашку вниз, обнажая плечи и торс Гейзлера.

В полумраке комнаты татуировки выглядели почти зловещими разводами чернил на коже Ньютона. Монстры скалили зубы с грудной клетки, внутренней стороны предплечья, царапая когтями запястья мужчины.

— Ньютон, — тихо произнес он, коснувшись губами места, где шея переходит в плечо. — Ньютон, — тише повторил он, опускаясь ниже к ключицам. Кожа под его пальцами горячился почти лихорадочным теплом.

Ньютон нетерпеливо притягивал Германна как можно ближе к себе, с каждым прикосновением начиная все более поверхностно дышать.

Готтлиб аккуратно снял очки с Ньютона и отложил их в бок. Ему пришлось чуть пододвинуться, чтобы переместить вес на здоровую ногу, сидя по правую сторону от Гейзлера.

Германн бережно провел ладонью по татуировкам на груди Ньютона, изучая каждую на ощупь. А потом чуть надавил двумя руками на плечи.

— Ньютон, meine Liebe, можешь немного опуститься вниз?

Гейзлер распахнул глаза и посмотрел на Германна снизу вверх. В его глазах было слишком много всего. Я не могу больше сам, тишина в голове слишком громкая, держи меня, люби меня, люби так, чтобы те другие мы завидовали, умоляю, Герм, сделай меня своим, не отпускай.

Ньютон чуть съехал вниз по подушке, распластавшись по простыне возле Германна. Он практически мог видеть, в какой момент зрачки заполонили всю радужку Готтлиба.

Германн едва заметно улыбнулся и аккуратно сел Ньютону на бедра, сразу же наклоняясь вперёд, нетерпеливо кусая губы, тут же смазывая укус языком.

Гейзлер отвечал, чуть слышно постанывая в поцелуй, но все не оставлял попыток стянуть с Германна темно-синюю рубашку и отбросить ее туда же, куда отправился пиджак.

— Гермс, позволь мне, пожалуйста, — пропыхтел он, наконец-то потянув рубашку вверх. Германн откинул ее в сторону, а сам почти щекочущим движением опустил руки на пояс черных джинсов Гейзлера. Тот хихикнул и начал помогать снимать их. — Боже, Германн, ты ледышка.

— Поэтому ты моя грелка, — отозвался он, попытавшись не отвлекаться на продолжения татуировок на бедрах Гейзлера.

— Так и знал, что ты меня используешь, — наигранно пожаловался Ньютон. Он хотел ещё что-то добавить, но ощущения губ Германна на тазовой косточке, заставило его тут же забыть свою мысль. Он удивлённо охнул и вцепился пальцами Германну в предплечья.

Германн провел носом по низу живота, поглаживая ладонями бедра Гейзлера, от чего тот хрипло выдохнул.

— Герм.

Готтлиб отпрянул назад и посмотрел в глаза учёному, наблюдая, как поверхностно тот дышит, чуть приоткрыв губы.

— Германн, — почти жалобно позвал Гейзлер.

Ньютон лежал перед Германном совсем обнаженный, смущенный и отчаянно просящий больше прикосновений и ощущений. Татуировки змеились узорами, а изображённые монстры бросают вызов Германну, словно просят, попробуй коснуться и ты порежешься.

Германн развел в стороны ноги Ньютона, а потом аккуратно согнул их в коленях.

— Тебе щекотно? — спросил он, обводя пальцами мышцы на икрах Гейзлера. Тот в ответ лишь нетерпеливо мотнул головой, рассматривая Германна. — Хорошо.

Ньютон забыл как дышать, когда Германн касался его вот таким образом, словно во всем мире не осталось ничего существенного и значимого, все время и пространство сосредоточилось в их комнате, между ними одними.

— Я всегда мечтал быть ближе к звёздам, чтобы понять их логику, их красоту и невозможное строение, — Германн говорил негромко, словно обдумывал каждое слово. — Я из-зо всех сил учил все, что было хоть как-то связанно с космосом. А оказалось, все время я смотрел не туда, — он чуть наклонился вперёд и поцеловал согнутую коленку Ньюта, совсем бережно провел языком по внутренней стороне, прикусывая нежную кожу, там где татуировки кончались и была видна бледная кожа.— Вся галактика, вся красота звёзд сейчас передо мной. И я могу прикоснуться, — Германн опять наклонился и покрыл легкими поцелуями колено, подымаясь вверх, чтобы коснуться кончиков витеватых узоров татуировок на внутренней части бедра. — Я могу сказать, что видел красоту вселенной у тебя в глазах, Ньютон, в твоём теле, но я лучше буду молчать и оставлю это все только себе, ни с кем не поделившись.

Гейзлер, боялся пошевелиться, плавясь под ощущениями. Но потом он не выдержал и закрыл лицо руками, понимая, что сейчас не выдержит.

— Ньютон? — испуганно позвал Германн. — Я сделал что-то не так?

Гейзлер рывком сел на кровати, отчего Германн оказался между его ног, даже сидя, оставаясь выше Ньютона.

— Ты делаешь всё как раз слишком так, чувак, — пробормотал Ньютон. Германну прижался лбом ко лбу Гейзлера, улыбаясь.

Германн целует его опять, и Ньютон чувствует, насколько становятся несдержанными движения Готтлиба, смазанные и порывистые. Он дотрагивался губами везде — мягкой кожи за ухом, шеи, тут уже вкус ощущался сильнее, ключицы…

Гейзлер пытался дотянуться до тумбочки, не разрывая поцелуя, от чего они завалились вместе на кровать, смеясь и хихикая, и только после этого Ньютон подцепил пальцами тюбик со смазкой, отдавая его Германну.

Ощущение того, что Ньютон подчиняется малейшим движениям с его стороны, медленно, но уверенно сносит абсолютно всю выдержку Германна. Он хочет всего его и сразу, потому что Гейзлер податливо лежит под ним, с чуть прикрытыми веками, от его ресниц на лицо падают тени.

Германн не хочет сдерживать себя и поэтому целует, кусая с каждым разом всё сильнее, от чего Ньютон скулит и цепляется пальцами за простынь, двигаясь навстречу. Пусть следы от зубов будут проявляться даже через цветастые узоры татуировок, Германн хотел их видеть, но боялся причинить боль Ньютону, поэтому каждый укус тут же зацеловывал.

— Германн, Германн, Гермс, пожалуйста, — совсем хрипло повторял Ньютон, нетерпеливо захныкал он. — Пожалуйста, коснись меня, я сейчас с ума схожу…

Он охнул и дугой выгнулся на кровати, продолжая цепляться за простынь, когда скользкий палец Германна протолкнулся внутрь.

— Ещё-еще-еще, пожалуйста, Герм, — голос Ньютона издавал непостижимые звуки, от которых Германн хищно улыбался. Он хочет услышать, как Ньютон позовет его по имени, срываясь на не свойственный для его голоса тон. Он добавил второй палец, погрузив сразу на несколько фаланг.