— Ньютон! — голос Германна выхватыватил из череды рассуждений. Математик бережно касается ладоней Гейзлера, сжимает стакан с минеральной водой. — Вот. Выпей пожалуйста.

— Их должны были создать, — автоматически опрокидывая стакан залпом, продолжает Ньют. — Ведь кто-то наверняка был оригинальным. Один из них! Первый или пробный, успешный вариант, который смог пройти через барьеры нашей реальности и их, — голос ученого ускорялся и вновь обрывался. Эврика в голове сделала очередное па. — Кто-то из первых уничтоженных. Мы бьемся с гребаными подделками, Гермс, а подлинник погребен на дне! Мне срочно нужен батискаф! — взгляд моментально загорается, а в зрачках вспыхнули искры научного возбуждения.

— О нет! — математик подпрыгнул от осознания. — Только не это! Ньютон Гейзлер, ты не спустишься на дно океана за потрохами кайдзю! Только через мой труп!

— Почему?

— Потому что это труднореализуемо! Безрассудно и опасно!

— Да. Точно. Маршал никогда не подпишет расходы на это, — Ньютон замолкает на мгновение, но лишь до следующего танца. Сегодня госпожа Эврика дает сольный концерт в его уставшем сознании. — Мне надо дрифтануть!

— Чего? — математик осторожно приглядывается к другу и на всякий случай коснулся теплого лба.

— Где этот вялый кусок плоти! Я должен к нему подключиться! — ученый сорвался с места, опрокидывая пустой стакан. — Так. Что у нас есть? Германн, я одолжу пару кабелей от твоего компа? А черт они не выдержат напряжения! — тараторил биолог, хватая предметы, тут же бросая и вновь несясь к следующему объекту.

— Стой! Ньютон! — Германн неловко хромал следом за реактивным коллегой в надежде остановить это безумие. Дрифт с Кайдзю? Эту мысль необходимо пресечь на корню. — Попался! — мужчина нагнал друга и прижал к себе. — Прекрати, Ньют! Это безумие! Ты убьешься!

— Отпусти, Герм! Я понял! Я должен подключиться! Нам нужна информация!

— Не такими методами!

— А какими?! Мы что будем ждать когда они уничтожат здесь все к чертям?! Скажи мне, Гермс!

— Не ценой твоей жизни! — голос математика сорвался и Ньют замолчал. — Прости… Я не хотел, — хватка ослабела, но Гейзлер остался на месте. — Тебе надо отдохнуть, уже почти два часа ночи, — осторожно объяснил Германн, шепча в взъерошенную макушку. Ему сложно подобрать слова. Всегда, а в такие минуты и подавно. Безумные идеи это часть Ньютона Гейзлера, но это слишком даже для него.

— Я тут подумал… — голос биолога смягчился. — Может… Может ты хочешь остаться у меня сегодня на ночь? — Ни то предложение, ни то просьба. — Мы будем спать. Обещаю. Слишком… Тяжело. Думаю нам обоим нужен отдых. Ты как? — неуверенный взгляд из-под очков и мягкая улыбка в ответ.

Спустя полчаса они уже лежали рядом на узенькой кровати. Близко, почти касаясь носами, держась за руки, словно потерянные дети в бездонной темноте собственных мыслей.

— Ньютон… — хрипло произнес Германн, глядя в блестящие глаза напротив.

— Я не могу тебе врать, Герм. Ты и так все знаешь. Спи.

Доктор Готтлиб тяжело выдохнул. Ньюта не переубедить, он стопроцентный гений, в любой из возможных реальностей.

— В любом возможном из миров… — шепчет Германн, мягко проваливаясь в сон, где за мерным постукиваем ножей о фарфор, звучат нетерпеливые клаксоны авто, беспричинный смех и простые беседы, которых так не хватает здесь, в металлической тишине Шаттердома.

— И все же, Гермс, — Ньютон толкнул рукой дверь, аккуратно отодвинувшись вбок, чтобы пропустить вперёд Германна, — ты излишне строг к людям. И я не говорю только о студентах, они у тебя получают мазохистское удовольствие, когда ты смотришь на них таким озлобленным взглядом.

Ньют перепрыгнул последнюю ступеньку, ведущую вниз от ресторана и тут же выудил тёмно-синюю шапку из своей сумки. Он натянул ее на волосы и поежился, поднимая воротник куртки. Германн же шел в пальто и в левом шарфе на шее. Он зажал зубами сигарету и несколько раз щёлкнул зажигалкой.

— Как тебе не холодно, чувак? — - подпрыгивая сбоку от Готтлиба, спросил Ньют. — Ты же вечно как ледышка.

Германн выпустил дым через нос и ответил.

— То, что у меня холодные руки, не означает, что мне в целом холодно. К тому же сейчас конец октября, можно перетерпеть.

Ньютон фыркнул, спрятав руки в карманах.

— Ты просто не хочешь портить свой крутой образ какой-то шапкой.

В ответ Германн неопределенно хмыкнул.

— Тебе она идёт, — мягко заметил физик, на что Ньютон гордо вздернул подбородок, но тут же втянул шею в плечи, пытаясь укрыться от промозглого ветра.

— Я не отношусь к студентам строго, скорее требовательно, а это мотивирует их доказать мне, чего они стоят, — Готтлиб, придержал Ньютона за плечо, когда тот по инерции чуть не ринулся на красный цвет.

Вечерний Берлин уставше шумел, приглушённо гудели спешащие машины, а вывески магазинов и торговых центров расплывались в осенней дымке, особенно если смотреть на них через призму усталости за целый день.

— Ну, не думаю, что всех студентов это мобилизирует у более усердному труду, Гермс. Кого-то задеть может. Светлые молодые умы очень впечатлительны.

Германн чуть склонил голову, рассматривая шагающего рядом Ньютона. Из-под его шапки торчали волосы, а значит, когда он ее снимет, то прическа рок звёзды будет очень деформированной.

Готтлиб перевел взгляд на едва покрасневший от холода нос Гейзлера. Веснушки вообще были при таком освещении незаметны, но Германн знал, что они там, на скулах и щеках. Он любил каждую из них. Последний раз затянувшись сигаретой, физик затушил ее о ближайшую урну.

Ньютон замолчал, засмотревшись себе под ноги. По сути сейчас — был конец их вечера, теперь они просто бесцельно идут по улице, продолжая разговор в ленивом темпе, не споря, как там, в ресторане, а просто рассуждая. Германн не сказал, что он думает обо всем этом, о них в целом. Ему не понравилось? Слишком громко и горячо дискутировали? Поедут ли он вместе домой к Гейзлеру или Германн просто поблагодарит и поймает такси? Такая погода, наверняка, мучает его, доставляя болезненные ощущения. Ньют заметил, что мужчина очень аккуратно идёт, стараясь лишний раз не нагружать ногу… Возможно, Ньютон хотел слишком много всего, но было же так хорошо вместе. Почему нельзя… Рискнуть и попросить всего чуть-чуть больше?

В голове у себя Ньютон Гейзлер не до конца осознал, чего больше он хочет, но понял, что не выдержит просто сказать «хорошего вечера, Гермс» и уйти в противоположную сторону. Черт, он уехал из Штатов из-за человека, идущего по правую руку от него, со слегка лениво-уставшим взглядом рассматривая улицу… МИТ просто так не бросают! Нет разницы во времени, имейлов и разных континентах, они здесь и сейчас. Герм, я…

— Ньютон? — Готтлиб аккуратно дотронулся до плеча Ньютона. Видимо, он окликнул его несколько раз. — Все хорошо?

Гейзлер замер, совсем как оленёнок, выпрыгнувший перед машиной. Он удивлённо моргнул, резко осознавая что-то у себя в голове. У Ньютона широко раскрытые зелёные глаза, в которые Германн хотел смотреть, не моргая.

— Можно мне к тебе? В смысле сейчас, вечером. На ночь?

Гейзлер выглядел таким загнанным, слишком изменился в одно мгновение, будто ему щёлкнули выключателем в сознании. Германн не мог понять, чем это было вызвано. Ведь они так хорошо провели это свидание.

А ещё Германн со стыдом признался себе, что он рад от того, что Ньютон спросил первым. Ему было неловко позвать к себе Гейзлера. Слишком…слишком уж Германну хотелось много всего сделать с ним. А в собственном доме на это больше прав.

— Сочту за честь, Ньютон.

Биолог искренне улыбнулся и тут же схватил Германна за ладонь, потянув к дороге.

— Такси! — звонко выкрикивает биолог и жестом показывает водителю остановиться.

Когда авто притормаживает у дверей, Германн не топится выходить. Он неспешно рассчитался с водителем, открыл дверь, зонт, поправил пальто, выставил трость и лишь спустя целую вечность, оказывается снаружи.