Опухшие, раскрасневшиеся губы Ньютона, саднящие от укусов, красные следы от пальцев на его горле и заляпанная спермой рубашка — от одного вида такого Гейзлера, Германн почувствовал, что его самого сечас накроет оргазмом.
— Герм? — хриплый полустон Ньютона было самым прекрасным звуком, что он слышал за вечер.
— Meine Liebe.
Комментарий к Ich bin froh, dass du da bist
Тендо Чои мелкий засранец ™
А песня, в начале - Bosse - Frankfurt Oder. Она такая классная, я ее уже дня три напеваю.
Названия - я так рад, что ты здесь (нем)
========== Mein ==========
Первое, что почувствовал Германн проснувшись, это было жар от сопящего рядом тела. Увлекшись друг другом, Ньютон и сам Германн заснули на диване в гостиной Гейзлера, разбросав собственные вещи на полу. Каким-то чудом, засыпающий биолог умудрился выудить откуда-то покрывало, чтобы накрыть их.
Все тело у Германна адски затекло, нога ныла, но самому учёному было как никогда плевать. Он аккуратно повернул голову и скользнул взглядом по безмятежному выражению лица Ньютона. На коже, там, где яркая татуировка только начиналась у основании шеи, виднелись следы от губ Германна. Темно-бордовые, нетерпеливые, жадные.
Германн неотрывно рассматривал то, что сам натворил вчера с Гейзлером и почувствовал, как внутри все подпрыгнуло и начало раздуваться, перехватив дыхание. Кошки, которые обычно меланхолично точили когти о душу Готтлиба, сейчас же довольно урчали, подбивая мужчину на то, чтобы снова коснуться своими губами губ Ньютона.
Это было ново, ощущения, которые будоражили сознание Германна. Ньютон был, как идеальная в своей неправильной многогранности головоломка. Его хотелось себе, полностью, до охрипшего крика «Герм!», до дрожащего от желания тела под подушечками пальцев, до потемневших от поцелуев губ.
До самых невероятных идей, рассказанных в спешке, потому что язык не поспевает за ходом мыслей. До бестолковых смс, которые начинали панически приходить по 12 штук в минуту, если Ньютона казалось, что он обидел Германна, сказав, что-то не то.
Германну Готтлибу хотелось Ньютона Гейзлера себе насовсем.
Эта очень собственническая мысль хлестнула четким осознанием по лицу физика, от чего тот окончательно проснулся. Ньютон беззаботно кутался в покрывало, ровно дыша во сне.
Германн как можно аккуратнее встал с дивана, поморщившись от боли в бедре и начал собирать свои, а заодно и вещи Гейзлера. Рубашка едва уловимо пахла одеколоном Ньюта и слегка смогом с улицы. Принт на футболке радостно показывал, что ее обладатель слушает группу, название которой большинство людей никогда не слышали.
Германн надеялся, что в этой квартире можно будет отыскать заварной чай.
Содержание полок в кухне Гейзлера было похоже на то, как если бы 12 летний ребенок дорвался до супермаркета и нагреб себе на собственное усмотрение запасы для ночёвки у друзей. Шоколадные хлопья, банановое и обычное молоко, печенье с орехами, какао, желейные медвежата, а ко всему прочему в раковине стояла пустая банка из-под нутеллы. Но вот в холодильнике, на удивление самого Германна, нашлись несколько видов свежего салата и баварские сосиски на пару с сыром и соком. Что ж, с голоду Ньютон не умер бы, но кариес заработал точно.
Германн достал молоко и тихо прикрыл дверцу холодильника, на котором уже было куча всего приклеено. Разноцветные стикеры с почерком Ньютона. Когда он присмотрелся, то понял, что в записях есть система: это был распорядок приема лекарств, каждый цвет отвечал за следующий медикамент. Розовые, зелёные и немного голубых листочков.
Готтлиб отпрянул от дверцы, на котором почти жизнерадостно гласилось, что Ньютон Гейзлер жменями ест таблетки.
— Ох, Ньютон, — совсем тихо пробормотал он.
Гейзлер проснулся от перепада температуры, когда резко почувствовал отсутствие теплоты тела Германна, к которому во сне он тянулся. Пару секунд он растерянно моргал, а затем осознание того, что он проснулся сам, накатилось на него внезапной ледяной волной. Сны разъяренный роем ос, жужащие в его сознании, а с моментом пробуждения, атаковавшие мозг не своими воспоминаниями, мало чем помогали в данной ситуации.
Гейзлер чуть не рухнул с дивана, запутавшись в покрывале, испуганно глотнув воздуха полной грудью, но с кухни послышались аккуратные шаги и едва слышное горестное вздыхание Германна. Ньютон тут же просиял от мысли, что наверное, Гермс наткнулся на его запасы нутеллы в шкафчике.
Германн был на его кухне, готовя себе завтрак. А может и им обоим. Ньютон почувствовал, что глупо заулыбался, понимая, что это ему не приснилось, что Германн на его кухне — это его собственная реальность.
Но перед глазами мелькнуло мрачное выражение лица того другого, не его Германна, от чего Ньютону перехватило дыхание. Тот доктор Готтлиб стоял, замерев с мелом в руке, неотрывно смотря на огромную доску, исписанную его вычислениями. Расчеты не смогли скрасить осознания математически просчитанного конца. Со временем кайдзю начнут выходить из моря в парах. Потом по четыре монстра на раз. А затем они все умрут. Тот Германн с силой сжал мел, не чувствуя как он раскрошился у него в пальцах. Математик не злился, лишь чувствовал бесконечную усталость. Неравная битва, в которой он мог только в теории рассматривать варианты отсрочки апокалипсиса. А затем бессильно наблюдать, как мир, как все, что когда-либо было важно ему и всем остальным будет погребено под огромными лапами существ.
Насколько Ньютон понял, совсем недавно погибло сразу несколько пилотов, не говоря уже об утрате егерей, которых не успевали строить, чтобы пополнять ряды боеспособных машин. Германн Готтлиб винил себя, он изо всех сил работал, но все равно этого было мало.
Ньютон встрепенулся, силой выталкивая себя на поверхность не своих воспоминаний. Они душили того Германна и цеплялись липкими лапами за горло Гейзлера, здесь, в Берлине.
Он встал с дивана, пошатнувшись от ужаса, сковавшего его через сон. Ньютон побрел к собственному столу, стараясь как можно тише найти там среди завалов свой диктофон. Как оказалось, другой Ньютон тоже пользовался похожим. От этого становилось жутко.
Когда-то давно его психотерапевт Карен Джилан предложила записывать в любой форме те мысли, которые заставляли его слишком глубоко уходить в размышления. Она попросила Гейзлера представить себя ловцом ураганов, который специальной машиной ловит круговорот мыслей за их юркий хвост. Давая мыслям форму слов или записей, урон уменьшается, определить, значит ограничить.
Записывать на бумаге что-либо Ньют никогда не любил, слишком уж медленно работали руки, не поспевая за головой. Поэтому записи на диктофон оказались самым удобным вариантом. Доктор Джилан ожидала, что Гейзлер будет записывать то, что вызывало в нем беспокойство и навязчивые мысли во время дня. Но ледяной страх приходил ночью из снов.
Ньютон, сжав в руке устройство, прокрался в ванную и прикрыл за собой дверь.
— Запись номер…я уже не помню, да какая разница, 7 октября 2024 года. Германн, если ты слышишь меня, может быть тебе тоже снятся эти сны, может я схожу с ума, но это важно. Не то, что я сумасшедший, а то, что я хочу тебе передать. Ты не должен сам пытаться спасти мир, в одиночку это не выйдет, ты же построил Егерь, знаешь, как он работает, — Ньютон быстро шептал, поднеся диктофон близко к губам, опершись спиной о дверь. — Один человек не способен вынести такую нагрузку. Герм, у тебя есть я. Попробуй работать вместе со мной, выслушай мои бредовые идеи на счёт кайдзю… Я отчаянно нуждаюсь в твоей поддержке, как ты в моей. Чувак, не загоняй себя. Я не верю, что вы проиграете им… По отдельности, возможно… Пожалуйста.
Гейзлер замолчал, не зная, что добавить. Сердце колотилось так быстро, словно хотело к чертям проломить грудную клетку, спасаясь. Он щёлкнул кнопкой и остановил запись.
С зеркала на стене напротив смотрел бледный и перепуганный Ньютон.
Возможно, никаких монстров не существует. Гейзлер отвернулся от зеркала и побрел обратно в комнату. Конечно, не существует, так ведь? Есть слишком яркие сны, скорее всего от эмоциональной нагрузки и эмпатии самого Ньютона. Он впитывает в себя переживания и его подсознание реагирует на стресс такими картинками.
