Ньютон задыхался и не знал, что он должен сказать или сделать.
— Я вижу тебя и мне хочется делать столько всего, что раньше даже и не проносились в моем сознании, — говорил Германн. — Никогда.
Когда его сухие губы едва ощутимо коснулись нежной кожи над пупком, прихватив ее зубами на секунду, Гейзлер пошатнулся и закрыл покрасневшее лицо руками.
Он целовал и целовал, обводя языком чернильную чешую монстров на слишком мягком торсе Ньютона. Чертил языком линии от самого низа, вверх к грудной клетке, пока его ладони скользили, пытаясь дотронуться и попробовать каждый участок кожи.
— Идеальный, поверь мне, — выдохнул Германн, коснувшись губами там, где отчаянно трепыхалось сердце Гейзлера.
— Ой Герм, чувак, что ты творишь, — пролепетал биолог.
— Хочу попробовать любить тебя, Ньютон.
Комментарий к Mit Kase, ohne Fleisch
Название - с сыром, без мяса.
Кому интересно, доставщик пиццы пришел, трижды звонил в дверь. Потом плюнул и оставил пиццы в коридоре подъезда. Потому что заказ был оплачен.
========== Ich bin froh, dass du da bist ==========
Und dann sitzen wir hier im Gartenpavillon
Was du erzählst hält mich nüchtern und warm
Oben am Himmel regnen die Wolken
Ich bin froh, dass du da bist
Bin froh, dass du da bist
Мужчина за рулём черной Тойоты легонько отбивал пальцами ритм песни, которая негромко разливалась по салону. Песня была старая, и он часто слышал ее по радио, пока был студентом. Музыка, как и запахи очень часто бывают мощными катализаторами, оживляя в сознании эпизоды давно минувших лет.
Сбоку на пассажирском сидении дремал второй мужчина. Очки съехали ему на кончик носа, а капюшон толстовки был натянут пониже, чтобы прикрыть глаза. Он спрятал руки в карманы, съехав вниз по креслу, пытаясь удобней умоститься, тихо посапывая во сне.
На дворе было утро, не позже девяти утра, если верить часам на экране радио внутри машины, скорее всего был октябрь, но солнце светило, возможно, не так ярко как ещё месяц назад, но все равно украшало пейзаж за окном. Мимо машины проносились знаки, где на немецком указывали дорогу в самые разные уголки Германии.
Wir hier im Gartenpavillon
Mir war‘s schon immer egal wo wir waren.
Мужчина в капюшоне забавно дернулся и резко проснулся, подскакивая на своем месте, растерянно моргая. Он поправил очки и громко зевнул.
— Доброе утро, meine Liebe, — произнес Германн, аккуратно съезжая с автобана в сторону городской дороги.
Ньютон сонно улыбнулся ему, убрал с глаз мешавшие растрепанные волосы и принялся что-то искать вокруг себя. Он выудил термос с горячим чаем и жадно начал его пить.
— Ух, опять чуть язык не обжег, — проворчал Ньютон.
— Идея термосов заключается в том, чтобы держать тепло, — заметил Германн.
Гейзлер закатил глаза, а потом потянулся, разминая затекшую шею.
— Когда мы уже там приедем? — не дожидаясь ответа, он начал щёлкать кнопками, переключая станции на радио. — Что там в мире творится? Все летит чертовой матери, ясно, ничего нового. Марс до сих пор не колонизирован, не смотря на то, что ты создал им крутые марсоходы…
— Ньютон, я разработал им прототип, который ещё будут много лет тестировать в НАСА, перед тем как он сможет покинуть орбиту Земли, — сказал Германн, пропуская велосипедиста, который в знак благодарности поднял вверх большой палец, и поехал дальше.
Гейзлер поморщился и опять отпил глоточек чая.
— Они там просто зануды, а ты классный астрофизик. Самый лучший. А ты знаешь, как мне сложно признавать, что кто-то в чем-либо превосходит рок звезду Гейзлера.
Германн неожиданно для себя почувствовал, что засмущался. Он прокашлялся и быстро сменил тему.
— Ты говорил во сне.
Ньютон, к этому моменту вовсю погрузившись в чтение своего Твиттера, неопределенно хмыкнул в ответ.
— Что-нибудь интересное?
— Т-рекс забрал мое орео, — похоже передразнив голос Гейзлера, прохныкал Германн, на что сам Ньютон громко охнул и обиженно отвернулся к окну. — Это было очаровательно, — скромно признал Германн.
— Иди ты, — не очень-то и обиженно отозвался Гейзлер, опять принявшись читать новости в Твиттере.
В глубине Шаттердома в небольшой комнате жилого отсека завыл звук будильника. Большая часть военной базы Пан Пасифик вставали задолго до того, как небо серело на горизонте. Они по команде срывались с места и спешили на посты. Три дня назад был достроен новый Егерь, над программным кодом которого очень долго работал Германн Готтлиб.
Пронзительный звук выдернул математика из сна, в котором двое людей, очень похожих на него самого и доктора Гейзлера ехали куда-то по дороге в Германии.
Сны, которые уже довольно долгое время всплывали в подсознании Германна, выглядели подозрительно реалистично. Будто он заглядывал в бинокль и отчётливо видел, что творится в окне дома, находящегося за полторы мили от его собственного.
В той Германии не было войны с кайдзю. Германн подозревал, что они там никогда и не появились из разлома на дне океана. Обрывки новостей, полосы der Spiegel, подкасты Deutsche Welle, которые порой слушал тот доктор Готтлиб, все они были обыденными, политика и конфликты интересов все так же были главной головной болью Евросоюза и НАТО.
Германн чувствовал странное облегчение на душе, что где-то есть мир, не заражённый токсичной кайдзю Блу, что города не лежат в руинах, погубив тысячи жизней и гражданских, и военных. Тот мир был тем, который навсегда был утрачен для него самого, для Ньютона, Мако, Тендо, маршала Пентекоста…
В той реальности доктор Готтлиб зовёт доктора Ньютона Гейзлера «meine Liebe» и это заставляет Германна просыпаться с едва заметной улыбкой на губах. Мир может рушиться, а может и дальше процветать в своем несовершенстве, но одно оставалось неизменным. Они застряли там вместе, двое абсолютно разных людей с идеальной дрифт совместимостью.
Они не поговорили о том поцелуе пару дней назад, когда Германн пришел извиниться. Когда мир стоит на пороге апокалипсиса, балансирует на цыпочках, вот вот да рухнет, нет времени, чтобы обдумывать последствия. Целовать Ньютона было восхитительно, словно последняя переменная наконец-то обрела решение. Германн надеялся, что они доживут до момента, когда времени будет чуть-чуть больше, чтобы хватило на передых, чтобы полной грудью вдохнуть и успокоить сердце Ньютона, которое с бешеной скоростью билось тогда в темноте его комнаты.
Но сейчас такой роскошью как свободное время доктор Готтлиб не обладал. Сегодня был пробный запуск егеря Страйкер Эврика, над программным кодом которого, Германн работал долго и с большим усердством. Найти людей на кандидатуру пилотов было сложно, почти как играть в лотерею. Германн рассчитал, сколько людей могут годится в пилоты с более или менее стабильным дрифт коэффициентом, и это число мало обрадовало его и маршала. Нельзя рисковать пилотами, заданием Готтлиба было как можно максимально защитить пилотов внутри егеря. Никакого излучения, как было в старых моделях. Больше мощи, больший шанс на выживание.
Появившись в командном модуле спустя сорок минут, Готтлиб с трудом протолкнулся сквозь толпу людей, к своему месту за панелью управления по левую сторону от главного техника мистера Тендо Чои. Тот уже сидел во всеоружии, обставившись кружками с кофе.
— О, доктор Готтлиб, утра вам, — бодро поздоровался он. Несмотря на жуткую рань Тендо выглядел свежо, слишком много кофеина уже было в крови. Хотя Германн прекрасно знал, столько же адреналина и волнения у него самого сейчас было на лице.
— Доброе утро, мистер Чои, — отозвался Германн, включая мониторы. Он знал, что в симуляторе провел множество тестов, пока не разработал идеальные параметры. Но сейчас впервые с новыми кодами в егерь войдут пилоты.
— Все будет тип топ, док, — подбодрил его Тендо, заметив, какой Германн бледный. В ответ тот лишь сосредоточенно кивнул.
— Воу, я чуть не пропустил все интересное! — у них за спинами послышался запыханный голос Ньютона Гейзлера, который вынырнул из-за спин техкоманды. — Привет, Тендо.
