— Чувак, это не твоя вина…

Германн покачал головой:

— Затем я решил, что вам надоело и подумал, что скорее всего я вас утомил.

Гейзлер почти испуганно втянул носом воздух и отчаянно отрицательно замотылял головой.

— Да нет же Герм!

— А потом я прочитал про аномальные смерти дельфинов в том регионе, где вы проводили исследования, и я начал переживать, — продолжал Германн.

У него слишком изящные руки, лихорадочно быстро подумал Гейзлер. Аккуратные, ухоженные пальцы, тонкие запястья и бледная кожа.

Ньютона стало жарко и холодно в один момент.

— Затем вы внезапно появились здесь и я… Ньютон, я не всегда правильно выражаю то, что думаю и чувствую, — вздохнул физик. — И я до сих пор не сказал вам, насколько я рад, что вы здесь. Целый и невредимый.

Щеки Гейзлера порозовели. Он потёр правой ладонью предплечье левого.

— Хах, да что там могло со мной случиться, не монстры же напали бы на меня в океане, правда? Что за бред. И прости что я не писал, весь этот переезд и уход из МИТа… Я, — так хочу тебе сказать, что схожу с ума каждую ночь, видя нас, которые не мы, — рад, что ты здесь тоже. В университете, в смысле. И в Берлине и…

Германн Готтлиб почти на голову выше Ньютона Гейзлера, поэтому ему пришлось наклоняться вперёд, чтобы дотянуться до губ биолога.

Ньютону Гейзлеру понадобилось три секунды, чтобы встать на носочки и потянуться вверх к губам Германна. У него в голове эхом прозвучал гитарный перебор музыки Суперновой из шампанского, пока Германн аккуратно, совсем бережно целовал его.

Ньютону стало все равно на странные сны о другой реальности. Она была не его, больше не его. Ведь здесь, в Берлине Гейзлер обрёл собственную.

Он почти жалобно простонал в рот Германну, когда тот прошелся пальцами по нежной коже за ушами, тесно прижимаясь к нему. Ладони Готтлиба пытались дотянуться до прядей у него на затылке, чуть сжать и потянуть.

Ньютон дрожал и попроси его сейчас Германн прыгнуть вниз с этого самого балкона, он бы сделал, будучи при этом абсолютно счастливый.

— Герм, — чуть слышно выдохнул он, распахивая глаза. На скулах Германна виднелся румянец, он рвано дышал, а его руки все ещё лежали на шее и затылке Ньютона.

Гейзлер рассмеялся и прижался лбом ко лбу Германна, обнимая его.

— Я честно готов целовать тебя всю ночь, но на этом треклятом балконе так холодно.

— Есть мой кабинет, — отозвался Готтлиб.

— Или ну мы можем… Я не знаю, чувак. Давай купим пиццу и поедем ко мне, — выпалил Гейзлер, вцепившись пальцами в плечи физика. — Мы можем просто посмотреть фильм, на Нетфликсе куча документалок, и стар трек есть, потому что ты же фан правда? У меня есть несколько футболок с ними, — он паниковал, от чего Германн протянул ладонь и провел ее по щеке Ньюта. — Поехали?

В его голосе было столько замешательства, смущения, отчаянной просьбы и ещё чего-то. Это все горячей волной заполнило сознание Готтлиба.

— Хорошо. Только пиццу выберу я.

— Уф, круто, окей! Я уж думал ты откажешься и это было бы странно, потому что мы…ну мы целовались и это было очень ммхм!

Германн не знал, как по-другому успокоить Гейзлера. Тот обмяк в его руках.

— Ох черт. Я же так и привыкнуть могу, Герм, — с блаженной почти пьяной улыбкой сказал он.

Готтлиб улыбнулся.

— Пицца, доктор Гейзлер. Пойдем.

*

Квартира, которую Гейзлер снимал, по количеству разбросанных везде вещей, напоминала его лабораторию. Что лишь показывало, что Ньютон заботился и пытался решить очень много вопросов на раз, оставляя следы своих размышлений везде. В коридоре до сих пор стоял чемодан, зато в спальне был порядок. Скорее всего, потому что Ньютон там бывал только когда уставший доползал до кровати, а потом залипал в экран телефона или компьютера.

Германн предложил пиццу Марракеш, с сушеными помидорами, сыром бри и рукколой. На что Ньютон растерянно пробормотал «а как же мясо?». В тот момент выяснилось, что Готтлиб его не ест.

— Гермс, как человек, немного шарящий в том, как работает человеческий организм, я могу уверить тебя, что мясо нужно, — упёршись руками в бока, заявил Ньютон.

— Или мы можем заказать две средние, — пожав плечами Германн. Ньютон громко цокнул языком и потянулся за телефоном, чтобы сделать заказ.

После борьбы с доставкой, потому что Ньютон не мог не начать ругаться с ними, Готтлиб тяжело вздохнул и постучал пальцем по дивану возле себя.

— Садись. Ты же на взводе весь.

Гейзлер с презрительным фырканьем в бок телефона и грубого парня на линии пиццерии плюхнулся на диван возле Германна. А потом вздрогнул, когда тот опустил ладони ему на плечи.

— Боже, как ты вообще ещё двигаешься, Ньютон? — со вздохом спросил физик, чуть придавив пальцами на основание шеи.

Ньютон жалобно взвыл и попытался высвободиться, но Германн удержал его, мягко усадив обратно. Чтобы отвлечь биолога от неприятных ощущений в ноющих плечах, он решил спросить то, что давно его мучало.

— Твои татуировки…

Гейзлер издал звук подобный до победоносного полустона. Если такое было возможно.

— Наконец-то ты спросил, Гермс!

Готтлиб вопросительно поднял одну бровь, разминая левое плечо.

— Дизайн я разработал сам. Долго бился над той, что в меня на левой лопатке, — начал объяснять он.

Сердце Германна предательски пропустило удар.

— То есть они не только на руках?

— Конечно нет, чувак, — с интонацией «это же очевидно» ответил Ньютон. — Я сейчас покажу…

В этот раз ему удалось вскочить на ноги и развернуться лицом к Германну. Он с готовностью принялся расстегивать верхнюю пуговицу, но потом замер и поднял взгляд на Германна. Тот смотрел на него нечитаемым взглядом.

— А знаешь, эмм… Да, наверное, сегодня, не лучший… Потом как-нибудь, забудь.

Гейзлер начал бормотать и пытался не смотреть в глаза Германну.

— Ньютон, — настороженно позвал он. — Что случилось?

— А, да ничего. Я подумал… Ну это просто цветастые узоры клыкастых монстров у меня на спине и на рёбрах, что тут такого, — Гейзлер нервно хихикнул и отступил на шаг от Германна, отворачиваясь.

— Ньютон, — негромко окликнул его Готтлиб. — Что происходит?

Со вздохом, будто Гейзлер проиграл себе в споре, он развернулся лицом к физику.

— Хочешь знать в чем проблема? В пиццах. В моих перекусах черт знает во сколько ночи. В батончиках и прочей дряни, — совсем несчастным голосом ответил он.

Германн непонимающе моргнул несколько раз.

— О, чувак да ты серьезно? — проворчал Гейзлер, а затем с отчаянием стянул с себя рубашку одним резким движением, почти сбив с носа очки. — Вот что, — он тыкнул пальцем себе в живот.

Германн Готтлиб вздрогнул от количества новых ощущений, которые на него обрушились, как лавина снега в горах. Внезапно и беспощадно.

Ньютон Гейзлер, стоящий перед ним, взъерошенный, покрытый яркими узорами, абсолютно гениальный в своих идеях и до безобразия смущённый в данный момент, абсолютно и точно был идеальным.

— Что, прости?

— Да живот мой! — голос Ньютона опять перепрыгнул несколько октав. — Он аморфный, жирный и отвратительный, — пробормотал биолог. — И не всегда был таким. Когда я только разрабатывал татуировки, он был, ну…обычным. Гермс, ты пялишься и мне неловко.

Германн прокашлялся.

— Подойди ко мне, Ньютон.

Гейзлер прищурился, а затем покачал головой.

— Пожалуйста, — мягко попросил Германн.

Ньютон обреченно опустил голову и шагнул обратно к дивану. А потом замер, резко ощутив каждый звук и каждое движение воздуха по его голых плечах.

Ладонь Германна с его до безобразия элегантными пальцами и аккуратными ногтями, легко коснулась живота. Он провел тыльной стороной по коже вдоль линии джинсов.

— Герм?

— Я вижу потрясающее тело, которое ты использовал, как холст для своей фантазии, — тихо произнес Германн. Он дотрагивался пальцами мягкого живота с пёстрым узором морских ящериц. Выводил подушечками бесконечные линии, наслаждаясь ощущениями