Комментарий к Ich habe nichts, nur Dich.

Есть статья о дрифт совместимости, которую я очень люблю и у меня есть (!) линк. Почитайте, она интересная. http://confabulatrix.tumblr.com/post/96325194345/drift-science-and-compatibility

И да. Германн Готтлиб в любой реальности кинковый засранец.

========== Mit Kase, ohne Fleisch ==========

— Числа не врут. Политика, поэзия, обещания — все это в большей или меньшей степени враньё. Слишком много интерпретаций, а от того искажений истины, — доктор Готтлиб продолжал говорить, дописывая уравнение маркером на огромной белой доске. — О чем невозможно говорить, о том следует молчать. Поэтому цифры, — он постучал пальцем по пластиковой поверхности, — молчаливо красноречивы. Числа — это самое близкое, что мы можем узнать и изучать при попытке понять Бога.

Германн обвел взглядом притихшую аудиторию, где все разом замолчали. Многие задумались, почему они раньше не пытались связать математику с религией. Обычно такие союзы присущи искусству.

Но все же большая часть студентов задалась вопросом, будут ли подобные абстрактные обсуждения на сессии, или же доктор, как и всегда даст сложные, но интересные кейсы и задачи, построенные на практичных проблемах современности. Совсем несколько молодых людей тихо хмыкнули себе под нос, мысленно соглашаясь с тем фактом, что Готтлиб всегда был романтиком, просто в последнее время это стало ярче выражаться.

— Доктор Готтлиб, сэр?

Германн повернулся влево и вопросительно поднял брови, смотря на заговорившего студента, Кристофер Майнц, если память ему не изменяла. Парень сидел довольно далеко и выглядывал из-за своего ноутбука, но все равно было видно только макушку и квадратные очки.

— То есть вы верите в Бога? — спросил он, чуть прикрыв крышку ноутбука ладонью. Его голос выдавал разочарование, словно наука должна априори презирать бога.

Германн обошел свой стол, спрятал синий маркер в карман, а затем оперся на столешницу.

— Я воспитывался в религиозной семье, — уклонно ответил он.

— Да, но значит ли это, что вы верующий?

Физик чуть склонил голову, рассматривая своих студентов, которые все как один с интересом на него покосились. Они редко затрагивали темы, на которые Германн должен был давать свое сугубо персональное мнение на не касающиеся семинара вопросы. Но в этом случае он сам был виноват.

— Чем для вас является вера, херр Майнц? Чудо воскресенья? Рождество? Костёлы? Надежда на спасение бессмертной души? Законы и заповеди?

Кристиан удивлённо моргнул.

— Надежда и бессмертная душа.

— Видите ли в чем загвоздка, херр Майнц, — Германн упёрся ладонями в край столешницы. — Универсальной правды не существует. Есть что-то, что вы предпочтете считать бессмертной душой, субстанция, которая покинет ваше тело через много лет и обретёт покой. Есть и чья-то другая правда, которая гласит, что за наши грехи и поступки мы переродимся в виде бестолковой ящерицы. Но любая религия базируется на первородном страхе человечества — страх неизведанного, страх от того, что мы не знаем, понятия не имеем, что же будет дальше.

Готтлиб замолчал, аккуратно подбирая слова.

— Это нормально искать надежду, но я, — он оттолкнулся от стола и, чуть прихрамывая подошёл ближе к студентам, — не думаю, что Бог выглядит как бородатый, добрый, пожилой мужчина в небе. Он уж точно не сидит на туче и не смотрит на нас оттуда. Ему всё равно на наши войны, катастрофы и конфликты.

Несколько человек с подозрением смотрели на Германна, отложив ручки.

— Религии описывают бога с помощью метафор и аллегорий, так было всегда, начиная от древнего Египта, заканчивая воскресными школами здесь, в Германии, — Готтлиб заложил руки за спину, спокойно наблюдая за толпой молодых людей, которые слушали его со смесью интереса и недоверия. — Эти метафоры помогают нам принять непостижимые логическому мозгу истины.

— Профессор, — подняла руку девушка с веснушками на лице, сидевшая где-то справа. — Если вы не верите в Бога-создателя, то какая теория для вас является ключевой? — она неловко замолчала, словно пожалела о том, что спросила.

— Нет, мисс Эйр, как раз в Создателя я верю, — охотно отозвался Германн. — Наша вселенная появилась чуть ли не волшебным образом из полного хаоса. Это как если, — он достал из кармана две ручки и маркер, положенный туда ранее, — из кучи разбросанных камней, после очень сильного дуновения ветра, появился дом. С крышей, дверями и даже калиткой у входа. На деле, если мы принимаем космологическую теорию Большого Взрыва как начало нашей Вселенной, то это выглядело бы так, — Германн неожиданно подбросил ручки и фломастер вверх, от чего они подлетев на полметра, тут же попадали вокруг него. — Хаос.

— То есть, это Бог, сложил все необходимое в момент сингулярности, взболтал, подорвал и после этого родилась на свет кварк-глюонная плазма. Ну, а потом уже протоны там всякие и нейтроны? — с самого последнего ряда послышался голос, с прыгающим темпом речи, меняя октавы при вопросительных предложениях.

Германн прищурился, пытаясь рассмотреть, кто это спросил. Студент сидел слишком высоко, ещё и нацепил солнцезащитные очки прямо в помещении.

— Что ж…да, где-то так я и думаю, — согласился Готтлиб. — Очень сомнительно, что Бог — это бородатый дедок, который трудился шесть дней, чтобы создать, — он обвел рукой аудиторию, — Старбакс, Нетфликс и Эпл. Но очень возможно, что наша Вселенная взяла свое начало при помощи божественной частички. Божественного вмешательства. Так что Бог — это космос, физика, если вам угодно. А значит гармония из хаоса — это почерк Бога. Разнообразие идеальных снежинок — его хобби.

Студенты задумчиво переглянулись, а кто-то и вовсе с удивлением уставился на Готтлиба.

— Эм-м, док, у меня ещё вопрос, — опять послышался довольно самоуверенный голос с последнего ряда. — В теорию эволюции, я, как понимаю, вы не особо верите? Типа это Бог апгрейтнул своих персонажей в большой настольной игре?

Германн помедлил секунду, а потом вздохнул и очень постарался, чтобы не выдать улыбку у себя на лице.

— Дамы и господа — доктор Ньютон Гейзлер, любезно завернувший к нам на лекцию, — Германн смотрел, как Ньют сдёрнул с себя очки и приветливо помахал студентам рукой. Несколько из них возбуждённо загалдели, поворачиваясь к учёному, рассматривая его во все глаза.

— Ага. Это я промо тур делаю. И зазываю вас к себе на занятия. Где, ну вы знаете. Настоящая наука.

Германн закатил глаза и пошел обратно к столу, собирать вещи, пока студенты, хихикая, потянулись к выходу.

— Хей, Герм. Божественного кофе из Старбакса? — послышалось над ухом Готтлиба.

Ньютону Гейзлеру очень шло вот так вот улыбаться, когда он появился рядом с кафедрой. Черные Рейбаны сидели у него на макушке, а сам биолог был одет в рубашку, черный пиджак, а сверху кожанка. В дополнение к рваным джинсам и темно-желтым Тимберландам на ногах.

— Я принял вас за студента, — честно признался Готтлиб.

— О, спасибо за комплимент, — Ньютон шутливо прижал к груди ладони, чуть поклонившись.

— Это не был комплимент, — заметил Германн, застегнув свою сумку. А потом беззвучно рассмеялся, когда Гейзлер громко охнул.

Берлин привыкал к Ньютону Гейзлеру, а тот в свою очередь впитывал в себя атмосферу нового университета, осваивался с тем, что и куда можно разбросать в лаборатории, с кем подружиться.

За то время, что Ньютон провел в Берлинском Технологическом, он дважды налетел на парочку русских, Алекса и Сашу Кайдановских. Налетел в прямом смысле, потому что шел по коридору, уткнувшись носом в свой Твиттер. В результате он впечатался в широкую спину Алекса. Тот сначала что-то проворчал на русском, а потом его жена Саша, узнала в Ньютоне, нового доктора с кафедры биоинженерии, и дружелюбно хлопнула его по плечу. От этого Ньютон растерянно потёр ушибленное место, но через пару минут уже вовсю болтал с преподавателями по информатике и компьютерному моделированию.