Но существовало одно условие. Если один из супругов был влюблен до проведения ритуала, то магия возводила его чувства в квадрат, многократно усиливала их до тех пор, пока другой супруг не влюблялся ответно. Если этого не происходило, то магия грозила смертельным исходом. Поэтому такое заклинание никогда не накладывали на влюбленных людей.

Все это я прочитал в книге по Кровной Магии не далее, как час назад, и до меня мгновенно дошло, что то чувство, которое зародилось из уважения и из многочасовых размышлений об этом человеке, меня и сгубило.

Магия лучше меня знала, что происходит в моем сердце и привязала меня к Снейпу еще до того, как я успел осознать свое влечение к нему, неразрывно, вплоть до моей смерти. А в том, что я умру — я не сомневался. Ведь для того, чтобы Ритуал сошел на нет, требуется ответное чувство.

— Лучше бы я стал оборотнем, — тихо проговорил я, глядя в отрешенное лицо Снейпа.

Он вздохнул и посадил меня у стены рядом с собой. Так мы и сидели: я, влюбленный на свою погибель, и он, коривший себя за то, что натворил.

Вспоминая сейчас те времена, я улыбаюсь. Как мы оба переживали! Я впервые видел Снейпа, утратившего свой неприступный вид и явно растерянного, не знающего, что делать. Но, конечно, такое состояние профессора не могло продолжаться долго.

Северус сказал, что нам ничего не остается, кроме как поведать обо всем директору. Моя отработка в его кабинете затянулась до нельзя, и уже возникали вопросы, а теперь придется находиться вместе неразрывно. Ведь мне нужен был физический контакт.

Если бы мне кто-то сказал, что меня будут излечивать прикосновения Снейпа, я бы долго смеялся. А вот теперь было вообще не до смеха.

Я долго смотрел в его лицо, а потом произнес то, что нам обоим лезло в голову, но ни он ни я не решались высказать это вслух.

— А что дальше, профессор? Ведь придет время, и ваши прикосновения перестанут мне помогать. Мне ведь … нужно будет больше?

Снейп остановил свой взгляд на моем лице, изучая его, пытаясь высмотреть в нем какую-то определенную эмоцию. Возможно, он искал там отвращение подобной перспективе, но я ничего подобного не чувствовал.

Даже если магия — она не на пустом месте. И то, что я чувствовал к этому человеку теперь, было лишь вопросом времени, многих лет, душевных метаний. А что до того, что мы оба — мужчины, так это меня вообще никогда не волновало. Любовь не спрашивает с людей такие мелочи, как принадлежность их к разным полам. «Так даже легче, — понял я, терпеливо ожидая ответа».

— Вероятно, вы правы. — Тихо, но четко и как-то обреченно…

Северус, все еще сидя у стены, потер лоб усталым жестом. Мне внезапно стало его жаль. Он ведь спасал меня в очередной раз. Кто же мог подумать, что Поттер вдруг начнет испытывать нежные чувства к Снейпу? Как такое возможно было предугадать?

— Тогда, может лучше сразу? Зачем дожидаться, когда я забьюсь в припадке посреди Большого Зала, или упаду головой в котел на вашем уроке?

Я старался шутить. У меня плохо выходило, но, наверное, Северус оценил тогда мои попытки обставить все проще.

Он несколько минут смотрел на меня со странным выражением в глазах. Мне показалось, что я видел отражение какой-то давней боли, пережитой и обдуманной, разобранной по секундам на мельчайшие частицы. Словно бы в его жизни уже была прекрасная и трагическая история, давшая толчок к нынешнему его существованию. Конечно, тогда я еще не знал, насколько тесно это все связано со мной…

Снейп обвел меня взглядом, а я терпеливо ждал. И он и я прекрасно знали, что у нас нет другого выхода. Но когда я думал о том, что этот человек вынужден будет касаться меня в определенном смысле без желания и, возможно, даже с отвращением, мне становилось горько. Должно быть, часть этой горечи отразилась на моем лице, потому что Северус неожиданно проговорил:

— Не бойся. Тебе не будет неприятно.

Он трактовал мое выражение лица в другом смысле, и я, не отрывая от него взгляда, слегка наклонился вперед. До тех пор, пока между нашими лицами не осталось чуть пространства.

— А вам?

Все правильно. У меня есть оправдание — я его люблю. А он? Я даже не знал, допустимы ли для него такие отношения?

Как выяснилось, волновался я зря.

Все прошло так, как я не мог себе и представить. Я навсегда запомнил эту ночь. Я помню её в таких деталях, что могу рассказать все по минутам, каждый жест, каждое прошептанное во тьму слово, каждый вскрик и каждый тревожный вопрос.

В жизни человека есть лишь несколько столь же значимых моментов, когда то, что осталось за твоими плечами, уходит в прошлое, а впереди — новый путь, и открывает его тебе другой человек. Можно перечесть по пальцам такие виражи судьбы, а у меня он был лишь один. Та ночь, когда я узнал такого Северуса Снейпа, каким его никто не мог даже представить.

У моего Северуса нежные руки и чуткие, пугливые пальцы. У него мягкий, успокаивающий голос и красивое, беломраморное тело, его зимнему имени под стать. У моего Северуса темный взгляд, наполненный желанием и негой, и тревогой, и ночными тенями, колеблющимися в неровном свете от пламени камина.

Полумрак выстилал комнату темным бархатом. Нас обнимала тишина, теплый воздух окутывал переплетения тел надежным защитником от холода. И только тихий мерный скрип деревянной кровати под высоким поднятым пологом был свидетелем того, что происходило этой ночью.

Мои торопливые, неумелые движения, судорожные объятия. Его почти неслышное: «Не бойся, Гарри».

Я не боялся. С ним ничего мне было не страшно. И трудно было представить себе ночи прекраснее…

На утро я проснулся рядом с Северусом и долго разглядывал его. Я перебирал в памяти ключевые моменты и мне было все равно, что это натворила магия. Даже если и так, то, что было — самое лучшее событие в моей жизни.

Черные глаза открылись медленно. Я видел, что сон покидал его неохотно. Должно быть, он тоже ощущал эту дивную истому во всем теле, когда хочется сладко потянуться, подкатиться под бок своего избранника и уснуть. Но часы беспощадно показывали шесть утра, и если мы хотели сохранить все в тайне, то мне пора было уходить.

***

Наши отношения поменялись разительно с той ночи. Своеобразно «подзарядившись», я перестал ощущать недомогания, и плохое самочувствие исчезло на целую неделю. Однако я так привык приходить в подземелья по всякому поводу, что сам не понял, когда Снейп перестал меня оттуда гнать. Кажется, он смирился с моим существованием в его жизни. И не только смирился, еще он иногда был мне рад. По-своему, по-снейповски, с ворчаниями и препираниями, но я научился различать, когда профессор сердится по-настоящему, а когда — напускно.

Я начал замечать, что меня оберегают в прямом смысле этого слова. Снейп взял за меня ответственность. Он чувствовал вину за то, что наложил это заклинание, а потом и, как он выразился однажды, растлил шестнадцатилетнего подростка. На это я широко ухмыльнулся, и пошутил, что в таком случае, он полностью в моих руках. Шутить я не умел, и мне пришлось полчаса потом извиняться за свои слова.

Постепенно совместные завтраки превратились в традицию. Каждую ночь я у Северуса не оставался, но такое случалось все чаще и чаще. Я врал друзьям, что возобновил занятия окклюменцией. Я врал Дамблдору, который вызывал меня к себе «на чай» и расспрашивал о моем самочувствии и вдруг изменившемся характере. Я готов был, как лев, охранять нашу тайну.

И да, я очертя голову, безумно, до конца своих дней был влюблен в Северуса Снейпа.

Постепенно из его жестов и прикосновений ушла скованность, постепенно они наполнились настоящей чувственностью, нежностью. Из его глаз временами уходила ночная темень, тени прошлого, обступающие его со всех сторон, расступались, когда я оказывался рядом. Мне уютно молчалось в его обществе, а он выделил для меня второе кресло и место на своем столе — я иногда притаскивал к нему в кабинет свои книги и садился читать рядом с ним.