Что ж посмотрим. Проверим.
Гость поднял волшебную палочку и крикнул:
— Сафар — хош — таль!
Два больших воздушных ядра ударили в стену по краям от дверного проема. Снаряды вгрызлись в кирпичи с такой силой, что сбили дверь с петель, и та ввалилась внутрь башни. Нападавший облаком впорхнул в открывшийся зёв, только полы плаща крыльями взметнулись за его плечами. Янычары, оглушенные взрывом, лежали на полу. Не дав опомниться, убийца в одного метнул кинжал, другого свалил заклинанием Гулбаджа Ра! — тут же ощутив присутствие ещё одного стражника. Он, на удивление, не излучал тепла! Если бы охранник сидел неподвижно, то нападавший не смог бы его заметить, однако он себя выдал — бросился навстречу.
Не зная, кто или что перед ним, атакующий выбрал сильнейшее среди известных ему заклинаний Азордан Сиах! — Чёрная Боль!
Когда убийца крикнул первое слово «Азордан», то с удивлением отметил, что охранник не пытается отскочить, или как — то блокировать занесенный над его шеей топор. Тогда нападавший торжествующе произнес второе слово заклинания «Сиах!». С кончика волшебной палочки сорвалась белое лезвие, и полетело в сторону охранника… Но тот и не думал прятаться! Он развернулся и подставил спину!!! Заклинание ударило и… срикошетило в потолок! Охранник — а убийца по — прежнему видел его размытый контур — покачнулся, привалился к уже мертвому своему собрату, и вдруг… Нападавший за долю секунды до своей смерти заметил, как стражник дернул рукой, и что — то мелькнуло в воздухе. Это был метательный кинжал убийцы, который только что торчал к груди одного из янычар!
***
Искандер — ата, услышав в саду хлопок, понял, что предчувствия его не обманули. Он поставил на дверь дополнительный щит, парализовал, чтобы не мешалась под ногами, рабыню, замотал спящую девочку в одеяло и бросил её на кровать старухи. После этого бабку уложил на матрац её воспитанницы. Осмотрев, всё ли правильно сделано, он подлетел к очагу так, чтобы оказаться между ним и кроватью, опустил ковер на пол и… бросил перед собой волшебную палочку, словно она только что выпала из рук. Проделав все это, Искандер — ата замер…
Ждать пришлось недолго.
Сверху из дымохода в очаг обрушились потоки пламени и осветили комнату. В огне показался темный силуэт. Убийца заметил растерянность тучного охранника, потерявшего от испуга свое оружие, и, не давая сопернику прийти в себя, выбил из своей волшебной палочки молнию. Сиратинец словно во сне наблюдал как электрический наконечник, направленный в грудь противника медленно — медленно летит, но… в тот момент, когда он должен был вонзиться в толстяка, искрящаяся стрела ласковой кошкой вдруг нырнула протянутую руку и вернулась! Но не стрелой, а тяжелым длинным копьем с широким наконечником! Если бы воин и мог предвидеть такой поворот событий, то всё равно не сумел бы парировать этот чудовищный по силе удар.
…Назар, оставшись с двумя парами охранников, чувствовал себя глупо. Было в этом что — то по — детски наивное — Рафик обиделся на Искандера — ата, перс ответил янычару тем же, а виновным оказался почему — то горец. Взрослые мужчины, а вели себя словно базарные торгаши. Чтобы успокоиться, мольфар сел в углу и закрылся.
Для того чтобы спрятаться, Назару не надо было надевать мантию невидимку или пить невидимое зелье. Народ Бело Озера не уважал насилие. Предки Назара не совершенствовали атакующие заклинания, но были мастерами обороны. Щитовые чары, полотнища, щиты — вот их призвание. Одно из таких умений — шар скрытности — и применил Назар. Ему хотелось побыть в одиночестве, подумать, прокрутить в памяти события минувшего дня. Турбат часто так делал — после вечерней молитвы, перед тем как заснуть, он вспоминал, что за день произошло хорошего, что плохого. Если совершал недобрый поступок, то обещал исправить его на следующий день. Сегодня на него навалилась усталость, и как ни хотелось закрыть глаза, и не открывать их до самого утра, пришлось бодрствовать. Долг есть долг.
Чтобы отогнать сон, Назар вспомнил прошедший день.
Утром мольфара позвала мать Берегиня. Он после той злосчастной ночной схватки, три дня не выходил из спальни сына, не ел, не пил, спал урывками. На похороны погибших соплеменников не пошел…
Мать усадила рядом, дала чашу, попросила выпить до дна. Что потом? Наверное, спал, а когда проснулся, то усталости как не бывало. Берегиня позвала к приготовленному Омуту. Подошли… Отвар уже кипел… Бросила прядь волос Родиона, щепотку подорожника и болеголова, добавила медную монету и холстину… И тогда Назар… Что же он там увидел? Мрак, черноту, мелькание теней… Видел страх… Родиона страх… Видел защитный шар… Простейший, но всё же… Восемь лет, но смог! И не учил специально — мал ещё, сын сам всё приметил, запомнил последовательность слов, движений… и без волшебной палочки… молодец! Ещё видел море… большое грозное… огромную кошку с крыльями, а потом … минареты, ставшей мечетью Святую Софью, большой солнечный город… с крепостями… с высокими дворцами… базарами… Дальше началось страшное… видел пасти, клювы, когти окровавленные… неведомые знаки, цифры, руны… рецепты, записи формул… математические задачи… знаки Зодиака… книги, свитки… смотрящего исподлобья коза, в глазах которого пылала тьма… А в самом конце привиделась большая, нет, огромная с черными чешуйками на спине ящерица… У этого гада были такие глаза… В которые смотреть невозможно — так слепило. Словно стоишь в солнечный день на перевале древних Карпат, когда перед тобой лежит небесной чистоты снег.
Вот что он увидел в Омуте… и Мать смотрела… почернела ликом… согнулась, постарела, сказала, надо спешить… иди в Константинополь, найди шехир — эмини, проси помощи… Родион уже далеко и не скоро вернется домой… Хотя надежда есть… Всегда есть надежда… Сказала, возьми Кривду, иди к греку, я за тебя попрошу… Сего дня будешь на месте. Силы у тебя хватит, говорит…
И вот он здесь.
Очень шумно, слишком пестро, ночь, а людей на улицах города — прорва. В караван — сарае целый Вавилон. Эти странные ковры на стенах… Назар и не знал, что в мире столько мыслящих созданий, странных животных… И во дворце ему не понравилось. Зачем жить в башнях? К солнцу ближе? Видел в углу комнаты шехир — эмини сложенные подарки. Много золота. Проклятое золото. Плавкое, тягучее, мягкое, а сердца волшебников и людей делает тяжелыми, как оно само. От зависти, жажды наживы, глупости. Горцы не любят золота. Серебро — вот святой металл. Добрым несет добро, злым — зло. Вода от серебра делается чистой, как из горного ручья весной… От золота не так. Он бы хорошему человеку никогда б не сделал такого подарка. Значит у правителя этого народа мало добрых слуг. Вот серебро — да, сразу узнаешь, кто кому кем приходится, что у человека на сердце. Серебро близким дарят. А ещё дерево. Это только родным или знающим. Вот граб, к примеру, сколько в нем силы, сколько в древесные жилы солнцем да водой мощи залито… Или палестинский кипарис… Нательный крест хорошо из этого дерева вырезать, или четки. Дорогой кипарис, в Карпатах и раньше был редкий, а как молдаване и валахцы с османлисами начали воевать, и подавно…
Вдруг Назар вспомнил про четки. Достал их из холщового мешочка, любовно расправил на широкой ладони. Приятно было смотреть на коричнево — красные камни, где с мраморными прожилками, а где с янтарным матовым светом. Грели кожу, между собой перемигивались, словно угли в костре. Вспомнился мольфару дом, ночные разговоры с отцом… Приятно держать четки шехир — эмини в руках. Капельки так и просятся в танец. Назар попробовал их, послал в гон и с удивлением понял, что не хочет останавливаться. Так ловко камни проскальзывали между пальцами, так ласково метелочка гладила кожу… для чего этот хвостик? А, для совета — так было сказано. А камни для помощи.
Не хотел отдавать эти четки шехир — эмини, но… победил свою слабость… Добрый правитель у южных магов… сила проверяется не в битве, а в мелочах. Не пожалел для дочери… пускай на время, но отдал дорогое сердцу… Добрый правитель…и Мать добрая… помогла… не попрекнула… вспомнила его старые заслуги… его подвиги.
