Слепой, беспомощный, спеленатый узами.

В этот раз Махмуд, ощутив на теле тонкие шелковые щупальца, не улыбался, потому что знал, кто его связал. И почему. Он бы поступил также. Наверное, его лицо, да и всё тело покрыто кашицей из огнелова — перемолотой массы морозного хоботка, подорожника, мяты и тысячелистника.

Шехир-эмини попытался нахмурить лоб и понял — маски на лице нет. Выходит, другое средство. Какое?

Вдруг мерный ход мыслей прервал писк. Это — летучая мышь! Рядом! Он вспомнил, как очнулся в первый раз. Тогда нетопырей было много. Под потолком пещеры, и около ног. Это может значить одно из двух.

Или он у друзей или его…

Вопрос острый, как стилет, раскаленный, как лава Везувия, ясный, как солнце в зените, взорвал мозг правителя: «А где Анвар?».

Махмуд-бег взвыл, и только сила воли ему не дала выкрутиться, дернуть телом, и тем самым нанести себе лишний вред. Маг страдал, сдерживая гнев. Страшная мысль, что он стал калекой, слепцом, начала таять и отошла под натиском другой, ещё более ужасающей истины — он не знает, что произошло с его сыном! Последнее воспоминание, — женский крик, и он бьет морозным облаком в сторону своей проклятой жены-фанатички. Только взял повыше, чтобы не задеть Анвара.

А потом крик Фаруха.

О чем он просил? Не помнит. Совершенно не помнит!!!

Шехир-эмини прислушался. Где сын? Только писк, шевеление. Почти рядом, у ног. Стоп! Надо найти выход, пока голова трезва, пока не пришла боль. Потом будет поздно — когда спадет действие морок-травы, он ни о чем уже не сможет думать.

Где он?

В пещере.

Большой?

Свод высокий — эхо от капели разносится далеко. Кто здесь ещё есть кроме него? Нетопыри. Это плохо или хорошо? Если он в библиотеке Сааифа, хорошо. Если в катакомбах Пере — плохо.

Махмуд-бег усмехнулся. Вот как бывает. Думаешь о настоящем, а окунаешься в прошлое, и тяжесть минувших лет окрашивает современность кровавыми разводами. Большие знания несут большую печаль.

Правители Константинополя не могли терпеть тех, кто владеет магией крови. Не выдержав постоянных стычек с боевыми магами, местные каиниды ушли, кто в горы Афганистана, кто в Карпаты. Вот только с нетопырями, которые не питаются насекомыми, а пьют кровь, румийцы ничего поделать не могли — крылатые животные размножались слишком быстро. Сто лет назад, казалось, победили, но началась война с османлисами. По воле звёзд Махмед II покорил звезду Босфора, и почти все волшебники поверженной Византии ушли вместе с человеческим войском.

Пока мир оправлялся от войн, летучие кровососы снова заполонили пещеры Пере.

Восточные маги всегда с уважением относились к одним из древнейших созданий этого мира, поэтому не считали нужным совершать набеги в катакомбы и пещеры пригорода Истамбула, чтобы покончить с кровососами.

Неужели Фарух оставит его наедине с этими тварями? Такого просто не может быть! И если он лежит здесь… А вампиры пьют кровь неслышно, он при всём желании не почувствовал бы… хотя… Фарух…

Стоп!

Он не мог его так бросить, должен был дать какой-то знак, успокоить, или положить рядом дополнительную порцию морок-травы…

Махмуд-бег пошарил руками по овчине и… Коснулся мизинцем холодного камня.

Вдруг на шехир-эмини хлынули, словно снежная лавина, образы, краски, непонятные шорохи, обрывки мыслей, разговоров. Перед магом взорвалась, вспыхнула новая реальность, словно он обрел глаза, но только увидел окружающий мир не зрительно, а как бы изнутри. Перед ним во всей красе предстали своды невообразимо большой пещеры. От первого камешка, лежащего у его ног, до последней трещинки в далеком гроте. Он мог описать каждую пару каменных сосулек, тянущихся друг к другу. Они словно лезвия мечей приближались снизу и сверху. И там, в такой далекой и в тоже время близкой выси он различил мириады живых летучих созданий. Он мог любую отличить от остальных. У одной лапка перебита, у другой на грудке меховая опушка с рыжеватым оттенком светлее, чем у остальной братии. Их много, больших и малых, старых и молодых.

Внутренний взгляд кудесника соскочил с искрящихся алмазами стен, опустился на свое тело…

Махмуд-бег увидел у маленького озерца с чистой водой постамент. Эта возвышенность оказалось его ложем. Он тут лежал спеленатый, беспомощный… и около его руки хранился шар — домик рыбки Кривды! Вот что приготовил ему в помощь Фарух. Но это был не единственный сюрприз… Возле ложа стоялидеревянные ясли… там должен быть его мальчик — Анвар, будущий воин… Но там… Шехир-эмини напряг разум…

Кишмя кишели крылатые вампиры!!!

Шевелились крылья, блестели спинки, так отчетливо видные тонкие острые коготки с противным хрустом цеплялись за тонкие палочки детской кроватки…

Вдруг несколько ужасных, ушастых с морщинистыми приплюснутыми носами морд поднялись над этим противным месивом и заглянули Махмуд-бегу в его пустые глазницы….

[1]Писачасы, ракшасасы, йаксасы, гшсачасы, нишичары — вампиры, демоны, чудовища — создания тьмы, вышедшие из тела Брахмы и живущие в Тала — подземном царстве тёмных созданий, жилище великанов-людоедов, призраков и демонов. Во время Священной войны князья адхарма призвали это мерзкое воинство для усиления своей армии. Хату-дхана — колдуны-погонщики, сумевшие подчинить себе гостей из потустороннего мира.

Высоко-высоко в небе, среди клоков мохнатого хлопка парила чайка. Вольный нрав, любовь к свободе привели её сюда, далеко от родного гнезда. Птица пыталась спуститься к воде, да не могла совладать с мощным порывом ветра, поднявшимся от голубой скатерти моря. Ей повезло — когда начала уставать, устали и упругие воздушные струи. Чайка увидела ведомый серыми парусами корабль, сложила крылья и устремилась вниз к полотнищам флагов. Она знала — где люди, там и еда.

— Вот не везет, так не везет! — сквозь зубы прошипел Георгий, оглядывая горизонт.

«Афродита» вышла на поверхность в тот момент, когда звезды погасли, а луна исчезла. Водная гладь была чиста, и непонятно, где они, куда плыть? Ветер попутный или наоборот? В дополнение ко всему солнце, словно заколдованное, упорно пряталось в утреннем тумане, а когда он рассеялся, ушло за единственную на небе тучу. Астролябия в таких случаях бесполезна, поэтому оставалось ждать наступления ночи, да молиться, чтобы она была звездной.

Купец Георгий не знал, где он находится, у каких берегов, около Эллады или Тавриды?

— Вот не везет, так не везет!

Беда пришла, когда они с дядей вернулись от Улейбуллы домой. Семион велел постелить племяннику на полу в гостевой комнате — там было не так жарко. Купец лег на войлок, брошенный на каменные холодные плиты. Идущий от пола холодок разгонял ночную духоту и позволял вольно дышать.

Только Георгий заснул, только ему приснилось…

Он уже не помнит, что снилось, но, наверное, приятное и куда лучше той трезвой действительности, в которую нагрянули гости, растолкали, заставили одеться, куда-то идти. Очутившись на пороге дома, вдохнув ночной по-морскому свежий воздух, он окончательно пришел в себя, проснулся. По бокам стояли два высоких турка, держа, вернее, поддерживая купца за руки. Тут же был их предводитель — полный низенький преклонных лет, похожий на круглый тюк шелка мужчина. Гость поднес украшенным богатым перстнем палец и что-то пытался ему втолковать. Георгий, наметанным глазом, про себя отметил мастерство работы ювелира, и его стоимость: в кольцо был вдет лал размерами с перепелиное яйцо. Ого, а перед ним настоящий богач! Вот тут — то уши и глаза грека по-настоящему открылись, а голова окончательно обрела способность соображать.

— А где дядя? — спросил он богача.

— Причем тут ваш дядя? Вы что не слышите, о чем я говорю? А я говорю страшные вещи. Назара надо спасать, меня надо спасть, и вам себя надо спасать. Потому, что после нас примутся и за вас! — палец гостя больно уткнулся в золотое распятие, спрятанное на груди грека.