В том море прекрасном один Дух звался владыкой,

Он слыл одиночкой и род весь людской презирал.

Но злоба ушла от него, а Дух и не горевал:

Ведь он к деве той воспылал любовью великой.

Он в облике статного мужа с белой главой

Являлся девице пригожей, укрывшись в волнах.

Внимал он рассказам её о тяжких дневных трудах

И ей говорил: «Невеста должна быть со мной».

А дева та знала: жених её — принц, Дух морской,

Но не было страха и ужаса в сердце её.

В беседах с ним позабыла любимых своих и зверьё,

И весь светлый лес потемнел, объятый тоской.

Речами своими Дух деву в воду завлёк,

А ей так хотелось его хоть на миг обнять!

Волна окатила волос её первую прядь,

На плечи из пены морской лёг белый платок,

Корона на дне прекрасную деву ждала,

И брачное ложе готово в подводной пещере.

Но только ключ к счастью для Духа навеки потерян:

Не дышит прекрасная дева и вся, как пена, бела.

С того печального дня стал принц намного богаче:

Дары ему верные волны несут постоянно домой,

Девчонка, случайно увидев, мечтает его стать женой,

А Дух же морской, не чувствуя горьких слёз, плачет.

От слёз вода солона, поверь старику, дитя,

Ты помни всегда о горе принца морского!

Ошибки твои, а сгубить они могут другого,

И боль от потери не стихнет и годы спустя.

Девочка уснула, не дослушав песню до конца. Родерик же, впервые за долгое время вспомнив о ней, спустился вниз и сел около очага. Так он провел всю ночь, борясь с собой, желая увидеть брата больше всего на свете. Но он проиграл эту битву и ненавидел себя за эту слабость. Всё, что у него было в ту ночь, — воспоминания о его славной семье в то время, когда отец пел им с братом песню о морском принце. «У него выходило намного лучше», — подумал Родерик, плотнее закутываясь в плащ.

В предрассветный час сын Стина, так и не сомкнувший за ночь глаза, вышел из дома кузнеца. Перед этим он взял мешок с провизией, который ещё днём приготовил ему угрюмый добряк Отто, и оставил на столе обруч из потемневшего от времени золота, который он снял с руки Старейшины после того, как его душа покинула тело.

— Надеюсь, вам он принесет больше счастья, чем мне, — тихо сказал Родерик.

На улице его встретил густой туман. Казалось, что последождевое небо решило спуститься к земле. Трава под ногами была влажной. Родерик подошёл к своему гнедому коню. Тот добродушно фыркнул и мотнул головой, будто здороваясь.

— Отдохнул, Фальтер? Пора снова в путь, — похлопав по боку своего верного друга, сказал мужчина.

Он сел верхом на коня и хотел было уехать без долгих прощальных взглядов на гостеприимный дом, но вдруг за его спиной раздался тонкий голосок:

— Не уезжай, Хайде, пожалуйста!

Родерик развернулся. В дверях дома стояла Ирма. Только тогда он достаточно внимательно осмотрел её. Бледная, худенькая, со взлохмаченными после сна черными волосами, едва касающимися плеч, подстриженных неровно, явно ножом. Пухлые губы дрожали, а большие светло-карие глаза быстро наполнились слезами. Сердце мужчины сжалось, хотя девочка не напоминала ему никого из знакомых. Она была собой.

— Хайде, пожалуйста… Ульмо… Ульмо знает здесь всё, мы найдем твоего брата! А я могу быть твоей женой! Я буду любить тебя! Я же… я же не глупая…

Девочка заплакала, закрыв глаза маленькими ручками. Родерик слез с коня и подошел к Ирме, присел на корточки, взял её за руки и крепко сжал:

— Ирма, маленькая моя Фиалка, умная девочка, — хрипло выговорил он, борясь с комком в горле, — ты станешь лучшей женой лучшему человеку. Но я не лучший человек. Я обманщик надежд… И я не умею быть счастливым, мне об этом часто говорили. А ты будешь, — он немного помолчал, — принеси-ка мне воды, будь добра.

— Хххорошо, — шмыгнула носом девочка и быстро зашла в дом. Родерик хотел вскочить на Фальтера и пуститься прочь, но не смог. Перед его глазами стояла тонкая фигурка Равенны, которую он обещал спасти, увести прочь. Он ведь так и не вернулся за ней и вновь собирался уехать.

Ирма принесла полный ковшик воды и подала его Родерику. Тот пил так медленно, как только мог. Вода была холодной и казалась чуть сладковатой. После Родерик поставил ковш рядом с собой, снял со своей шеи деревянный кулон, неумело вырезанный им много лет назад, и вложил его в руку девочки. Здесь он избавился от двух оберегов и искренне пожелал, чтобы они хорошо послужили этой славной семье. На его шее осталась лишь тонкая цепь с маленьким камушком, на запястье — старые, но всё ещё красивые браслеты Каспара, помнившие его руку лучше самого Родерика.

— Я не могу обещать тебе, что мы еще увидимся, — сказал после недолгого молчания Родерик, — но я обещаю, что всегда буду помнить тебя. И не плачь. Я не стою твоих слёз. А сейчас закрой глаза, Ирма. Нет ничего хуже, чем смотреть, как кто-то уходит.

Девочка медленно кивнула, закусив губу, и снова закрыла глаза руками. Родерик отошел от неё, снова сел на коня и повернул его к воротам.

— Хайде, я тоже не забуду тебя! — сказала девочка. Мужчина улыбнулся, но ничего не сказал ей в ответ.

Когда Ирма убрала руки, перед ней был лишь густой туман. Она выбежала на дорогу, не обращая внимания на то, что босым ногам было очень холодно от мокрой травы, но не смогла найти даже следов от копыт коня, как бы она не пыталась. Горько всхлипывая, Ирма вернулась домой и снова легла на свою скамью. Она отвернулась от окна и быстро уснула.

***

В ночь полнолуния шёл снег. Снежинки, будто крепко держась друг за друга, опускались на ветви буков, дубов и ольхи в Тевтобургском лесу. Некоторые из них соскальзывали вниз и падали на замёрзшую землю со звуком, похожим на звон маленьких колокольчиков, накрытых несколькими платками. Вдалеке тихо журчала незамёрзшая речка Вимбене.

Она шла одна по Тевтобургскому лесу.

Старое серое платье, сползавшее с узкого плеча, было грязным от золы. На маленькие босые ступни падали обнявшиеся снежинки и таяли, стекая слезами на землю, но Ирма не чувствовала холода. Одной рукой девочка отводила в сторону ветви спящих кустов, второй держалась за круглый деревянный оберег, висевший на её тонкой шее. Ветер будоражил её густые чёрные волосы, оголяя и без того почти не прикрытые плечи. Большие карие глаза смаргивали снежинки и сосредоточенно смотрели вперёд.

Она шла туда, где её ждали.

Ирма вышла к Эксерским камням, которые всегда пугали её брата и манили её саму. И вот наконец-то она пришла к ним одна. Освещенные луной, устремляющиеся ввысь к Богу и звёздам, они беззвучно звали её к себе. Девочка слышала их многовековое молчание. Она так же молча отвечала им.

«Я не могу пойти к вам. Я пришла не к вам».

Камни зашептали обиженно, но понимающе, потому что со стороны реки к Ирме вышел кто-то в молочно-белом плаще, мерцающем, как бесчисленное количество звёзд. Она на миг испугалась, но плащ заворожил её. Злой человек не может носить подобную вещь.

Бесшумной поступью к маленькой девочке приблизилась высокая дева в тёмно-зелёном платье, которое, как с удивлением понял ребенок, было сшито из мха. Ирма жадно вглядывалась в незнакомку, которая не была похожа ни на кого из тех, кого ей когда-либо приходилось видеть. Дева была так же боса, но снег не таял на её ногах, а слегка прикрывал ступни. Её прямые льняные волосы были обрезаны по мочки ушей. Светлые глаза смотрели с необыкновенной добротой. Дева, улыбаясь, протянула руки к девочке. Длинные пальцы были украшены серебряными кольцами.

— Кто ты? — спросила Ирма, не отрывая взгляда от прекрасного плаща — самой яркой вещи из тех, что она видела в своей недолгой жизни. — Ты ангел?

Незнакомка тихо засмеялась:

— Хоть среди этих Камней есть ваша часовня, Бог оставил это место нам, Духам Леса.

— Ты Дух Леса? Это ты звала меня сюда? — восторженно схватившись за красивые руки Духа, воскликнула девочка.

— Да. Я услышала, как в тебе говорит печаль. И захотела исполнить твоё желание. — Дух улыбнулась и села на колени, приблизившись к девочке. Та услышала терпкий мховый запах. Дух взяла в руки деревянный оберег, изображающий лицо доброго старика в большой шапке, почти закрывающей его глаза-щёлочки.