Дикая боль в груди затмила все его эмоции и мысли. Он не мог дышать. Враги обступили лежащего, и парень, собрав последние силы, ударил одного ногой в колено, резко поднялся и начал бить их голыми руками, уже ничего не понимая и ни на что не надеясь.
Где-то вдалеке весело кричал его брат.
Родерик опустил руки, которые были в крови, и посмотрел на верхушки деревьев, за которыми возвышались великие Эксерские камни. Ему казалось, что это мгновение длилось вечно. Но оно закончилось очередным ударом ногой в ботинке с тяжелой подошвой, пришедшимся ему в бок.
Родерик потерял сознание и не услышал, как вскоре оборвался и клич его брата.
Комментарий к Пролог. Герард и Родерик
Эксерские камни — группа скал в Тевтобургском Лесу, в Северном Рейне-Вестфалии. Она состоит из тянущегося с северо-запада на юго-восток на протяжении почти километра ряда колоссальных столбов и глыб песчаника, кое-где повалившихся и представляющих огромные, почти отвесные стены. https://holidaygid.ru/svyatilische-externsteine-magicheskaya-sila-drevnih-skal/
========== Глава первая. Волк и дева ==========
Он говорил: «Где скрылся ты?
Куда свой тайный путь направил?
Зачем мой брат меня оставил
Средь этой смрадной темноты».
А. С. Пушкин, «Братья разбойники».
И вот ночь, словно кровожадное чудовище, поглотила деревню. Она пришла из Леса и проникла в каждый дом, сунула свой длинный нос в каждую спальню. Она не осмелилась зайти лишь в замок герцога, и поэтому терпеливо стояла снаружи.
И замок не спал. Он жил бурной жизнью, не сравнимой с теми, какими жили обычные дома. Герцог Фридрих, муж средних лет с безумными глазами цвета угля и огненно-рыжей бородой, пребывал в ужасном расположении духа. Новости о живших в Тевтобургском лесу язычниках, перебивших немало людей герцога Вестфалии, разъярили твёрдого в вере христианина, способного на многое в минуты, когда безумие захлёстывало его живой ум. Отряд разведчиков существенно поредел после того, как прочесал тёмные буковые рощи, и даже гнев герцога не смог бы заставить выживших остаться ночью в Лесу.
Герцог со свирепым упоением наблюдал за тем, как его слуг пытали безмолвные жестокие палачи. Осуждая «варваров-язычников», идущих против истинной веры, веры в Сына Божьего, Фридрих нарушал все христианские заповеди, руками своих головорезов делая людей обесчещенными калеками или даже отнимая их жизни. Он жаждал зрелищ и кровавых мук, он желал видеть, как его люди истекают кровью, слышать, как они молят о смерти. Он был готов, великодушно кивнув, отдать приказ любому, кто будет стоять рядом. Приказ убить. Избавить от мук. Спасти. Отправить невинную душу в Царство Небесное и помолиться за её покой и отпущение всех её грехов.
Слуги боязливо жались друг к другу, опасаясь сделать лишний вдох. Мужчины прятали за своими спинами тихо плачущих женщин, которые молились о том, чтобы Фридриху не пришло в голову послушать детские предсмертные крики. Да, только малолетних детей не было той ночью в зале. Всех остальных под страхом смерти выгнали из их крохотных комнатушек, зазывая на «представления», как их называл герцог. Эти представления отвлекали правителя от неприятных новостей и предостерегали обитателей замка от сочувствия язычникам и последователям узурпатора Генриха, желавшего занять герцогский престол вместо Фридриха.
Люди со страхом и надеждой поглядывали на Олмера, советника герцога и его главного стражника, — молодого мужчину с мягким, будто руки молодой женщины, взглядом тёмно-зелёных глаз и ехидной ухмылкой, редко сходящей с лица рыцаря. Олмер замечал все умоляющие взгляды, но лишь загадочно прикрывал глаза. Он знал то, чего ещё никто не знал. Но когда Фридрих собственноручно начал пороть Эльзу, молодую кухарку, с которой тайно был обручён советник, тот скривился и одними губами что-то приказал стоящему рядом белокурому пажу, единственному ребёнку, находящемуся в холодном зале. Мальчонка, бледный, как смерть, сломя голову понёсся исполнять волю рыцаря. Олмер же не сводил глаз с тихо плачущей Эльзы, и по его безразлично-мягкому взгляду невозможно было понять, что в ту минуту он не в первый раз проклинал герцога Фридриха, не боясь Божьей кары…
Вскоре к Олмеру подбежал паж и, задыхаясь, что-то прошептал ему. Мужчина улыбнулся, вновь посмотрел на свою еле дышащую невесту и вплотную подошёл к Фридриху. Остановившись подле него, Олмер поклонился и громко сказал:
— Мой господин, я осмелюсь предложить вам посмотреть на подарок, что я приготовил.
Фридрих повернул голову и посмотрел на своего советника. Олмер невольно вздрогнул, ощутив на себе его безумный взгляд, но не перестал улыбаться. Не хватало ещё, чтобы пошли слухи… Олмер не терпел смеха над собой. Никто не поймёт, что советник побаивается гнева герцога в минуты его безумия. Никто и никогда.
— Давай свой подарок! Но если он мне не понравится, тебе не поздоровится. То, что ты мой лучший слуга не освобождает тебя от ответственности, Олмер, — криво ухмыльнувшись, прошептал Фридрих.
Олмер слегка поклонился:
— Разумеется, милорд, если вам не понравится мой маленький подарок, то я добровольно преклоню колени перед плахой.
Фридрих расхохотался. Его смех был неподходящим для высокого крепкого мужчины: пронзительно-визгливым, лающим, истеричным.
— Олмер, ты всегда был умницей, сколько я тебя знаю! Но я начинаю терять терпение!
Фридрих выронил хлыст, которым он бил бедняжку Эльзу и, легонько толкнув её ногой, сел на свой трон, как ни в чём не бывало закинув ногу на ногу и поправив спадающие на лицо спутанные длинные рыжие волосы. Олмер быстро поднял кухарку на руки и отнёс измученную девушку в свои покои. Когда он вернулся, подарок был уже на месте.
Посередине зала стояла небольшая клетка, которую принесли поджарые слуги Олмера. Внутри неё, прикованные кандалами к решётке, полусидели двое парней. Совсем молодые, не старше семнадцати лет, бледные и измученные, но всё равно наделенные чужой, непривычной красотой. Кухарки, молодые ткачихи, служанки и другие женщины замка забыли, как дышать, глядя на пленников, и, потеряв бдительность, начали выглядывать из-за спин мужчин, кривившихся от такого внимания к молодым язычникам. Все поняли, что разведчики пленили братьев, пришедших в мир один за другим. Они были пугающе похожи друг на друга: оба темноволосые, явно высокие, худые, но в их закованных в кандалы крепких руках чувствовалась сила. Большие карие глаза горели на узких лицах, покрытых ссадинами и синяками.
Но что-то всё же различало их. Олмер, желая продолжить «представление» Фридриха, велел пленникам изображать диких животных, запертых в клетку. Один рычал, гремел кандалами по решётке, изворачивался, как гадюка, чем очень забавлял Фридриха. Второй же издавал тихие и короткие рыки только тогда, когда ловил на себе устрашающие взгляды Олмера. Он выглядел более измученным, чем брат: время от времени начинал глухо кашлять, и его лицо кривилось от боли. Фридрих, просмеявшись, вскинул глаза на Олмера. Тот вновь учтиво поклонился. Потом герцог перевёл безумный взгляд на своих людей. Те поспешно засмеялись, изображая веселье.
— Что за зверушек ты привёл к нам в дом? — спросил герцог своего верного рыцаря.
— Они отказываются называть свои имена. Но их поймали несколько часов назад в Тевтобургскому лесу, очень близко деревне. Мы не знаем, кто они: одни из повстанцев узурпатора Генриха или же фанатики, молящиеся на деревья. Но судя по тому, что они приняли наш удар на себя во время битвы с язычниками, об узурпаторе можно сегодня забыть.
Среди палачей прокатился смешок. Один из братьев с ненавистью посмотрел на Олмера и снова закашлялся. Второй, опустив взгляд, что-то шептал, еле шевеля губами.
Фридрих сузил глаза и быстро спустился с трона. Он подошёл к клетке и наклонился к тому из пленников, что охотнее исполнял свою горькую роль:
— Эй ты, воин!
Пленник поднял голову, быстро посмотрев на своего соседа, тряхнул спутанными тёмными волосами и сказал:
