— Тогда Солнце-бог, мудрейший и сильнейший из Богов, сказал, что всего этого недостаточно, чтобы оживить звёзды в нашем мире. И Лунный бог пошел на великую жертву. Он вернулся на небо, принял то обличие, что мы видим на небе, и вонзил нож в своё божье сердце. Кровь, стёкшую на землю, собрал его сын и смочил ею глиняные губы тех, кого так силился оживить Лунный бог. Так открыли глаза и впервые увидели мир и Богов наши предки, чьи имена давно забыты. После смерти они стали Духами. Давно это было, а потому и души людей измельчали, от звёзд в них осталась лишь пыль… не все, конечно. Лунный Бог же умирает и воскресает для того, чтобы мы ходили по земле, любили, ненавидели и убивали друг друга.
Родерик замолчал. Лерхе долго думала над тем, что он рассказал. Её мир пошатнулся, но быстро встал на место. Она будет жить с людьми, которые не знают другой правды. Значит, и ей нужно стать одной из них.
— Скажи мне, имя твоего рода — Лесные Последыши… это потому, что вы считаете себя младшими детьми леса? Последними из рождённых? — неуверенно спросила Лерхе.
Родерик кивнул. Говорить ему не хотелось.
— А вы приносите жертвы Богам? — еще более неуверенно спросила девушка, вжимая голову в плечи. До нее доходили разные слухи о язычниках, среди которых истории о ритуальном отрубании левой руки совершеннолетнего юноши и скормлении её волкам были самыми мягкими и безобидными.
— Наш род и род, с которым мы объединились, не приносят человеческие жертвы, если ты спрашиваешь об этом, — Родерик отвечал неохотно, будто перебарывая себя, — но однажды, когда я был ребёнком, от этого отступились. Как говорили, ради мира и благосклонности Богов. Что ж… если это и помогло, то ненадолго. Потом на долгое время Боги и вовсе отвернулись от нас. От меня. — Родерик быстро встал и начал собирать хворост, будто и не было долгого серьезного разговора.
Лерхе сидела, обхватив колени руками, и думала о том, что ей рассказал вождь Лесных Последышей. Голова шла кругом от нового мира, с котором она познакомилась, от тайн, которые ей ещё предстояло узнать. Подумать только: ещё несколько дней назад она жила своей обычной жизнью, доила коров, украдкой грустила об отсутствии жениха, а сейчас она сидела рядом с языческим вождём, с которым она должна отправиться в путь и…
— Долго ты будешь сидеть? — хмуро спросил Родерик, скинув на землю ворох сухих веток, — занимайся костром, я пойду за водой.
Девушка мигом вскочила и поспешила выполнить его задание. Вся её строптивость улетучивалась от одного взгляда вечно молодых, но усталых карих глаз. Подумать об услышанном она успеет. Впереди много ночей.
Дорога назад для Родерика оказалась не такой тяжелой и страшной, как он думал прежде. Действительно, что-то можно найти только в пути.
========== Глава двенадцатая. Райнальд и Энциан ==========
Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 214 лунных жизней назад
Семья, долг, честь.
Девиз дома Талли (Д. Р. Р. Мартин, цикл романов «Песнь льда и огня»)
Годы шли, и с ними к сыновьям Стина пришёл долгожданный мир. Но мир не принёс спокойствия их мятущимся, нестареющим душам. Оба слышали зов Леса и знали, что только там и только вместе они смогут понять, правильно ли ступали по дорогам, уготованным им Богами, все ли знаки Духов-хранителей были ими прочитаны, достойные ли выборы были сделаны?
Но Герард и Родерик знали и то, что над ними висит братское проклятие, которое можно разрубить только смертью. И если один из них давно принял решение, то другой боялся этого и ненавидел себя за свой страх.
Герард не знал, жив ли его брат, но чутьё подсказывало: он точно понял бы, если бы душа Родерика отправилась искать своё дерево или угодила в крепкие отцовские объятия. Они с Равенной воспитывали своего единственного сына Райнальда и вместе правили Вестфалией, помогая друг другу во всём. Они любили друг друга, и в этой любви дочь Фридриха, дважды герцогиня, нашла своё счастье. Она расцвела, и в свои тридцать лет выглядела лучше, чем в годы первого замужества. Любовь мужа и здоровье ребенка стали для неё целебным элексиром. Герард выглядел намного старше жены с его волосами, ставшими наполовину пепельными, и суровым лицом, на которое бороздками начали ложиться морщины.
Надо сказать, суровым он был лишь для чужих. Равенна знала его совсем другим: добродушным, ласковым, часто шутящим. Они по-прежнему перекидывались ехидными фразами, веселя сына и упражняясь в остроумии. Это было их семейным ритуалом, любимой игрой. Небольшую семью объединяло и взросление мальчика. Равенна могла часами наблюдать за учебными боями сына и отца, украдкой подслушивая их разговоры и удивляясь тому, как рано у Райнальда появились секреты от матери. Но были у них и менее счастливые дни, когда Герард, справившись с обязанностями герцога, занимался травами в старой кухоньке Терваля. Он мог часами молчать, и Равенна не могла вытянуть из него ни слова ни ласковыми речами, ни злыми слезами. Были и другие дни, когда герцог отправлялся в Лес. Иногда с Райнальдом, которому он рассказывал о своей прежней жизни, о семье и обычаях; с которым он ходил на поклон к курганам отца и дяди. Сын слушал его внимательно и знакомился с мудростью Лесных Последышей, которая была у него в крови, и хранил всё в тайне даже от своей лучшей подруги Ирмы. Но чаще Герард уходил вглубь Тевтобургского леса в одиночку, и эти дни были для Равенны тяжелым испытанием. Конечно, из таких вылазок сын Стина не возвращался без подарка: букета лесных фиалок, корзинки вкусных ягод или мешка свежей рыбы; конечно, по возвращении он становился покладистым, внимательным и нежным. Но Равенна не могла привыкнуть к холодной руке страха, сжимавшей её счастливое сердце уже много лет. Она боялась, что однажды её муж не вернется из Леса.
Тем утром Равенна решилась поговорить с Герардом о своих страхах. Женщина после утренней молитвы в церкви вернулась в их спальню и с удивлением обнаружила в ней Райнальда. Отец и сын обернулись и посмотрели на неё с одинаковыми улыбками. Равенна не могла не улыбнуться в ответ. Сын был её гордостью: умный и находчивый, любопытный и способный, верный и сильный. Но это были «мужские черты», как их называла Равенна. И, хотя для неё это всегда было интересно и важно, она радовалась крепкому здоровью своего сына больше, чем его умению стрелять из лука и ловкому обращению с мечом. Но главным её счастьем было то, в чём стыдно было признаться даже мужу, — то, каким красивым рос Райнальд. Мальчик был выше своих сверстников, и это он унаследовал от Стина — Герард вспоминал, что его отец в десять лет был самым высоким в роду. Стройность тела и сила также достались ему в подарок от Лесных Последышей, да и лицом он был юным двойником Герарда. Тот смотрел на него и всякий раз вспоминал своего брата. Тёмно-карие, почти черные глаза могли быть приветом любого из дедов Райнальда, но волосы, медно-рыжие, густые прямые волосы, которые мальчик начал отращивать от отцовскому примеру, могли достаться ему только от Фридриха. Герард, живший теперь странным для него двоеверием, про себя считал сына удостоившимся благословения Бога Огня. Равенна же радовалась тому, что король Генрих, посетивший их замок два года назад, тут же признал мальчика своей кровью.
Герард тихо засмеялся, поняв, что его жена в который раз залюбовалась сыном. Он взъерошил Райнальду волосы и дал ему лёгкий дружеский подзатыльник:
— Чтобы до заката был здесь, ясно?
— Куда это ты собрался? — нахмурилась Равенна, скрестив руки на груди.
Райнальд закатил глаза. «Уже пытается вести себя как взрослый, сопляк», — недовольно подумала женщина.
— Мамочка, я могу уйти только к Ирме. Ты прекрасно знаешь, меня там никто не обидит, и я вернусь до заката. И поесть я не забуду, — предвосхитив новый упрек, договорил мальчик, довольно скаля ровные зубы.
— А если дождь?
— Если пойдет дождь, то я пошлю за ним Лихта, — вмешался Герард, подталкивая сына к двери, — но дождя не будет.
Райнальд быстро обнял маму и поцеловал её в щёку.
