Приятное, всегда добродушное лицо Генриха было мертвенно-бледным от испуга и шока. Его трясло, по лицу текли слезы. Увидев Герарда, он будто на миг растерялся, и молодому рыцарю пришла в голову мысль: «А вдруг он все-таки знает, что это был я? Ну и пусть, пусть. Мне всё равно. Я сдержал слово». Но Генрих шагнул в комнату и, заикаясь, сказал:

— Герард, ооотец… он мммёртв!

Герард начал оседать, и Генрих едва успел его подхватить. Одного наигранного движения оказалось достаточно. Вскоре Герард уже причитал не тише будущего короля и искренне плакал, уткнувшись в плечо сына человека, которого он убил.

***

Они долго молчали. Герард ждал смерти, к которой он успел подготовиться. Для этого ему и нужны были обереги на руке. Они должны были проводить его заблудшую душу, куда нужно. Подальше от христианского Сына Божьего, который, он знал, простит его. Но Герарду не хотелось оказаться там, где не будет его родных. Он смотрел на свое оружие на кровати Равенны и гадал, насколько больно это будет? Как долго будет больно? Кого он увидит первым?

Равенна будто съежилась под тяжестью рассказа Герарда. Она хваталась за одно чувство, потом за другое, третье и так до бесконечности. Ей было до слез жаль отца и брата, которого она никогда не видела, но ей было жаль и Родерика, так сильно ошибавшегося в Герарде, … и самого Герарда ей было тоже очень жалко. Равенна представила, как он ходил с этим грузом так долго, не в состоянии ни с кем его разделить. Но ей он не смог не сказать правду. Неужели он действительно любит её? Но если он любит её, почему он убил её отца?

«Потому что он был чудовищем, — ответил ей её же голос, — он убивал людей у тебя на глазах, неужели ты забыла это? Он убил маму. Он преследовал язычников и карал их сам, а скольких казнили по его приказу? Что сделала бы ты на месте Герарда? Ослушалась бы их мудрого Старейшины, который вырвал одним своим словом тебя из семьи? А смогла бы ты так поступить?»

«Но отец стал другим, и он сам помог ему! Герард помог ему стать лучше, он вылечил его!»

«А перестал ли мой отец быть убийцей его отца после этого?»

Равенна зажмурилась и закрыла лицо руками. Герард посмотрел на нее. Ему было безумно жаль эту девушку, но он не смог бы быть с ней, скрывая то, что сделал.

— Я хотел бы забрать эту боль, поверь мне, — сказал он после долго молчания, — но я сам дал её тебе. И я не знаю слов, что помогли бы с ней расстаться. Но я знаю, что ты можешь сделать, чтобы отплатить мне за боль.

Равенна отняла руки от лица и впервые за время расказа Герарда посмотрела на него.

— Дай мне меч или кинжал, что угодно, — продолжил рыцарь, и голос его не дрожал, как раньше, — и скажи, чтобы я вспорол себе живот или прыгнул на него грудью. Я уйду, чтобы ты этого не видела. Это ничего не стоит для меня. Но если тебе станет легче…

— Мне не станет легче, — перебила его Равенна, — если ты умрешь. Я смотрю на тебя и думаю о том, почему ты это сделал. И я бы дорого заплатила за то, чтобы не понимать этого.

Герард смотрел на Равенну неверящим взглядом. Та продолжала говорить. «Если ты ничего не скрыл от меня, то и я ничего не скрою. И будь что будет. Мне всё равно», — отчаянно подумала она.

— Я смотрю на тебя, Герард, и очень хочу тебя ненавидеть, как раньше, — она замолчала и опустила голову. Когда она вновь посмотрела на рыцаря, по-прежнему сидящего перед ней на коленях, её светлые глаза уже были полны слез, — но я не могу тебя ненавидеть. Не могу, хотя в глубине души я всегда знала, что ты опасен. Не для меня, для моего отца. Я долго не верила тебе, считая предателем, и была права, но не там, где думала. Ты не предатель и ты держишь слово.

Герард не мог заглушить радость, которая внезапно окутала его и будто потянула вверх, но он боялся ей верить. Ему казалось, что если он поверит этой радости и примет её, то всё исчезнет: этот сладкий мираж и она, самая добрая, самая красивая. Почему он не понимал этого так долго? Но Герард вновь подумал, что он не имеет права на это счастье. «Я сказал ей правду, а теперь я должен уйти. Уйти и…» Равенна перехватила его взгляд, брошенный на отцовский меч (она снова со страхом посмотрела на рукоять) и кинжал. Молодая герцогиня поняла, что еще немного и потеряет его, а этого она не могла допустить. Однажды она уже потеряла человека, которого любила. Больше этого не будет.

Равенна соскользнула с кровати и приземлилась на колени. Она снова посмотрела на Герарда своими ничего не видящими от слез глазами, внезапно прижалась к его груди, так порывисто, что он едва не упал, и тихо заплакала. Слезы, которых не было так долго, впервые принесли ей облегчение. Герард, обнимая Равенну и целуя то макушку и светлые волосы, то дрожащие руки, робел поцеловать её по-настоящему, снова боялся спугнуть это счастье.

Они знали, что не всё сказали друг другу. Равенна пододвинулась ближе к Герарду, совершенно забыв обо всех правилах приличия и условностях, и взяла его лицо в свои руки. Она заправила его волосы за уши и впервые увидела его длинный шрам, перечеркивающий щеку, полностью, коснулась изуродованного уха и не вздрогнула.

Девушка улыбнулась сквозь слезы. Она смотрела на Герарда и не видела его брата.

— Я так счастлива, — сказала она, глядя ему в глаза — впервые в жизни. Я ненавижу себя за это, я должна быть несчастной, я должна ненавидеть тебя, но всё не так. Я люблю тебя, Герард, и это единственная правда. И пусть мне не видеть рая… пусть. Ты будешь со мной?

Герард накрыл её руки своими и улыбнулся, по-настоящему, широко, счастливо.

— Я буду с тобой. Ты прекрасна. Ты смогла простить меня, когда я не смог. И… и мой брат не смог.

— Он не знал! Я верю, Герард, он узнает, что ты сделал для него, для своей семьи! Господи Боже, я не верю, что я говорю так спокойно, — прошептала она, — но мне всё равно.

Молодой рыцарь усмехнулся, узнав свои слова, но в миг стал серьезным:

— Ты можешь рассказать, кому хочешь. Я пойму.

— Смеешься? — воскликнула Равенна, — это смерть! Нет. От меня об этом узнает только твой брат, — девушка удивилась тому, как ей было легко говорить о Родерике, — а для других всё останется здесь, — она высвободила правую руку и коснулась своей груди, там, где стучало её беспокойное счастливое сердце, — и здесь, — той же рукой она коснулась груди Герарда и почувствовала, что его сердце бьется так же яростно, как и её.

Герард снова улыбнулся и утер её слёзы.

— Тебе можно верить. Ты умеешь хранить тайны. Сколько ты скрывала от меня, свои чувства? Я думал, ты меня ненавидишь.

Равенна засмеялась:

— От ненависти до любви…

Герард машинально тряхнул головой, так, чтобы волосы снова скрыли часть шрама.

— Я никогда не слышал твоего смеха.

Равенна чуть приподняла длинный пышный рукав своего траурного платья, и Герард увидел, что на её левой руке красовались два браслета работы Каспара. Она улыбнулась.

«Как быстро я привыкла к счастью, такому странному, совсем не сказочному, но моему. Я так долго ждала тебя».

— Я и сама забыла, как я смеюсь.

========== Глава одиннадцатая. Серый жаворонок ==========

Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 165 лунных жизней назад

Едва она взглянула на него, жребий её свершился, и она полюбила Берена.

Д. Р. Р. Толкин, «Сильмариллион».

Для новой жизни надо снова родиться, а перед тем умереть.

М. В. Семёнова, «Валькирия».

Гнедой Фальтер неторопливо вышагивал по дороге, пытаясь привыкнуть к новой тяжести на своей спине. К этой же тяжести привыкал и Родерик, придерживающий левой рукой дрожащую девушку, которая с трудом держалась прямо.

Летний день уже начал клониться к вечеру. Горячо палило солнце, и Родерик мечтал снять мокрую от пота рубаху и надеть свежую. Девушку же знобило несмотря на жаркую погоду, и молодой мужчина поправил свой плащ, которым он укрыл её.

Утром того же дня, ещё до пробуждения Солнце-Бога, Родерик не сразу заметил девушку, шедшую ему навстречу и с трудом переставлявшую ноги. Конь отреагировал быстрее. Фальтер резко остановился, так, что Родерика качнуло в новом седле, которое он купил недавно в деревне. Мужчина поднял голову и увидел то, что вытянуло его из глубокого омута переживаний. Девушка была не старше Родерика и его брата в тот день, когда их разлучила злая воля Старейшины и их Богов. Сыну Стина хватило одного взгляда на неё для того чтобы понять, через что ей пришлось пройти. До этого ему приходилось лишь слышать о подобных человеческих зверствах. Некогда длинное светло-жёлтое платье девушки было испачкано в грязи и крови, спереди подол оголял колени, покрытые синяками и ссадинами. Синими были и её руки с узкими запястьями и крепкими мышцами плеча, и шея. Пышные серо-русые волосы лежали неожиданно красиво, откинутые за спину и спускавшиеся ниже лопаток. Родерик увидел в руках незнакомки гребень, и так была раскрыта эта маленькая тайна. Лицо девушки было нетронуто, но на нем застыло такое страшное выражение, что Родерик невольно поёжился. Бледно-розовые губы были приоткрыты, будто девушка хотела что-то сказать, но не хотела или не могла; а заплаканные светло-голубые глаза смотрели с безнадежным отчаянием, не видя впереди ни счастья, ни спокойствия. Родерик вновь вспомнил о своем прошлом, хранившем богатство радостных воспоминаний и курганы тяжёлых ошибок и горьких потерь, и сердце его сжалось оттого, что теперь он знал, как выглядела невеста Каспара, когда он нашел её холодное тело. В тот самый миг он понял, что он не оставит незнакомку позади, не уйдет прочь. Третьему разу не бывать.