От пустой и слепой борьбы…

…Много славных битв выиграл Фридрих. Герард всегда был рядом. Своё боевое крещение в рядах армии Фридриха он принял, закрывая своим телом тогда ещё не короля, герцога. Шальной стрелой юноше глубоко рассекло щёку и отсекло часть мочки уха. Фридрих прикрывал его и себя подобранным с земли щитом, пока Герард дрожащими руками накладывал себе повязку.

— Ты спас меня, мальчик! — видимо, не до конца веря в это, крикнул Фридрих.

— Я знаю, милорд, — с трудом проговорил юноша, подавляя стоны от жгучей боли. Кровь, стекая по лицу, попадала в рот, и от её соленого вкуса Герарда начало тошнить, но он продолжил рубить не своих врагов после того, как неровно перевязал рану частью своего плаща. После того сражения его посвятили в рыцари.

От тяжёлых стальных оков…

…Много утекло воды. Всё изменилось. Армия Генриха Льва потерпела поражение. Окончательно закончилось преследование язычников. Герард не знал, где его семья и близкие, куда увёл их Старейшина… Родным юному воину стал человек, который никогда не должен был им стать.

Огради от меча и, прошу…

… — Ты обещаешь, Герард, сын Стина? Клянёшься перед Богами?

— Клянусь перед всеми Богами, нынешними и забытыми, клянусь…

…защити от меня…

… — Я клянусь убить…

Ибо волей небесных тел…

… — Я клянусь убить герцога Фридриха, тем самым отомстив ему за смерть моих родных и друзей, и занять его место в замке, — сказал Герард и устойчиво поставил пузырек с отравой в полую рукоять меча своего отца, после возвращая её навершие на место.

— Об этом никто не должен знать, Герард, сын Стина. Так хотят Боги, — еле слышно сказал Старейшина, — тебе придется повторить то, что сделал твой отец перед смертью, но ты не должен погибнуть. Ты должен сдаться в плен.

— Я сделаю это, — еще не до конца понимая, на что он обречен, сказал юноша, — я попрошу Фальке помочь мне, но постараюсь сделать так, чтобы он вернулся назад.

— Ты не хочешь, чтобы это был твой брат? — в монотонном голосе Старейшины Герарду послышалась тень удивления.

— Ты сказал, что это мой рок, Старейшина, — юноша долго молчал, стиснув рукоять отцовского меча, а после договорил, — но если я не справлюсь, это станет его роком.

…его смертью суждён быть я.

***

Герард плакал, словно снова стал маленьким мальчиком, впервые сломавшим руку.

Когда ему вернули отцовский меч, убить герцога не получилось: слишком трудно было подобраться к нему, охраняемому и днём, и ночью. Герард не мог добавить яд в отвар, который он тогда готовил для Фридриха. Во внезапной смерти герцога справедливо обвинили бы вчерашнего лесного человека. К тому же, так он не смог бы исполнить вторую часть клятвы.

Убить короля сейчас не составит труда — Герард входит в его стражу, он верный рыцарь, перед которым робеют даже старшие воины, которого уважают простые люди. Но если убить герцога значило убить врага, то убить короля — убить лучшего друга. Единственного друга.

Юноша ещё долго снова и снова шептал слова молитвы, преследовавшей его с самого утра… с того утра, когда он закрыл своим телом герцога в бою. Апостол Пётр молчаливо внимал его речам, не сводя с него каменных глаз.

Солнце нещадно палило. День давно вступил в свои права, даря всем и каждому очередное летнее чудо. В роще Богов щебетали птицы, которым не было дела до людских ссор, тяжб и страданий. Герард поднялся с колен, щурясь, нашел взглядом на небе солнце, бегло вытер слёзы и перекрестился.

— Христианин должен выполнять обещания язычника, — хрипло сказал он, — спаси, Господи, мою душу грешную. Перед твоим лицом, во имя твоё, Боже, я обещаю спасти ту девушку, что молилась здесь прежде меня. Я не знаю человека чище, вопреки тому, что и она не безгрешна, но я вверю ей весь свет, что есть в моей душе. Я буду защищать её, пока не перестану дышать. Но я… я убью её отца, и это будет подобно братоубийству. Я убью его, чтобы отомстить за смерть своих друзей, отца, чтобы мой брат понял, что я не предал его. Чтобы мой дядя, моя мать поняли, что я каждый день с ними. Я убью короля Фридриха, и в твоих силах остановить меня здесь и сейчас.

Герард закрыл глаза и глубоко вздохнул. Небесная кара не настигла его ни в то мгновение, ни в следующее. Он распахнул глаза и, шатаясь после долгого сидения в неудобной позе, пошёл прочь из рощи Богов.

Натянутая сильной рукой тетива крепкого лука вдруг обмякла. Стрела выпала из длинных пальцев и, так и не став смертью, оказалась на земле. Молодой рыцарь, услышав странный звук, на секунду остановился, но тут же продолжил путь, решив, что в его излишней подозрительности виновата откровенность с самим собой. Не замеченный Герардом человек проводил его взглядом, а после и сам бесшумно скрылся, забыв подобрать стрелу.

Комментарий к Глава седьмая. Клятва язычника

Ссылка на стихотворение чародея Джио без моих прозаических вставок:

https://poembook.ru/poem/77348-bozhe-khrani-korolya

========== Глава восьмая. Огонь меж двух огней ==========

Гибель героя — предлог для его бытия.

Гибель героя последним рождением станет.

Р. М. Рильке, «Элегия первая» («Дуинские элегии»)

Родерик вернулся к Последышам и Детям Сестры поздним вечером. Он специально обошел их поселение так, чтобы ни с кем не разговаривать. Больше всему на свете ему хотелось спать. Парень откатил большой камень, закрывающий яму, в которой он оставил свою шерстяную накидку, и мечтал к можно быстрее лечь спать. Но он услышал приближающиеся шаги и застонал, потому что знал, кто к нему шел:

— Каспар… это, чем бы оно ни было, не может подождать до завтра?

— Нет, — бодрым голосом ответил ему дядя, сев рядом, — ты же ушел без меня, вьющийся неугомонный плющ. Теперь я могу тебя мучить.

— Может, ты помучаешь меня завтра, послезавтра, всю жизнь? — Родерик упал на землю и накрыл голову шерстяным покрывалом, — я очень устал, я не спал три дня, сжалься, сын Хайде!

Каспар с ухмылкой сдернул покрывало с племянника. Родерик, осознав, что ему не дадут спать, поднялся и хмуро посмотрел на мужчину:

— Хорошо, мучай меня сегодня.

Брат его отца внезапно притянул его за шею и порывисто обнял. Родерик стукнулся лбом о крепкое плечо. Он вдохнул тяжелый запах рябиновой настойки. «Что ж, хотя бы всё встало на свои места», — подумал парень. Каспар обычно не пьянел, но иногда крепкие напитки вынуждали его совершать непривычные для него поступки. Например, объятия. Родерик вяло обхватил дядю за плечи. И вдруг ему действительно захотелось, чтобы его обняли: на душе у молодого язычника будто булькало мутное болото. Но только он по-настоящему крепко обнял дядю, тот начал высвобождаться. Парню стало неловко.

— Единение настолько ценно, насколько мимолетно, — сказал нараспев Каспар и засмеялся, — вот и общайся после такого с людьми, что складывают песни.

Но Родерик не засмеялся вместе с дядей. Он снова будто наяву увидел во тьме летний день, и его сердце заныло. Каспар не мог не почувствовать его состояние и спросил:

— Что-то случилось по ту сторону Вимбене?

Его голос теперь звучал привычно спокойно и тихо, но Родерик не был готов говорить о том, что он увидел во время своего краткого возвращения в родную часть Тевтобургского леса. Он был у Эксерских камней всего несколько минут, но проведенное там время буквально втоптало его в землю.

— Всё в порядке. Я был на кургане отца. Нужно было попрощаться. Липа и клён вымахали, ты был прав, я всё-таки их увидел.

Каспар цокнул языком:

— Если бы ты чуть чаще общался с кем-то, кроме меня, тебе удалось бы меня провести. И то я больше уверен в своей проницательности, чем в тебе, малыш.

Родерик пробурчал что-то невразумительное, потому что понимал, что его дядя прав. До того рокового дня, разлучившего его с братом, у парня было много друзей. Теперь же души многих из них уже нашли свое дерево, другие женились и не стремились вернуть былую дружбу со ставшим хмурым сыном Стина. После смерти матери Родерик и вовсе замкнулся, и свободное от охоты, собирательства трав и других занятий время он проводил с сестрой, с Грезэ, Сиком и их сыном, с Эфоем. Но больше всего — с Каспаром. Они могли часами молчать, но это молчание никогда не мешало им. Их диалог не прекращался: расставшись на день, вечером они могли продолжить разговор с половины оборванной фразы или молчание с нужного жеста или улыбки.