13 июня 1918 года, получив взятку от посла Германии Мирбаха, Муравьев согласился возглавить борьбу большевиков против Чехословацкого корпуса, желающего продолжать войну против немцев. Ленин назначил его командующим Восточным фронтом и отправил в Казань этот фронт создавать. Вскоре грянуло убийство посла, уличные бои между большевиками и левыми эсерами и фигура Муравьева больше не давала Ильичу спокойно спать. Он постоянно требовал от главкома клятв верности, тайно приказывая Реввоенсовету Восточного фронта следить за своим главкомом и контролировать все его действия.

Трудно сказать, стали ли последующие события результатом участия Михаила Муравьева в общероссийском левоэсеровском заговоре или восстание главнокомандующего Восточным фронтом спровоцировал сам Ленин своей подозрительностью. Согласно последним историческим гипотезам, никакого заговора против Революции в июле 18-го вовсе не было, а прошедшие по стране мятежи стали естественной реакцией русских людей на Похабный мир в Бресте.

В ночь на 10-е июля Михаил Муравьев самовольно покинул свой штаб в Казани с верными ему войсками и по Волге переместился в Симбирск, где позиции левых эсеров были традиционно сильнее. Местный большевистский вооруженный отряд – Симбирскую коммунистическую бригаду – командующий Восточным фронтом заранее перевел в Бугульму.

Захватив Симбирск стремительным речным десантом, сам Муравьев остался на пароходе «Межень» и потребовал явиться к нему для разговора местную Советскую власть – исполком губернского Совета Симбирска. Его представителей бойцы Муравьева разыскали на частных квартирах, бесцеремонно разбудили и согнали на пристань штыками.

Там перед симбирянами выступил незнакомый им прежде главком, который с ходу сообщил, что решил не воевать с Чехословацким корпусом, как ему было приказано в Москве, а объединиться с чехами, чтобы продолжить войну с Германией, как ему велит долг русского офицера. Своих слушателей Муравьев призвал создать Поволжскую советскую республику с собой во главе. Симбирск он объявил столицей своего будущего государства.

Исполкому понадобилось время, чтобы переварить обрушившуюся на него информацию. Сроду никому не нужный городок на Волге закружило в геополитическом водовороте: он объединялся с чехами, объявлял войну Германии, шел на лобовое столкновение с Москвой, создавал какую-ту Поволжскую империю для диктатора Муравьева… Тут было над чем подумать.

Договорились, что симбиряне дадут ответ в полночь.

Революционное правительство Симбирска, как и по всей России, состояло из двух партий – большевиков и левых эсеров, причем позиции последних действительно были традиционно сильны.

Левые эсеры склонялись поддержать действия Муравьева. Симбирские большевики держались тихо: утром Муравьев уже взял под стражу большую группу советских работников (среди них – Михаил Тухачевский, только что назначенный командующим 1-й революционной армии), так что выступление против его планов могло выйти себе дороже.

Поэтому большевики говорили мало, а делали много. И до полуночи, когда было назначено экстренное заседание исполкома губернского Совета, Муравьев потерял все свое первоначальное преимущество, причем сам этого даже не заметил.

Он утратил поддержку в войсках – Тухачевский вспоминал, что вышел из плена, просто рассказав своим охранникам, что те идут наперекор Москве: солдаты этого не знали, испугались, пленных выпустили, и войско Муравьева покинули.

В город незаметно вошли большевистские спецчасти: латышские стрелки, бронеотряд и особый отряд ЧК. Это была работа председателя губернского парткома ВКПб Иосифа Варейкиса, который связался с Москвой и привлек в Симбирск подразделения, которые ехали воевать с белочехами.

Красный Наполеон проспал даже замену личной охраны перед заседанием исполкома. Когда он вошел в здание нынешнего Суворовского училища, его охрану и преданного адъютанта незаметно оттеснили и арестовали, так что историческое заседание Михаил Муравьев начал, оставшись беззащитным и не зная об этом.

А план его убийства уже был готов. Отчаянно настроенный Варейкис разместил в зале Совета несколько пулеметов, замаскированных тонкой перегородкой, и приказал их командам по его сигналу валить в зале всех без разбора. Причем сам Варейкис тоже должен был там находиться, но большевик был готов рискнуть.

На заседании левые эсеры предсказуемо поддержали Муравьева, а большевики резко выступили против, назвав его шулером и авантюристом. Муравьев вскипел: «Тогда мы с вами по другому поговорим!» – крикнул он и направился к выходу из зала, на ходу заметив, что его окружают не привычные телохранители, увешанные бомбами матросы и черкесы, а неизвестные молодые люди, чуть позже оказавшиеся московскими чекистами.

Еще ничего не понимая, Муравьев рванул на себя большую дверь и увидел блеск штыков. В коридоре его ждали десятки латышских стрелков.

– Это провокация! Это измена! – закричал он и потянулся к маузеру на поясе.

Идущий рядом командир отряда ЧК Медведев перехватил его руку. Между ними завязалась борьба, в ходе которой Муравьев отпустил дверь, и она с грохотом захлопнулась. Оказавшись сильнее Медведева, Муравьев выхватил другой пистолет – браунинг – и начал стрелять через закрытую дверь в латышей. Стрелки ответили тем же.

Минутная перестрелка вслепую закончилась с удивительным результатом. Из латышей было легко ранено двое, а чекист Медведев, которым Муравьев прикрывался как щитом, вообще не получил ранений, тогда как сам главком был несколько раз ранен смертельно. Он упал и быстро умер в луже крови на полу зала губернского совета Симбирска.

Всем участникам этого заседания (а в зале Совета находилось около сотни человек) сильно повезло, что у пулеметчиков Варейкиса оказались крепкие нервы: если бы они в тот момент открыли огонь, то покрошили бы всех за пару секунд.

Существует легенда, что молодой Тухачевский, желая доказать большевикам свою преданность и беспощадность к врагам, отрезал у мертвого Муравьева голову, заспиртовал ее и отправил подарком в Кремль, Ленину. Эта байка ничем документально не подтверждена, да и вряд ли Москва нуждалась в столь варварском свидетельстве подавления муравьевского мятежа, но такой финал лучше всего отражает кровожадный дух той бурной эпохи.

Потом большевики семьдесят лет утверждали, что не являлись в Революцию шпионами врага и не выполняли задания германского генштаба. Однако в 1918 году, когда чехи и словаки, желающие воевать на стороне Антанты, собрались покинуть Россию и этим сильно обеспокоили немецких генералов, Троцкий приказал их разоружить.

Тогда солдаты Чехословацкого корпуса, растянутого по железной дороге между Пензой и Владивостоком, сами начали повсеместно разоружать красных, заняв в том числе и Самару. Вскоре в городе было начато формирование Народной армии для борьбы с большевиками, которую возглавил подполковник Владимир Каппель. Чехи хотели, чтобы армия Каппеля прикрыла Самару с флангов, заняв Симбирск и Сызрань.

На записном пункте Народной армии встретились и разговорились два мичмана, Василий Ершов и Георгий Мейрер. Ершов заявил, что главная задача сейчас – добыть для формирующейся армии хлеб. Мейрер сообщил, что красные, покидая город, угнали по Волге баржу с мукой и, по слухам, встали на якорь верстах в двадцати от Самары. Мичманы сошлись на том, что эту баржу было бы неплохо захватить, для чего было бы недурно создать Волжскую военную белую флотилию. Ершов предложил Мейреру эту флотилию возглавить, а Мейрер в ответ предложил Ершову стать его начальником штаба. На том и порешили.