Все вдруг как в первый раз. Его лицо напротив моего и щеки у обоих горят. И взгляд у него вопросительно-требовательный, падающий с моих глаз на губы. И губы сами приоткрываются в трепетном ожидании поцелуя.

Мгновение ожидания подобно вечности, и я почти слышу этот грохот, с которым рушатся границы времени, и наши губы встречаются в долгом и нежном поцелуе. Легонько цапаю Эда за нижнюю губу зубами, когда он холодными пальцами касается моей шеи. От контраста температур у меня мурашки по коже, а губы Эда кажутся чертовски мягкими и теплыми, поэтому я снова и снова льну к нему.

Поезд резко тормозит, и инерция толкает нас назад. Эдвард цепляется за поручень, плюхаясь на сидение и роняя меня к себе на колени. Мы смеемся над этой ситуацией и над неудобной позой, в которой оказываемся — мне приходится сидеть на его коленях лицом к нему, провокационно широко раздвинув ноги.

— У вас, юная леди, губы выглядят так, будто вы только и делали, что целовались последние пять минут, — лукаво улыбается Эд, почесав нос о мое плечо. Я закатываю глаза, усаживаясь боком (да-да, прямо как леди в седле), и прислушиваюсь к объявлению станции.

— Наша — следующая.

Парень кивает, просовывая руку под моими коленями, и встает со мной на руках. Я взвизгиваю от неожиданности, крепко обхватывая руками его шею.

— Я верю, что ты меня очень любишь, так что ослабь хватку, — сдавленно просит он, вынося меня из вагона на станцию. Вслед нам доносятся редкие выкрики «Ура молодым!» и «Счастливого дня свадьбы», тонущие в общем гуле и замолкающие при шипящем закрытии дверей. — Кажется, они решили, что мы поженились, но на праздник денег не хватило.

— Представь завтрашние заголовки! — я предвкушающе жмурюсь и выдаю: — Всемирно известный музыкант отпраздновал свадьбу в вагоне метро, потому что у него не хватило денежных средств!

— Переведите на этот номер кто сколько сможет! Поможем молодым собрать деньги на нормальную свадьбу! — подхватывает Эд, хохоча вместе со мной. — Но что сказал бы мой будущий тесть?

— Он бы сказал «теперь она — твоя проблема, пошли выпьем клюквенной настойки, сынок», — фыркаю, представляя офигевшее лицо отца, узнавшего что я ни с того ни с сего вышла замуж. Эду он действительно бы сказал, что я теперь его проблема. А меня бы он сначала погонял с ремнем в руке. Хотя нет. С ремнем в руке и тирадой «я твоя мать, а ты мне ничего не сказала!» за мной бы бегала мама. Вот это более реалистичный вариант. Потом бы и мужу досталось по первое число. Представив знакомство Эдварда и родителей, я вздрагиваю. — Лучше бойся мою маму, когда скажешь ей, что увозишь меня с собой в тур.

Эд доносит меня до эскалатора и ставит на первую ступеньку. Я тут же разворачиваюсь к нему лицом, с хитрым прищуром смотря снизу вверх.

— Я знаю это выражение лица, — парень настораживается. — Что ты задумала? — держу лицо кирпичом, давая ему время помучаться. — Полли… — выражение его физиономии в этот момент непередаваемо — такая гамма чувств на нем отражается: и настороженность, и любопытство, и нетерпеливое ожидание, и страх перед худшим.

— Потом расскажу, — отмахиваюсь, шкодливо улыбаясь. По этому я тоже скучала. Эда доставать интереснее, чем кого-либо из моих знакомых.

— Полина Александровна, — он старается выглядеть грозно, но трижды спотыкается на моем отчестве, произнося его на английский манер — заменяя «кс» на «з» и картавя «р». Бедненький, он сломает себе язык, обращаясь к моим родителям по имени-отчеству. — Что ты задумала?

Оборачиваюсь: до верха эскалатора еще далеко. Вернувшись в исходное положение, как на штык натыкаюсь на ждущий взгляд Эдварда. Раздраконила?

— Тебе некуда деваться, — он плотоядно облизывает губы и ухмыляется. — Рассказывай.

— Ну ладно, — тяну гласные и наигранно вздыхаю. Очередная пауза на игру в гляделки, и я быстренько пересказываю вчерашний разговор с Соней про заочное обучение и мечтательные планы на будущее. С каждым словом, вылетевшим из моего рта, лицо парня становится светлее и злополучная складка между бровями разглаживается. — Как-то так. Это, конечно, еще воздушные замки и придется постараться, чтобы родители согласились и чтобы меня перевели с очного отделения…

— У нас все получится, — Эд делает ударение на «нас», а у меня в горле ком встает и хочется плакать. Я не одна. Он готов разделить со мной все трудности. — Эй, ты чего? — я мотаю головой, приложив к губам ладонь. Глаза предательски щиплет.

Эд поднимается на мою ступеньку и с понимающей улыбкой шепчет:

— Привет.

Он заключает меня в объятья, и я прячу лицо у него на плече, вдыхая родной запах и благодаря небо, что нам обоим хватило сил и смелости вернуть друг друга.

Привет.

Мы будем счастливы теперь и навсегда.

Комментарий к Глава семнадцатая

*Препарат, улучшающий метаболизм головного мозга

========== Глава восемнадцатая ==========

Пункт четырнадцатый:

Будь с ней. Просто будь с ней.

День открытия выставки наступает слишком быстро. Уже сегодня вечером первые посетители будут придирчиво разглядывать мои работы, а стайка приглашенных журналистов будет попятам следовать за мной, задавая вопросы. И как бы друзья не пытались меня успокоить, стоит хоть на минутку отвлечься на мысли об этом — душа уходит в пятки. Что если людям не понравится? Что если я ляпну что-то не то, потому что буду слишком взволнована и смущена.

Меня тошнит с самого утра. Соня маялась тем, чтобы запихнуть в меня хоть крекер на завтрак, но мой несчастный желудок сегодня намерен отвергать все, кроме черного кофе без сахара. Так что к тошноте можно смело добавить лихорадочный блеск в глазах и трясущиеся руки. Впрочем, именно так моя скромная особа выглядит и чувствует себя каждый раз, когда сильно нервничает. К окончанию вечера еще разболится голова, но я уже предусмотрительно собрала «аптечку».

— Все будет нормально, твои работы прекрасны, — Эд переплетает наши пальцы и целует меня в висок, когда мы едем в галерею взглянуть на все последний раз перед открытием.

Последняя неделя напоминала сказочные «и жили они долго и счастливо». Я практически переехала к Эду, ночуя дома разве что в прошлую субботу, когда Аня возвращалась от Стива.

Эдвард встречал меня после занятий в университете и мы ехали в Клампчинг, где в окружении банок с красками и обедали, сидя на полу. Я получила бесценного помощника, кропотливо закрашивающего обозначенные малярным скотчем кусочки настенных картин. Серьезно, чуть ли не половину фрески с Нью-Йорком нарисовал Эд, значительно облегчив и сократив этим мою работу.

Заканчивали мы часов в восемь и оставшаяся часть вечера посвящалась всему тому, что обычно делают влюбленные пары. Мы ходили в кино на показ старых вестернов, гуляли до боли в ногах по остывающему после длинного дня городу, готовили вместе ужины и творили свою историю. Я полюбила эти вечера, но больше всего ту их часть, когда мы укладывались спать и читали по очереди одну на двоих книжку. Как правило, к концу главы слушающий уже засыпал, и только один из нас мог знать, чем она закончилась. Но мне нравилось сворачиваться клубочком под боком Эда и засыпать под звук его голоса или же мягко перебирать одной рукой его волосы, когда он задремывал, положив голову мне на плечо (плечо по утрам ныло, но я не видела в этом большой проблемы).

— Неужели ты ни капельки не волнуешься из-за новых клипа и песни? — я опускаю голову ему на плечо и тихонько вздыхаю.

— В моем клипе играет лучшая актриса, какую только можно найти, — жизнерадостно утверждает он. — И мне кажется, всем сегодня будет не до клипа, ведь вокруг будет столько интересных снимков и картин, что он там затеряется.

Я закатываю глаза. Чтобы привлечь больше общественности, Клампчинг и лейбл, на который работает Эд, договорились, что на открытии выставки покажут новый клип, который вышел из пост-продакшена только вчера утром и целиком его не видели ни Эд, ни я, а мы как никак главные действующие лица.