— Ты сменил дезодорант? — сдавленно хихикаю, поводя кончиком носа по тонкой коже на шее. — А еще курил сегодня. Ты же бросил?..
— Это действительно то, что тебя волнует в данный момент больше всего? — парень вздыхает с явным облегчением. — Нервы расшалились, вот и выкурил пару сигарет.
— Если ты еще раз закуришь, то умрешь не от никотина, а от моей руки, — мрачно обещаю я.
— Аллергики, вы звери, — Эдвард хмыкает. — Любить тебя опаснее, чем курить, но я люблю тебя.
Я чуть не поперхнулась воздухом, услышав эти треклятые слова. Я люблю тебя. Три слова, в которых я так отчаянно нуждалась последние две недели. Все тело вдруг становится легким, как перышко, и я смеюсь. Смеюсь, как сумасшедшая. Он меня любит. Все-таки любит.
А давайте проанализируем ситуацию, пока я хохочу от счастья под недоумевающим взглядом Эда! Итак, все это время, пока я себя накручивала и строила планы касательно случайных столкновений и звонков, Эдвард Кристофер Ширан не сидел сложа руки. Он подговорил Соню, а та повлияла на Антона (почему-то мне кажется, что было именно так. Особенно учитывая странное поведение Софии Витальевны прошедшей ночью). Явно не обошлось и без включения в заговор сварливой вахтерши, держащей у себя все ключи (тут я представила, как Эд и Антон строят глазки вахтерше и зашлась в новом приступе неконтролируемого смеха). Потом Эд вытерпел мою истерику и побои (ну как побои… вряд ли он получил от моих ударов больше, чем просто неудобство). И все это, чтобы просто сказать, что он любит меня!
Резко оборвав смех, я крепко обнимаю парня за шею, прижимаясь к нему всем телом и слыша, как чуть выше и наискосок от моего сердца в унисон ему бьется другое. Эд зарывается носом в мои волосы где-то рядом с ухом и сильнее обхватывает меня руками, будто укутывая в свои объятья.
Если Дом — это не место, а человек, то он — мой Дом.
— Ты простишь меня? — он обдает теплым дыханием мое ухо, отчего у меня пробегают мурашки по спине. Прошу ли я его? Забавный. Будто не знает, что я простила его сотню лет назад. По крайней мере, эти злополучные две недели теперь кажутся мне сотней лет. Как я их вообще пережила без возможности обнять Его?
— Если ты мне все расскажешь, то прощу, — пожимаю плечами, подражая его манере шептать на ухо. Эдвард вздрагивает, слегка сдавливая меня.
— Тогда еще минутку, — парень улыбается, и мне не надо видеть его лица, чтобы понять это.
Наобнимавшись вдоволь… О чем я? Будто можно наобниматься вдоволь! Но ладно. Наобнимавшись на грядущие полчаса, Эд отпускает меня и садится на скамью первого ряда, всем своим видом говоря, что рассказ будет долгий. Хмыкнув, я устраиваюсь на крышке парты к нему лицом.
— Начну с того, что я идиот, — вздыхает Эд, зажимая мои щиколотки между своими коленями и обхватывая голени пальцами. Даже сквозь плотную ткань джинсового комбинезона я чувствую его горячие касания, миллиметр за миллиметром прослеживающие расстояние между коленями и щиколотками словно в поисках чего-то.
— Тогда я продолжу тем, что я идиотка, — улыбаюсь, взирая на парня сверху вниз, и неуверенно провожу ладонью по его взъерошенным волосам.
— А вместе мы пара идиотов, — усмехается Эдвард, опуская голову мне на колени и начиная наконец рассказ.
Слушая и неосознанно перебирая пальцами мягкие пряди его волос, я часто вслед за ним теряю нить повествования, когда он перепрыгивает с мысли на мысль, с детали на деталь. Мысли, чувства и подробности окружавших его мест собираются в бесформенную словесную кучу и мне то и дело приходится останавливать торопливого рассказчика и переспрашивать.
Мне удается вычленить из общей кучи нужную для себя информацию и сделать соответствующие выводы:
1. Этой Саше лучше держаться от меня подальше, а то она рискует остаться без волос;
2. Фанклуб Эда меня раздражает не меньше, чем его;
3. Эд не виноват в свалившихся на нас бедах, но пароли на телефон ему надо ставить более сложные;
4. У меня потрясающая интуиция!
Эд оканчивает свой рассказ и поднимает голову в ожидании приговора. Я улыбаюсь, обхватываю его лицо ладонями и легонько целую, лишь на мгновение прикоснувшись губами к его губам. Мне тоже есть что ему рассказать, поэтому с легкой душой я пускаюсь в повествование о том, как разыскивала Люсиль и собиралась подстроить нашу встречу. Естественно, утрирую и подаю эту историю в яркой и симпатичной обертке, опуская свои бесконечные размышления и страхи. Эдвард разглядывает мои ладони.
— Тебя ничего не смущает? — придушенно спрашиваю я, когда парень пропускает мимо ушей мою шутку, хотя обычно он над ними смеется.
— А что меня может смущать в самой прекрасной девушке на свете? — Эд заглядывает мне в глаза, касаясь губами белой полосы шрама на левой ладони. — Эти шрамы — часть нашей истории и часть тебя. А я люблю тебя. А значит и каждый твой шрам, синяк и родимое пятно, — его лицо озаряется ласковой улыбкой. — Говоришь, Соня выдала себя вчера?
Я киваю, возвращаясь к рассказу. Теперь Эд смеется и отпускает ироничные замечания также, как и всегда.
Мы наверстываем упущенные две недели разговоров, объятий и поцелуев, пока в дверь деликатно не постучал Антон прежде, чем её открыть. Я извиняюсь перед ним за «козла» и порывисто душу в объятьях, искренне радуясь, что однажды подтолкнула подругу к отношениям с ним.
— Я так понимаю, мы с Соней сегодня смотрим «Игру престолов» вдвоем? — довольным тоном осведомляется парень подруги. Я киваю и, взяв Эда за руку, утаскиваю его прежде, чем парни начнут обсуждать сериал. Знаю я этих фанатов.
Мы, не сговариваясь, идем к метро. Любовь любовью, а к выставке надо готовиться. Четверг, разгар рабочего дня и в подземке полтора человека, которым и дела то нет до нас, перебрасывающихся привычными саркастично-ироничными фразочками. Я мерзну и льну к Эдварду, с готовностью прижимающему меня к своей груди. И будто бы не я сегодня утром боялась, что он отвергнет меня.
Поезд прибывает на станцию спустя пару минут и мы заходим в полупустой вагон. По привычке прислоняюсь спиной к стенке вагона в углу и хихикаю, когда парень, нависнув надо мной, хитро щурится и склоняется к шее, легким жестом откидывая назад прядь волос, вылезшую из хвоста.
— Ну не здесь же… — бормочу я, заливаясь краской. Эд игриво прикусывает кожу на моей шее. Дразнится. Знает, что я скучала по нему и его «невинным» проделкам в духе «довести Полину до покраснения».
— Ты права, не здесь, — соглашается парень, разгибаясь.
Из другого угла вагона до нас доносится знакомая мелодия. С любопытством мы оба оборачиваемся, забыв о назревающей пикировке. Источником музыки оказывается телефон девушки, задремавшей и не обратившей внимания, что штекер наушников не до конца вошел в разъем телефона. Никто из пассажиров будить девушку тактично не решается, да и песня оказывается приятной.
Эд тихо смеется и не отвечает на мой удивленный взгляд и поднятую дугой бровь. Наконец, когда вступление заканчивается и звучит текст, до меня доходит причина смеха.
— Насколько самовлюбленным я буду казаться, если приглашу тебя потанцевать под свою же песню? — он весело фыркает, протягивая мне руку.
— Настолько, что Тони Старк будет нервно курить в сторонке, — ухмыляюсь, принимая руку и в ту же секунду оказываясь в надежных объятьях. Мы медленно кружим по вагону, игнорируя темп песни. Краем глаза замечаю, что люди вокруг оживились, с интересом и удивлением смотря на нашу колоритную пару.
Эдвард вполголоса подпевает записанному себе, смотря исключительно на меня. Любуясь? Изучая?.. Не могу ответить. Могу лишь сказать, что в его глазах отражается нечто такое, от чего мое сердце пускается галопом, а душа поет. Да все тараканы в моей голове довольно гармонично поют в это мгновение, призывая любить и никуда не отпускать его.
— Я люблю тебя, — беззвучно произношу я, ловя его улыбку, и коротко целую в уголок губ. Эд прокручивает меня под рукой и притягивает к себе, останавливая импровизированный вальс.