— Ой да заткнись ты, — возводит глаза к потолку девушка и открывает холодильный шкаф. — У меня красные дни календаря! — Волшебный белый свет падает ей на лицо, когда она с вожделением вдыхает аромат жареных куриных ножек.

— Соня, ты спать не будешь, — напоминаю я, сдерживая смех, и тянусь за своей кружкой с чаем. За последние два часа это уже четвертая кружка, но чай настолько вкусный, что я не могу контролировать количество выпитого.

— Знаю, — печально вздыхает подруга, вытаскивая тарелку с творогом. Подумав мгновение, она извлекает из недр чудо-шкафа батон вареной колбасы.

— Мне тогда тоже бутербродик сделай, — прошу я.

— Угу, — на автомате отвечает Соня, колдуя над своим, а заодно и моим, поздним ужином. Кажется, есть за полночь входит в привычку. Сначала гоняю борщи с Маргаритой, теперь вот чаи и бутерброды с Соней. — Так чему ты радовалась? Светилась прямо.

— Да так, — расплывчато отвечаю, судорожно придумывая объяснение. Подруга явно не одобрит задуманную мною авантюру, учитывая, сколько стекла она извлекла из моих конечностей. — Полмиллиона подписчиков в Инсте.

Это не совсем ложь. Я действительно радовалась этому событию своей «блогерской» жизни. Только не сегодня. А три дня назад.

— Ух ты, это здорово, — искренне говорит Соня, ставя передо мной тарелку с бутербродами из тонко нарезанного белого хлеба и добротных, толстых кружочков колбасы.

— Как у вас с Антоном дела? — спешу сменить тему, пока чувство вины меня не загрызло, а девушка не уличила в сокрытии правды. Я ей все расскажу, когда будет что рассказывать.

Соня отодвигает от себя творог, который уже принялась уничтожать, и опустила голову. Темные волосы не преминули упасть по обе стороны от её лица. Нервный жест руки заправляет их обратно за уши. Плечи дергаются, инстинктивно распрямляясь. Собравшись с духом, девушка поднимает глаза, уставившись на стену за моей спиной долгим пустым взглядом.

— Я собираюсь перевестись в Казанский универ? — неуверенно произносит она, будто вопрошая саму себя. Смаргивает и чуть решительнее повторяет сказанное.

Я молчу, давая ей возможность высказаться и пытаясь не ускользнуть в собственные размышления. Уже больше месяца я думала о переводе на заочное отделение, чтобы продолжать свою работу в Нью-Йорке… и чтобы быть полноправным участником жизни Эда. Но говорить вслух об этом я боялась. Соня поднимает эту тему первой, в который раз доказывая, что она смелее меня.

— Еще, конечно, не все решено, но я уже навела справки и узнала, что у них есть свободное бюджетное место в группе, которая сейчас заканчивает третий курс. И они готовы меня взять, если я закрою летнюю сессию с хорошими результатами.

От слова «сессия» мы обе морщимся. Хоть нам и сдавать в родных стенах университета лишь два экзамена и защиту курсовой работы в первых числах июля, мысли о сессии не приносят ничего хорошего.

— За квартиру будем с Тошей платить вместе. Хозяин квартиры, что он снимал до отъезда, согласился придержать её до Тошиного приезда. Это небольшая студия почти в центре города, — её голос приобретает мечтательные нотки, но Соня быстро ловит себя на этом и чуть хмурит брови. — Мама вроде не против, вздыхает только как обычно, когда я уезжаю.

Я киваю. Моя мама не только вздыхает. Как правило, за неделю до каждого моего отъезда она начинает устраивать плач Ярославны по поводу и без, стеная на все лады. Но перед самым отъездом она собирается и устраивает мне многочасовые лекции о том, что можно и что нельзя молодой женщине за границей. В общем, читает морали.

— Ну, а что ты об этом думаешь? — спрашивает Соня, вспомнив о твороге и набивая им рот.

— В Казани у тебя будет больше шансов найти работу, чем в нашем захолустье, — заезженная донельзя фраза. Везде будет больше шансов, чем в нашем городишке. — И я уже жду приглашения на вашу с Тошей свадьбу, — ехидно добавляю после паузы.

— То есть ты не считаешь, что я тебя кидаю и прочее? — настороженно любопытствует подруга.

— Будто нахождение в разных городах могут нам помешать, — хмыкаю я. — У нас на двоих — один мозг, не забывай.

Мы улыбаемся старой дежурной шутке, объяснявшей нашу похожесть и синхронность мыслей и действий. Отсмеявшись, я делюсь с Соней мыслями о заочке и постоянном жительстве здесь, в Нью-Йорке.

— Да, сначала придется пожить еще какое-то время с Аней, — вслух размышляю я. — Хотя, учитывая, сколько Аня проводит времени дома, это не большая проблема. А потом, когда клиентская база подрастет, смогу снимать студию. С выставки я тоже получу кое-какие деньги…

В договоре с галереей четко прописано, что с каждого купленного билета на выставку я получу половину прибыли, а за каждый проданный снимок — восемьдесят процентов.

— А потом ты станешь супер популярным фотографом, и галереи с журналами будут рвать друг друга на клочки, чтобы заполучить хоть минутку твоего внимания, — смеется Соня. — И я продам пару твоих старых рисунков за бешеные деньги и куплю себе виллу на берегу моря.

— Фу, какая ты меркантильная! — говорю я, тоже начиная смеяться. — И ты слишком узко мыслишь! Ты сможешь еще продавать черновые переводы книг, над которыми будет работать Антон.

— Вот видишь! Маленькому дипломату очень выгодно иметь перспективные связи, чтобы самому знай себе сидеть в посольстве и отказывать в визах! — довольно заканчивает она обмен шутками и становится серьезной. Достает телефон из кармана пижамных брюк и демонстрирует мне мою же Instagram-Историю. — Что это?

Я застываю с открытым ртом.

— Меня разбудило оповещение «Полина Алова впервые за долгое время обновила Историю», — Соня морщит нос. — И давай на этот раз без увиливаний, — специально не употребляет слово «вранье», — я слишком хорошо тебя знаю, чтобы понять, когда ты говоришь правду, а когда — нет.

Тяжело вздыхаю. У меня потрясающие друзья, проявляющие чудеса познания моей натуры в самые неподходящие моменты времени. Снова вздыхаю, опуская взгляд на свои руки. С первого взгляда заметен только слишком прямой белый штрих, перечеркнувший все линии левой ладони. Маленькие шрамики почти не видны, если особо не вглядываться.

К концу моего сжатого изложения мыслей и идей подруга старательно хмурится, но её губы то и дело подрагивают, будто от сдерживаемой улыбки. Она ничем не объясняет странное выражение своего лица и, пожелав мне спокойной ночи, удаляется в гостиную.

Соня ретируется раньше, чем до меня доходит, что не только я в этой квартире строю план игры. Она тоже что-то затевает, но выдала себя только сейчас и то нечаянно. Заметив оставленный на стойке телефон подруги, я долго борюсь с желанием покопаться в нем и выяснить, что от меня скрывают. Когда я уже протягиваю к нему руку, совесть берет верх над любопытством. Дружба — это доверие. Что бы Соня не замышляла, у неё наверняка есть серьезные основания не говорить мне. И я должна ей доверять.

Чтобы себя отвлечь, вновь открываю ноутбук. До конца моего пребывания в Нью-Йорке осталось три недели, а все, что я сделала для написания курсовой, это создала папку «Курсовая» на рабочем столе и текстовый файл в ней.

Итак, особенности орфоэпии американского английского языка…

========== Глава семнадцатая ==========

Пункт четырнадцатый:

Ближе нее у меня никого нет и

если дело касается её чувств — я помогу.

Просто попроси.

Утром четверга я просыпаюсь лицом на клавиатуре. Экран давно погас, видимо села батарейка. Как я вообще умудрилась тут заснуть? Пробую разогнуться. Я и не знала, что у меня столько мышцы и все они могут так болеть. Хуже всего приходится моей несчастной шее, которую пронизывает иглами при малейшем повороте головы. Прекрасно, меня еще и просквозило!

Охая и ахая, и все еще не зная который час, бреду в ванную. По пути заглядываю в гостиную. Соня еще сопит в две дырочки. Значит, еще нет семи часов и еще слишком рано, чтобы опаздывать на занятия.

Горячая вода облегчает мои страдания и окончательно будит. Не отказываю себе в удовольствии постоять под душем подольше, чувствуя, как струи разбиваются от прикосновения к телу. Мне нужно подумать. А где, как ни в ванной, думается лучше всего? Да-да, знаю я, что вы сейчас подумали о таком месте, как комната задумчивости. Но все-таки в ванной, грея свои кости горячей водой, думается гораздо комфортнее.