Странно видеть себя со стороны. Высокая, нескладная как подросток, и как подросток не имеющая приятных глазу округлостей, с тонкими ручками-палочками. Будто испуганные глаза на половину ничем не привлекающего взгляд лица, обрамленного рыжими волнами волос. Глядя на это жалкое создание в просторной черной толстовке и узких джинсах, я гадаю, что нашел во мне Эд. Зато я могу точно сказать, что полюбил он меня не за красивую мордашку и большую грудь, а за «внутреннее» содержание.
Когда записанный на видео Эд целует записанную Полину, я невольно касаюсь пальцами губ, помнящих его поцелуи.
— Моя малышка взорвала интернет, — нервно смеется Соня, останавливая видео и оборачиваясь на меня. — Только не говори, что сейчас упадешь в обморок. Эй, дыши, — она, как и Эд несколько часов назад, обнимает меня, стараясь вывести из состояния шока. Она прекрасно знает, что я не привыкла к повышенному вниманию к своей особе и несколько страдаю социофобией. Ей ли этого не знать. — Все хорошо будет. Через пару дней шумиха пройдет и все снова потеряют к тебе интерес.
Соня права, но не до конца. Шумиха действительно пошла на спад и уже в пятницу социальные сети перестают пестреть нашими с Эдом фотографиями. Но интерес люди терять не спешат. Я отключила оповещения везде, где только могла, потому что телефон не выдерживал потока сообщений и перегревался постоянно. Только вот оградить себя от реального мира я не могу. Меня начали узнавать на улице. И это было бы приятно, позиционируй эти люди меня как самостоятельную личность, а не как девушку популярного музыканта.
Эд, который звонит мне при каждой возможности, смеется, что скоро они разглядят меня получше и увидят, что я «круче, чем он. И уже тогда все будут говорить „о, смотрите, это парень Полины Аловой“». Мне бы его оптимизм.
— Я твой в это воскресенье, морковка моя, — говорит Эдвард в пятницу вечером, когда я сижу на пожарной лестнице и пытаюсь писать реферат по международному праву.
— Даже не знаю, буду ли свободна… — растягиваю гласные. — Надо посмотреть в ежедневнике. Подожди, я сейчас! — подношу телефон к клавиатуре ноутбука и как можно громче стучу по кнопкам, после чего скучающим тоном сообщаю: — Что ж, других планов у меня нет.
Он смеется, а я прошу рассказать его про Голуэй, где он сейчас находится. И Эд рассказывает, красочно описывая город. На фоне играет ненавязчивая музыка, смеются люди и звенит стекло. Воображение живо рисует мне бар в полуподвальном помещение дома на побережье. Дом двухэтажный, бледно-желтый, с покатой черепичной крышей. Подъездная дорожка хрустит гравием, её видно через прямоугольные оконца бара. Только дорожка и сотни ног. Океан не видно, но его слышно. Слышно, как волны разбиваются о скалы даже сквозь музыку, звон стекла и чужие разговоры, слышно даже в дальнем углу бара. Океан зовет…
— Вот как-то так, — скомкано заканчивает свой рассказ Эд. А я возвращаюсь назад, в Бруклин. Визжат шины автомобилей, орет сигнализация и помойные коты, отчаянно громко ругается семейная пара этажом выше. Совсем не слышно океана.
— Эй, ты ужинать будешь? Нам там пиццу привезли, — Соня высовывается из окна спальни и застает меня болтающей по телефону. — Привет, Эд! Может хоть ты вразумишь её не сидеть на продуваемой всеми ветрами лестнице и поесть? А то она совсем забила на приемы пищи!
— Соня! — одергиваю я подругу.
— А что Соня? Что Соня? Ты не жрешь ничего, а Соня виновата?! — её всю распирает от возмущения, даже щеки надулись и грозятся лопнуть. — Я сейчас Антона позову, пусть вытаскивает тебя силой отсюда. А еще Себу позвоню! Ты доиграешься у меня!
Эдвард бессовестно ржет в трубку. Что-то он сегодня много смеется. Плакать будет?
— Иди ужинай, пока Соня не выполнила обещания, — говорит он, а подруга орет буквально над ухом «АААНТООООН!». — Вот это связки! Вот это диапазон! Давай, пицца…
— Это святое, — заканчиваю за него я. — Доброй ночи, медвежонок.
— Доброй, морковка. Удачной съемки завтра и приятного аппетита.
Он сбрасывает вызов под очередной возглас Сони. Антон тем же криком отвечает ей, что вмешиваться в бабские разборки себе дороже. Безумные шляпники… Может, зря я подтолкнула Соню к отношениям с этим парнем? Дюже шумные они…
— Я приду через пятнадцать минут, только реферат закончу, — морщусь я, возвращая ноутбук на колени. Подруга хмыкает и говорит, что если я не потороплюсь, то буду есть корки от пиццы. — Иди уже.
Но вместо текстового документа я гружу странички в браузере. Несколько Интернет-ресурсов не теряют надежды выяснить обо мне что-то новенькое и даже вытаскивают из закромов общие снимки с Себастьяном. Я невольно вспоминаю прошлое лето и улыбаюсь, сохраняя себе фотографии. Молодые люди на них выглядят жизнерадостно и беззаботно, будто герои молодежной комедии. Мне нет особого дела до рассуждений вроде «когда эта замарашка успела отхватить себе и красавчика актера, и милашку музыканта?!», я начиталась этого хлама уже вдоволь. Тем не менее пересылаю Себу особенно критичную статью, украшенную снимком, где он пытается выяснить «боится ли Лина щекотки». Из квартиры снова доносится громогласный крик Сони, зовущей меня. Не желая стать растерзанной, закрываю ноутбук и спешно покидаю насиженное место.
***
Я чуть не проспала. Засиделась вчера с двумя безумными шляпниками до трех часов ночи за просмотром «Властелина колец». Кстати, по традиции я заснула на середине первого фильма. Уже в четвертый раз.
Чтобы не страдать недосыпом в одиночестве, бужу Соню. Она обрушивает на меня поток ругани и рассуждений, что и как сделает с моей скромной особой за пробуждение в семь утра в выходной. Но все же отправляется варить кофе, пока я ношусь по комнате в поисках брюк, косметички и штатива для фотоаппарата. Сегодня я должна выглядеть презентабельно и производить впечатление серьезного человека, поэтому мой выбор останавливается на белой блузе с длинными свободными рукавами и серых брюках с высокой посадкой. Макияж носит скорее корректирующий, чем декоративный, характер, скрывая синяки под глазами и мелкие недостатки кожи. Но я не отказываю себе в удовольствии сделать глаза более выразительными и выделить внутренние уголки белым карандашом. Делать что-либо с волосами особого смысла не имеет, все равно в итоге лягут так, как им заблагорассудится.
Из зеркала на меня скептически пялится большеглазое бледное лицо в облаке наэлектризованных волос. Показываю отражению язык и сдуваю прядь с лица. Да, Полина серьезный человек. Конечно. Как заставить других поверить в это, когда сама готова прыснуть со смеху, слыша свое имя в сочетании со словами «серьезный человек»?
Спустя пятнадцать минут уже ловлю такси. Перебираю в пальцах лямку рюкзака, не пытаясь скрыть нервное напряжение. Последний раз я была на свадьбе два года назад. Это была свадьба моей старшей сестры и я выступала в роли свидетельницы. Так что я не имею ни малейшего понятия, на что подписалась. Но съемки свадьбы ведь не труднее тематических фотосессий, правда?
Меня встречает сама невеста. Девушка распахивает дверь, стоит мне только коснуться звонка пальцем, и за руку тянет в квартиру. Она выглядит почти также, как я себе и представляла: высокая и до безобразия длинноногая, стройная, с бронзовой кожей и кофейно-темными волосами до бедер, укрытых от глаз молочно-белым халатиком из летящей ткани. Она не идет, а парит над полом, касаясь его разве что для приличия узкими ступнями. Не девушка, а мечта. И имя подходящее. Шерри.
-Это Алиса, Вероника и Кэсси, — на ходу знакомит она меня с тремя девушками, сидящими в просторной светлой гостиной. — Девочки, это Полина, наш фотограф, — я успеваю кивнуть в знак приветствия прежде, чем Шерри толкает меня к свободному креслу и сует в руки чашку с кофе. — Стилист придет только через полчаса, так что пока можно расслабиться. Расскажи нам о себе, Полина.
Я в легком замешательстве. Разве я не должна быть просто человеком по ту сторону объектива? Невидимкой, до которого моделям нет никакого дела?
