Почувствовав себя нелепо, Деррик отпустил его и сказал, надеясь, что голос звучит твердо:

— Я не позволю спасать меня снова.

— О боже! — Ральф согнулся от смеха. — Да кому ты нужен, спасать тебя?

— Не прикидывайся равнодушным, — пробормотал Деррик, хотя уже и сам не был уверен в том, что говорит. Злило, что его так просто сбить с толку. Подобно Олли, Ральф оставался вертким и неясным. Конечно, Деррик не хотел оставаться с ним. Но совесть велела обратное.

— Много же ты о себе возомнил. — Ральф ускорил шаг, будто и не висел только что на спутнике тяжелым мешком. — Я люблю рисовать людей, а не самих людей. Чувствуешь разницу?

— Нет, — признался Деррик, едва поспевая за ним. — То есть ты спас меня, потому что захотел нарисовать?

— Да, — Ральф подмигнул ему. — Я же сразу сказал, помнишь?

— Для меня это лишено смысла. К тому же я не из красивых.

— Красота бывает разной. — Взмахом руки Ральф обвел улицу. — Она везде, если научиться ее видеть. В мусорной куче, в сегодняшнем цвете неба. И в тебе она есть.

Деррик растерянно проследил за его жестом. Яснее не стало.

— А в тебе? — спросил он.

— А что ты на меня все переводишь? — засмеялся Ральф, шагнул вперед и упал лицом вниз.

Вскрикнув, Деррик едва успел поймать его; ладони Ральфа ненароком зачерпнули воды из лужи. Он был без чувств. Без особой надежды Деррик потряс его за плечи и позвал по имени. Ральф не реагировал — землисто бледный, обмякший. Пришлось взваливать его на себя. В глазах разом потемнело, на секунду мелькнула мысль, что сейчас Деррик упадет в обморок следом. Но, к счастью, Ральф весил не так много, как мог бы: сказывалась болезнь и жизнь впроголодь.

Зачем он вообще шел без посторонней помощи, злился, говорил о прекрасном, если чувствовал себя плохо? К чему эта рисовка?

Проклиная глупого Ральфа и злую судьбу, Деррик мысленно измерил расстояние до дома и совсем расклеился. Может, проще узнать у людей, где ближайшая больница, и доставить беднягу туда? Деррик огляделся. Судя по печальному опыту общения с жителями городских окраин, они скорее полезут в драку, чем предложат помощь. Пусть даже Деррик будет молчать и объясняться знаками. Да и хотел бы сам Ральф оказаться в больнице? Все-таки на него охотятся. Что, если результаты анализа крови выдадут его с головой? Деррик ведь не знал деталей — у кого лечится Ральф, кто выписывает ему таблетки. Какой-нибудь доктор-мошенник.

Хоть бы он очнулся и объяснил, как быть. Деррику стало стыдно, что он ничего не знает о Ральфе; грызла вина и за недавнюю детскую ссору. Волнение не идет на пользу здоровью, а ведь он сильно разозлился, когда Деррик налетел на него со своими проблемами и обвинениями в адрес Олли. Честное слово, лучше бы и дальше оставаться равнодушным к внешнему миру: и себе легче, и другим.

Выждав время, Деррик снова попробовал окликнуть Ральфа, но не получил ответа. По спине побежал холодок, сердце забилось в горле: а что, если он умрет?

Это было бы попросту абсурдно. Сама мысль казалась настолько странной, что Деррик едва допустил ее. Как будто он посадил растение и тут же выполол вместе с сорняками; или завалил выпускные экзамены два года подряд, засыпавшись на одинаковых вопросах. И все же: Ральф умирал, а Деррик не мог ни понять его, ни помочь ему. Круг замыкался, Деррик оставался беспомощен — везде чужой, всегда обведенный вокруг пальца.

Такие невеселые размышления сопровождали его, пока он тащил Ральфа через бесконечные трущобы, дав себе зарок, что попробует добраться до дома, насколько хватит сил. Но одних только сил оказалось мало; требовалось еще и везение. И если поначалу Деррика не трогали, даже когда он останавливался перевести дух — а с перебинтованным человеком на закорках он представлял собой прелюбопытное зрелище, — то ближе к дому жители Двадцать-таких-то улиц перестали пялиться и перешли к решительным действиям. Как назло, откуда-то возникли подростки, которые недавно кидались в Ральфа камнями.

— О! — вскричал один, тыча приятеля в бок. — Ты только посмотри, до чего дошли!

— Ха-ха-ха, дружок Ральфа его отделал!

Деррик на всякий случай решил прикинуться глухонемым. Однако мальчишки не отставали и своими шуточками подняли такой шум, что выглянула рыбешка покрупней: на сей раз парни, которые отделали самого Деррика, когда он впервые забрел на Двадцать девятую улицу. Но даже с таким сопровождением он остался неустрашим и упрямо тащился дальше, будто и не замечал, что происходит вокруг; хотя, разумеется, уже предполагал, чем кончится прогулка. Но что еще оставалось делать? Не бросать же Ральфа и бежать: подло, да и некуда, да и догонят.

— Эй, а тебе чего от нашего соседа надо? — Ему перегородили дорогу сразу трое.

— М-м, — невразумительно ответил Деррик. Он не мог сообразить, что выгоднее: продолжить игру в дурачка или попробовать объясниться, выдав акцент. Затеплилась надежда, что старые знакомые успели подзабыть его физиономию. Ведь теперь на нем был новый несуразный наряд, и еще шапка.

— Это ты его избил? — спросил старший из троих.

Деррик агрессивно замотал головой.

— Слышь, ты Ральфа не трогай, — посоветовал самый высокий.

— Мы хотим сказать — брось его, — пояснил третий — полноватый. — Ну и бить тоже не надо. Что он сделал-то.

В ответ Деррик снова затряс головой. Да разве он похож на человека, который полезет в драку? Хотя, надо признать, полчаса назад он чуть не ударил Ральфа.

— Слышь, — сказал высокий. — У меня дома спирт есть. Я мигом. Мы Ральфа враз откачаем.

— Дак ты ему — спирт, а он тебе — вибриона! — возмутился полный, но высокий шикнул на него.

— Видно, этот вибриона не очень-то боится, — он ткнул пальцем в Деррика.

— Дак потому что он тупой!

Но высокий был непреклонен:

— Мне Ральф картинку нарисовал и подарил, когда жена померла. Посмотрел я на картинку — и легче на душе.

— А там что же, баба голая? — живо заинтересовался старший.

Высокий надулся, нахмурился — да и полез на обоих с кулаками.

Пока они мутузили друг друга, Деррик, уставший держать свою ношу, рассудил, что пройти все равно не дадут, и свалил Ральфа на землю. Размяв руки, полез было в карман за сигаретами, но тут же едва не выронил пачку, потому что Ральф громко закашлялся. Смутило это не только Деррика: трое громил вмиг прекратили драться и воззрились на Ральфа — кто с отвращением, а кто с испугом.

— Что тут происходит? — спросил тот, задыхаясь, и сплюнул сгусток крови в сторону полного. Тот мигом отскочил на два шага назад. Остальные тоже попятились.

— У меня спирт есть, — робко предложил высокий.

— Спасибо, у меня тоже есть. Дай пройти, а? — Ральф тяжело поднялся на ноги.

Всех троих как ветром сдуло. Вслед за ними исчезли и мальчишки-шутники, и бесчисленные чумазые лица, с любопытством выглядывавшие из оконных проемов. Старуха, с кряхтением тащившая ведро с водой, засеменила проворней и перешла на другую сторону улицы.

— Удобно быть тобой, — не без удивления пробормотал Деррик. — А мне проходу не давали…

— Тс-с, ты немой, забыл?

Но молчать было трудно. Деррика захлестывала сложная гамма эмоций: радость, облегчение, беспокойство. Все в нем словно натянулось и звенело.

— Спасибо, что донес меня, — сказал Ральф. — Дальше я сам.

— Ты точно в порядке?

— Лучше не бывает. — Он независимо сунул руки в карманы — пальцы выглянули из дырок — и зашагал быстрее, чем прежде.

— Не перенапрягайся, ладно? — Деррику пришлось бежать, чтобы поравняться с ним.

— Да заткнись уже! — вскипел Ральф. — Мне не нужно сочувствие, адресованное твоему брату.

Как ни странно, эти слова ранили Деррика: он даже споткнулся на ровном месте. Но возразить было нечего. Он ведь не извинился за свое недавнее поведение. Да что там недавнее — он с самого начала только подчеркивал, как Ральф похож на Олли. И ладно бы на настоящего — на какого-то вымышленного. Правда, Олли следовало беречь себя и не высовываться, а Ральф в глазах Деррика вдруг оказался что-то должен всему миру. Хотя распоряжение способностью — сугубо его дело. Что-то и Деррик не пожертвовал кровь всем желающим.