— Где он это взял? — невольно вырвалось у Деррика. — Сам сделал? Не… не украл же?

— Просто не бери в голову, — предложил Ральф.

В глаза бросился светловолосый молодой человек. Томас Уилкс. Двадцать два года. Место жительства: Центр, Пятнадцатая улица, дом три. Выдано разрешение на переход границы с правом посещать все регионы.

Умер Томас Уилкс? Или его никогда не существовало?

— Я возьму это, — сказал Деррик и забрал Томаса: разрешение и паспорт.

— Чудно. Не зря мы мучились. А вот сейчас пора бежать, — велел Ральф, схватил его за руку и потащил к выходу.

Они живо покинули тесную каморку; отперли и двери подвала, хотя с ключом Деррику пришлось повозиться: пальцы все еще плохо слушались. Он был потрясен. Дикая, абсурдная ситуация настолько ужасала, что Деррик не осмеливался осмыслить ее. Он решил не думать, не задавать вопросов — слишком боялся ответов, которые уже знал внутри себя, — но все же не смог промолчать, бросив последний взгляд на тело Робби:

— Он мертв?

— Нет, — сразу отозвался Ральф. — Он скоро проснется с головной болью и ничего не вспомнит.

— Это хорошо, — пробормотал Деррик и закрыл дверь.

Как только они выбрались наружу, Ральф привалился к стене, пытаясь отдышаться. В дневном свете он выглядел обессиленным: волосы взмокли на лбу и висках, ноги подкашивались. Подняв голову, он нашел Деррика усталыми глазами.

— Ты же понял, да? К несчастью, человек со способностью — это всего лишь я.

========== 15. Невзаимность ==========

«Любой мой рисунок, — говорил Олли, — будет что-то выражать. А жизнь не выражает ничего, кроме себя самой».

У Деррика кружилась голова.

«Мы существуем, — добавлял Олли, — но это ведь ничего не значит».

Деррик машинально переставлял ноги, не обращая внимания на мокрый холод, режущий ступни.

— Я знаю свою особенность в совершенстве, — продолжал Олли. — Я могу исцелять, могу убивать. Я не шутил, когда сказал Робби, что моя способность разрушительна.

Разве он знал кого-то с таким именем? Может, в художественной школе или на подготовительных курсах? Но он рассказывал обо всех друзьях из города. Прыгал вечером к Деррику в кровать, когда свет уже погасили, и болтал без умолку. Деррик, уставший на работе, измученный жарой, боролся со сном и раздражением. Наверное, проспал это имя. Короткое, самое обыкновенное — такое не задержится в памяти.

Как же Робби — мальчик с подготовительных курсов — заслужил предупреждение, что способность Олли разрушительна? Ведь Деррик строго-настрого велел ничего о ней не рассказывать. Он наморщил лоб — и вернулся в реальность. На него смотрели не темные глаза Олли, а голубые — его же, взрослого-которого-нет. Мир перевернулся, встал на дыбы, встряхнулся и застыл.

— Поначалу мне было трудно контролировать себя, — объяснял Ральф, — и это могло кончиться прескверно. Я бросил серьезные занятия рисованием из-за страха оказаться на виду.

Он словно ухватился за возможность выговориться. Они тащились по смурной улице, притихшей в послеобеденном сне, и Ральфа слушали лишь дремлющие на обочине пьяницы и беспокойно вспархивающие птицы. А он будто захлебывался в самом себе.

— И ты столько времени жил и ни разу не попался? — просипел Деррик. — Тому же Робби, который знает тебя десять лет?

— Бедняга. Боюсь, это у него не первая травма головы. — Ральф споткнулся, покачнулся и тяжело оперся о него. — Ох, я совсем вымотался.

— А ведь ты ему нравишься… — пробормотал Деррик, вспомнив прочувствованную речь Робби.

— Да, я знаю, — невозмутимо отозвался Ральф. — Он неплохой парень, но больно уж скользкий. Ну да все мы тут — отбросы.

Он замолчал, тяжело дыша. До дома было еще далеко; Деррик начал сомневаться, что они вообще смогут добраться.

— Я понимаю, почему ты прячешься, — сказал он. — Но ты не думал о том, чтобы приносить пользу людям? Может, как-то подпольно, чтоб власти тебя не сцапали. Ведь эпидемия…

— Какое мне дело до эпидемии? Ты меня за альтруиста принял?

Деррик на секунду смешался: не сразу вспомнил, что значит это слово.

— Я бы на твоем месте… — упрямо продолжил он, — я вот хотел отдать свою кровь…

Тяготило морально и физически, что Ральф чуть ли не висел на нем. На заумные речи, значит, силы находились, а два шага самому пройти трудно? Но, едва ощутив едкую досаду, Деррик тут же мысленно отвесил себе тумак. И откуда эта постыдная мелочность? Знакомая, к сожалению. Что-то тяжело ворочалось, поднималось изнутри — болезненное, разбуженное, раздраженное; и Деррик, еще вчера скованный апатией, сейчас чувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Ха-ха, если ты не заметил, моя способность бьет по мне рикошетом, — сказал Ральф.

— Как это понимать?

Словно почувствовав раздражение Деррика, Ральф резко оттолкнул его, раскинул руки — паучьи лапы.

— Я беру энергию не извне, как, возможно, делал твой брат, а из себя. Восполняется она долго. И исцелять себя я не могу. Если я возьмусь массово лечить людей, то…

После сегодняшних треволнений Деррику казалось, что его уже ничем не удивишь, но тут словно ледяной водой окатили. Он остановился на месте, понимая, что теряет контроль над собой.

— То есть ты помог мне ценой своего здоровья? — ужаснулся он.

Ральф закатил глаза:

— Только не вздумай причитать. Я все делаю по своей воле и сам несу ответственность за свои решения. Понятно?

— Почему тогда мне нельзя спать на улице, а тебе можно вредить себе? — вскипел Деррик. — Почему я дурак, а ты, видите ли, несешь ответственность?

— Потому что у тебя в голове помутилось, и ты хочешь умереть бездумно, — терпеливо пояснил Ральф. — Это не настоящий ты. Надо вылечить душу, понимаешь?

— А тебе, что ли, не надо? — Деррик повысил голос, и во всех дворах залился хор собак. — Может, тогда и Олли сам принял решение и нес ответственность? Пятнадцатилетний мальчик?

— Да, черт тебя дери! Трудно понять такую простую вещь?

— Это было глупо, по-детски, самонадеянно! — Деррик двинул кулаком по ближайшему забору. — Да лучше бы я тысячу раз умер там! Он даже ни о чем не спросил меня!

— Он знал, что ты ответишь! — заорал Ральф.

— Я должен был защищать его, а не наоборот!

— Что поделать, если он оказался сильнее тебя! — Ральф закашлялся и добавил гораздо тише: — Просто оставь уже его в покое.

— Вы что, ненормальные? — вмешалась в их ссору старуха, деловито высунувшись из-за пострадавшего забора. — А ну идите отсюда! Все приличные люди на работе. Наркоманы!

Наличие посторонних ушей немного отрезвило обоих. Деррик сердито засопел, сжав кулаки. С трудом, но он заставил себя продолжить путь молча. И зачем он начал вопить на Ральфа, будто тот должен отвечать за поступки Олли? По-хорошему извиниться бы. Кажется, Деррик впервые всерьез разозлился с тех пор, как покинул Юг. До этого его оглушило разве что письмо от матери: удивило, задело, но не разгневало. Оно словно сдвинуло какой-то камень внутри, а сейчас Ральф вдобавок от души его пнул. Разбуженные эмоции давили болезненным сгустком, мешались и просились наружу — вот бы вывернуть все без остатка, чтобы внутри снова стало звеняще прозрачно и пусто. Ральфа хотелось то ударить, то прижать к себе.

А тот все не мог замолчать, продолжал, тревожа нервы, как пилой по металлу:

— Такие, как я или твой брат, приносят вред. Наша власть нам не по силам. Мы не умеем распорядиться собой.

«Но вы спасли меня», — чуть не возразил Деррик, но смолчал, чувствуя, что снова сорвется на крик.

— Нас не должно существовать, — подытожил Ральф. — И не смей равнять нас с собой. Ты потерялся в жизни, но это поправимо. И в желании брата уберечь тебя не было ничего неестественного.

— Я сыт по горло тобой и твоими поучениями! — Деррик не выдержал и схватил его за воротник пальто. Ветхая ткань протестующе треснула; в безмятежном взгляде Ральфа затаилось нечто острое, опасное.

— Ты, конечно, теперь уйдешь? — спросил он самым будничным тоном.