========== 1. Безликая болезнь ==========
Когда Лили подняла палку в последний раз, ее враг уже почти не дышал. У него был поврежден позвоночник и сломано несколько ребер; одна рука выгнулась под неестественным углом, другая дрожала, бессильно скребла землю. Лицо опухло, волосы слиплись от крови. Это она, Лили, избила его до полусмерти: ударила спящего, застала врасплох и продолжила свое дело, не обращая внимания на крики, стоны и мольбы о пощаде. Он должен умереть. И она его убьет. Она не знала, почему и зачем, но внутренний голос строго диктовал условия — и она слушалась.
Сейчас она целилась в висок — пора довести дело до конца. Она не промахнется: жертва беспомощна и недвижима. Даже забавно, на что способна какая-то дурацкая тяжелая палка.
Несчастный следил за ней мутными глазами. И когда она замахнулась, чтобы завершить начатое, он разомкнул разбитые губы и прошептал:
— За что?..
— Я не знаю, — ответила Лили и ударила его — точно в висок.
В тот же миг словно шоры спали с ее глаз. Она осознала, что натворила: убила человека, безо всякой причины, возможно, невинного. Темнота смеялась над ней, и она рухнула на колени перед своей жертвой, глотая слезы страха и раскаяния. Почему? Почему? Почему она это сделала?
Придерживая мертвеца за плечи, она перевернула его на спину, принялась растерянно перебирать окровавленные волосы. Мягкие. Приятное лицо. Длинные ресницы. Он был хорош собой. Славный парень. Нелепая фуражка отлетела в сторону. Носки башмаков вывернуты — ноги тоже сломаны. Рубашка распахнута. Повязка на сгибе руки — откуда? Впрочем, какая уже разница. Он не ответит. Он мертв. Она убила его.
Пока Лили была занята своей жертвой, смеющаяся темнота, обратившись в мохнатый ком, незаметно пробралась ей в живот. Внутренности разом скрутило в исходящий болью узел. Она вскрикнула, согнулась, зарылась носом в мокрую землю, пахнущую кровью. Хватая ртом воздух, Лили глотала новые порции мрака.
Если это расплата — если это наказание! — все равно слишком жестоко. За что ей такая ужасная боль, тянущая, рвущая пополам?
— Не-ет! — простонала она, поперхнулась тьмой — и проснулась.
В окно стучал дождь, в комнату пробирались серые предутренние тени.
— Ох, ты опять?.. — пробормотал сонный муж.
— Я… да… Джейк, я не знаю, что со мной!
Ее трясло, и вовсе не от холода. Внутри все сжималось, будто мерзкий сгусток мрака никуда не исчез, только затаился в ожидании возможности продолжить свое дело.
— Это просто сон, — сказал Джейк со вздохом. — Не накручивай себя. Я ведь тебе уже сто раз говорил.
— Да, но во сне все такое настоящее! Чувства, ощущения…
— И что? Мало ли «настоящих» снов на свете. Спи дальше.
Лили послушно отвернулась к стене, не смея закрыть глаза.
***
— Представляешь? Безликая болезнь, оказывается, уже у серых, — заявил Джейк, уткнувшись в утреннюю газету.
— И что нам теперь делать? Готовиться к смерти? — спросила Лили.
Она вытирала чашки и складывала их в кухонный шкаф. От монотонного занятия клонило в сон: она ведь так и не выспалась ночью. Даже тревожное известие — Серая деревня-то находилась по соседству — ее не взбодрило, тренькнув колокольчиком где-то на самом краю сознания.
— Да это ерунда, — отмахнулся Джейк. — Опять раздувают черт знает что. Безликая болезнь! Само название такое скользкое, что и не поймаешь правду.
— Так ведь в этом и ужас ситуации. Если бы ее могли «поймать», где-нибудь в Центре давно бы уже разобрались, что это такое, и изобрели какое-нибудь лекарство, нет?
Джейк только фыркнул.
— Тебе уже девятнадцать, а ты все еще такая глупая, с ума сойти.
Лили промолчала: спорить с мужем бесполезно. Он всегда с легкостью вынуждал ее отказываться от собственных суждений. Она и замуж-то за него вышла скорее по его воле, чем по собственному желанию, — она не знала своих желаний. Они дружили с детства, жили по соседству, вместе бегали в школу в той самой соседней Серой деревне, играли и дурачились. Джейк был на три года старше, и так сразу сложилось, что он командовал, а она охотно подчинялась. Для Лили он стал безусловным авторитетом во всем, чем-то вроде старшего брата; а потом ей исполнилось восемнадцать, и он сделал ей предложение. Его тон не терпел возражений — впрочем, Лили и не думала возражать. Для нее никогда не существовало парней, кроме Джейка, а выйти замуж за близкого друга детства — что может быть правильней и естественней? По-своему она любила его и жизни без него не мыслила. Он словно стал частью ее, и она скорее согласилась бы отрезать себе руку или ногу, чем лишиться мужа.
Лили очень хотела родить ему сына, но первая попытка принесла печальный результат: она потеряла ребенка.
Сначала горе было таким острым, что резало горло, а потом, месяц спустя, Лили притихла, присмирела, раз и навсегда перестав походить на себя прежнюю — веселую, с легким нравом. Она больше не заговаривала о детях, не подпускала к себе мужа и занималась домашними делами с равнодушием. Однообразные дни слились в бесконечные сутки. Будущее перестало существовать; к прошлому было слишком больно возвращаться.
И тогда пришли сны.
Прежде Лили не жаловалась на кошмары. Она не знала чувства, когда просыпаешься с колотящимся сердцем и остаток ночи дрожишь под одеялом; ей не приходилось пробуждаться от собственного крика. Ночные видения были зыбки и мимолетны — и забывались наутро. В жизни Лили сны не занимали никакого места.
Но с потерей ребенка все изменилось. Раз за разом Лили начала убивать во сне одного и того же парня — с такими же светлыми глазами и волосами, как у нее самой.
Первое время, просыпаясь, она обливалась слезами: чувствовала, что это ее сын. Она убила его, она виновата: не берегла себя, легкомысленно относилась к своему положению, не прислушивалась к организму. Как знать, может, если бы она вовремя обратилась к врачу — или если бы просто не таскала тяжести в тот злополучный день — все обернулось бы иначе.
Потом, по мере того, как сны становились подробнее и запоминались лучше, начало казаться, что это ее старший брат. В их роду никто из женщин не отличался крепким здоровьем, и мать Лили точно так же потеряла первого ребенка. Если бы он все-таки появился на свет, сейчас он был бы как раз того возраста, что и герой снов: совсем еще юный, хоть и явно старше ее.
Но и эта мысль вскоре ушла, когда Лили окончательно составила его мысленный портрет. Она могла закрыть глаза и увидеть его в подробностях: от поношенных башмаков до лохматой макушки. Она помнила его волосы на ощупь, знала, что у него родинка за левым ухом. И — он был чужаком. Не сын. Не брат. Внешность обманывала, но она же давала ключ к разгадке: и лицо чистое, никаких веснушек, как у самой Лили; и губы слишком тонкие, и форма глаз — другая.
Значит, между ними возникла ментальная связь иного рода; и после некоторых размышлений Лили пришла к выводу, что убила этого человека в прошлой жизни. Как будто после своей потери она стала внутренне нестабильной и сумела установить контакт с «бывшей» собой, и теперь «бывшая» показывала ей наиболее сильное переживание из предыдущей жизни: искаженное, преломленное нынешним сознанием Лили, но в целом верное. А та — другая — должно быть, в обмен смотрела сны про будущую себя, что не сумела подарить мужу сына?
Джейк отнесся к ее предположениям, мягко говоря, скептически: он не верил в перерождения и «тому подобную чушь», да и сама Лили — тоже, но ночью, сразу после пробуждения все виделось иначе.
Как бы то ни было, прошлая жизнь на теперешнюю не могла оказать никакого влияния. Лили немного успокоилась. Время шло, все притупилось. Через восемь месяцев после потери ребенка она чувствовала себя вполне оправившейся. За соседскими детьми уже получалось наблюдать почти без боли, и Лили всерьез начала подумывать о новой попытке стать матерью.
Но с расползшимися по стране слухами об эпидемии стало как-то не до долгосрочных планов. Целые деревни исчезали с пугающей стремительностью, а причина — ветряная оспа! Вернее, не совсем оспа: если верить газетам, то новая болезнь скорее маскировалась под ветрянку, чем являлась ею. Их легко можно было спутать, но летальный исход «ложной ветрянки» оказался стопроцентным, а люди, уже перенесшие оспу, — на равных в группе риска с теми, кто не болел ею в прошлом.
