— Что ж за прекрасный наркотик такой, который лечит все болезни? — наконец спросил он спокойным голосом. — Сам не отказался бы.
— Если нет, тогда что?
— А тебе какая разница? Радуйся, что здоров.
Пошарив в кармане, Ральф извлек пузырек с таблетками и закинул в рот целую горсть.
— У меня много всего есть, — прокомментировал он. — Пилюли по любой нужде. Мне выписывают. Предлагаю думать, что и для тебя подходящие нашлись.
— Сам же сказал, что таких нет…
— Ха-ха. И это мне вместо «спасибо», — Ральф нагнулся, протянул руку и каким-то чудом извлек из-под дивана лист бумаги. — Ну-ка побудь еще с недовольным лицом, а я порисую.
Резкая смена темы выбила Деррика из колеи. Он не нашел, что возразить, и остался сидеть, не шевелясь. Да разве он интересен в качестве натурщика? Помнится, Олли издевался над ним, обещая когда-нибудь написать полотно «Тупой фермер».
Глядя на его наивные старания застыть в неудобной позе, Ральф засмеялся:
— Жалко, что у меня пока нет денег на краски.
— Олли никогда не рисовал меня, — зачем-то сказал Деррик. — Хотя обещал однажды это сделать.
— Я-то попроще буду, — Ральф перестал улыбаться. — Что вижу и нахожу красивым, то и рисую. Другие миры меня мало занимают.
Скользящие, прерывистые линии спешили за неуверенными движениями карандаша; Ральф будто и не смотрел на результат, и нисколько не интересовался им. Видно, ему было тяжело сосредоточиться после побоев.
— А тебе не больно сейчас рисовать?
— Я что, на идиота похож?
Похоже, он был не в настроении отвечать даже на невинные и естественные вопросы. Деррик послушно замолчал, решив про себя, что проще принять все как есть. Ну подумаешь, наркотики. Подумаешь, загадочный заразный тип. Хорошо сидеть в тепле и чувствовать прилив сил, а большего и не нужно.
— Слушай, нам нужно уехать, — нарушил тишину Ральф. — Я не верю, что Лили сюда не вернется, а с ней кого угодно принесет. Знакомства у тебя опасные.
— Потому и не хотел тебя впутывать…
— Теперь уж поздно рассуждать об этом. — Он внимательно посмотрел в глаза Деррику и добавил, понизив голос: — Я могу достать фальшивое разрешение на переход границы.
— Серьезно? — Деррик, окончательно сбитый с толку, не придумал, как еще отреагировать.
— У меня у самого есть. Раньше колесил там и сям, собирал типажи для картин. Потом понял, что долго так не протяну. — Ральф шмыгнул носом и добавил: — Конечно, лучше тебя никого не встречал, да и не добрался я до Севера.
Но Деррика мало интересовало, какое место ему отведено в чужой иерархии образов. Он пытался понять, радоваться или нет открывшимся сомнительным возможностям.
— А как вообще делается разрешение? — спросил он. — А то мне на Юге некогда было бумажки оформлять.
— В условиях эпидемии никто тебе и не оформит. Сиди в своем карантине. К тому же ты разок уже пересек границу незаконно. Теперь только прятаться.
Ральф закашлялся, прикрывшись рисунком. «Испачкает», — мелькнуло в голове у Деррика; вспомнилось, как Олли резал себя, размазывал кровь по бумаге. Что же нужно, чтобы получить разрешение? Олли, наверное, не дали бы — в сумасшедший дом без разговоров.
— Один мой приятель, — сказал Ральф, отдышавшись, — тоже по образованию художник, штампует разные документы. Может тебе и паспорт как в Центре справить. Пропишем тебя у меня.
Он спокойно положил рисунок обратно на ногу, и Деррик невольно потянулся проверить, нет ли там крови, но вовремя одумался и вместо этого уточнил:
— Наверное, подделка бумаг дорого стоит?
— Не беспокойся, я с ним рассчитаюсь своим способом, не за деньги.
— А как тогда? — удивился Деррик.
— А у вас в деревне так не делали? Я тебе дыню, ты мне тыкву… Понимаешь?
— Разве у тебя есть что-то ценное?
— Масса всего. Как насчет моей бесценной личности? В общем, соглашайся. Поедем на Север, — и Ральф прорвал бумагу карандашом. — Или ты не доверяешь мне? Это правильно.
В его голосе проскользнула нотка горечи. Возражения застряли у Деррика в горле — несмотря на симпатию к Ральфу, он не мог отрицать, что чувствует рядом с ним тревогу. Лекарства без этикеток, мгновенное исцеление, шприц под диваном, туманные речи, мания рисования, схожая с Олли, и откровенная ложь — все множило опасения. Деррик не боялся, что ему навредят; он не мог понять Ральфа. Как раньше не понимал Олли. Это пугало.
— Я не знаю, что и думать, — признался Деррик. — Ты мне нравишься, но не настолько, чтобы…
Он испуганно замолчал, потому что Ральф уронил карандаш и стал заваливаться набок. Его словно выключило, резко и неожиданно.
— Ох уж эти обезболивающие, все со снотворным эффектом… — пробормотал он и со вздохом вытянулся на диване.
— Дашь посмотреть рисунок? — Деррик почесал в затылке, смутившись. Подождал ответа, осторожно тряхнул Ральфа за плечо. Тот ничего не слышал — спал.
Деррик вздохнул и снял с него очки — наверняка мешали. Затем накинул на него рвань, висевшую на спинке кресла. В отличие от Ральфа, отдыхать совсем не тянуло; напротив, внутри плескалась энергия. Ничего не болело. Деррик словно очнулся после долгой тяжелой зимы.
Продолжая удивляться самому себе, он отобрал у спящего рисунок, вгляделся. Линии изгибались, набегали друг на друга причудливой рябью. За грязными, рваными штрихами едва угадывалось лицо. Ни одной ясной черты, ни капли сходства не то что с Дерриком — с человеком.
Видимо, Ральфу совсем плохо, раз начеркал такую ерунду. Предыдущие портреты были узнаваемы. А этот, может, и не для чужих глаз создавался. Деррику стало стыдно, что он взял рисунок без дозволения, однако скачущие штрихи словно приглашали вглядеться внимательнее, не отрываться. Следя за пунктирной прерывистостью, Деррик заметил, что в сердце хаоса капнула и размазалась кровь. Все-таки Ральф испачкал свое творение. Сразу вспыхнула мысль: если б рисунок создал Олли, то чудовище ожило бы.
Деррик усмехнулся. Вот же он — чудовище. И действительно ожил: ничего не болит, полон сил. Что только с ними делать? Хотели ли жить создания Олли?
Отложив рисунок, Деррик отошел от Ральфа, распахнул окно и полез за сигаретами: давно хотелось курить. В лицо дохнуло мокрой взвесью.
«Я творю уродов!» — всхлипнул Олли в голове.
«Что вижу и нахожу красивым», — подхватил Ральф.
Деррик затянулся, закрыл глаза и представил Олли — нечесаного, с грязной шеей, с воспаленными порезами на теле. Что, если бы существовала сила, по природе противоположная его способности? Не закрытая от жизни, а напрямую связанная с ней.
Тогда Олли спас бы родителей. И полюбил себя.
Но что толку воображать мир, в котором все счастливы и ничего не случилось? Деррику снова стало стыдно — вместо беспокойства за Ральфа привычно задумался о прошлом. Будто в настоящем нечего терять. Он тряхнул головой и закрыл окно.
А может, и в самом деле нечего — ведь ему вообще-то плевать на Ральфа? Да, Деррик растаял от теплого отношения, а теперь еще и чувствовал ответственность за все, что натворила Лили, — но и только. Он мог бы встать, уйти и выбросить адрес, как в первый день знакомства с Ральфом. Он по-прежнему был свободен. Это ощущение походило на озеро внутри, тяжелое, усталое и равнодушное; но едва Деррик попытался дотронуться до воды, как его обожгла тревога.
***
На следующее утро Ральф потащил его к пресловутому знакомому, который согласен обменять документы на дыню или тыкву. Как и ожидалось, мошенник обитал в трущобах едва ли не страшней Двадцать девятой улицы. Ральф заставил Деррика надеть и натянуть на глаза шапку, скрывающую волосы. «Ты недостаточно рыжий», — объяснил он, намекая на то, что обоим с высокой долей вероятности намнут бока. Сам Ральф выглядел получше, чем вчера: отек с лица спал, а ожог и многочисленные синяки и ссадины делали его внешность только характернее, как он выразился. Деррик не понял, чему тут радоваться, но главное, что Ральф выспался и взбодрился.
Снаружи ощутимо схолоднуло; поскольку у Деррика не было подходящей одежды, ему достался чужой растянутый свитер с протертыми локтями. Обновка висела мешком, а в плечах оказалась узковата, но грела исправно. Критически оглядев куртку Деррика, Ральф отшвырнул ее в угол и отдал свою. Для себя же вырыл в недрах шкафа свалявшееся, проеденное молью пальто, пояснив, что обычно укрывается им зимой, но иногда можно и пощеголять в этом королевском наряде. Обнаружив во время поисков выцветший шарф, Ральф попытался повязать его на шею Деррику, но встретил сопротивление: даже мама на Юге так не переживала за одежду приемного сыночка.