— Я никогда не видел, чтобы родители кому-то писали, — медленно обронил он. Происходящее казалось глупой шуткой. Мать — настоящая — ищет его? Да нет же, это Олли капнул кровью на бумагу, и строчки обрели нужный смысл. Еще один отвлекающий от наказания знак, надрывающийся: «На Север!», оживший рисунок.

— Надо думать, они любили тебя и не хотели отпускать, — вмешалась в мысли Деррика Маргарет. — Вот и скрывали адрес настоящей матери.

— Нет! Я не верю, что они были такими жестокими обманщиками.

А что, если были? Достаточно даже не лгать — молчать. Ведь Деррик никогда и не расспрашивал опекунов, приняв еще в детстве как данность, что его нашли случайно и следов настоящих родителей нет. Его вполне могли ограждать от лишних волнений или дурного влияния. А Олли? Интересно, он знал? Почему он предлагал Деррику бежать именно на Север? На секунду вся жизнь на Юге предстала в виде клетки с раскаленными от солнца прутьями; ключи держал Олли. Деррик тряхнул головой. Нет. Глупо делать злодеев из людей, которые заботились о нем много лет.

— Они просто не хотели тебя ранить, — между тем развивала мысль Маргарет. — Ведь ясно, что ты рвался бы к матери. А ей, очевидно, было не до тебя.

Деррик прикусил губу. Несмотря на недоверие, на множащийся кругом абсурд и помутнение рассудка, он почти сдался. Указатели превращались в частокол, но хуже всего то, что сердце заныло, отозвалось на далекий оклик — родного ли существа, чужого ли, творения ли Олли?

— Я напишу по этому адресу, — наконец произнес Деррик, сделав над собой усилие. — Как только рука до конца заживет. Попробую расспросить обо всем. А потом уже решу, ехать на Север или нет.

— А как насчет Юга? — спросила Маргарет. — Почему бы не провести маленькое расследование там? Если твои приемные родители переписывались с настоящей матерью, то письма должны были сохраниться.

— Нет. Я сжег дом.

Маргарет удивленно вскинула бровь, но смолчала.

— Что ж, тогда пиши.

Деррик мял газету в руке. Головная боль мешала прийти в себя и все хорошо обдумать.

— Но почему я не знал? — пробормотал он. — И неужели они не сказали бы мне перед смертью? Они действительно бросили нас с Олли на произвол судьбы? Ведь мы могли бы уехать… вдвоем…

— Так чего ж не уехали? Серьезно, почему вы сидели на месте? Ведь у тебя остались сбережения?

Почему? Деррик уставился на свои ладони. Потому что солнце было избыточно красным? Потому что брат не перенес бы дорогу? Потому…

«Ты желал мне смерти», — вмешался Олли, улыбаясь добрыми глазами манекена с другого конца улицы.

Деррик вздрогнул.

«Ты ждал, когда я умру, — продолжал Олли ласково-ласково. — Считал меня обузой. Опасностью. Проклятием».

— Нет! Не смей говорить от его лица, ты, да кто ты вообще…

— Ну-ну, — Маргарет вмиг развеяла видение. — Не казни себя. Как знать, какой исход хуже. Поверь, здесь много злых людей, которые захотели бы завладеть твоим братом.

— Э… А что ты о нас знаешь? — встрепенулся Деррик.

— Только то, что ты сам рассказал Лили. И, кстати, тобой злые люди тоже рады воспользоваться. Не совершай необдуманных поступков.

Деррик нахмурился: еще одна доброжелательница выискалась.

— Не надо разговаривать со мной, будто я маленький. Я знаю, на что иду.

— И ты готов отдать жизнь здесь, даже зная, что тебя ждет мама на Севере?

Она хитрая. Как Мэри Ди. С Лили куда проще иметь дело. Но, с другой стороны, не судить же человека по его духам и неожиданному появлению? И уж тем более — по предчувствиям и выводам, не имеющим под собой реальных оснований. Так и с умничающим манекеном подраться недолго, а ведь говорил не он, а всего лишь внутренний голос самого Деррика. Что касается Маргарет, то ранее она показала себя как вполне дружелюбный человек, готовый по возможности прийти на помощь, если не считать некоторых неприятных моментов в Серой деревне.

— Я пока не уверен, что меня кто-то ждет, — сказал Деррик. — Хотя кому выгодно подсовывать мне ложные объявления…

— Вот именно — кому?

Может быть, Олли?

— Я, должно быть, рехнулся.

— Ты просто устал. Пойдем ко мне, отдохнешь немного, письмо обдумаешь. Если рука сильно болит, надиктуй мне, я запишу. Я почти не сажаю ошибки.

Крайне подозрительная настойчивость. Что, если Маргарет сговорилась с Лили? Нет, вряд ли, они ведь в серьезной ссоре, да и когда бы они успели увидеться и все спланировать? До сих пор Лили от Деррика ни на шаг не отходила, если не считать кратких визитов в аптеку или магазин. Однако доверяться Маргарет не хотелось. Лучше остаться одному и самому отвечать за себя. Так проще избавиться от соблазнов жизни и вернуться к наказанию. Деррик сунул газету в карман и вежливо улыбнулся.

— Спасибо, но я откажусь.

— А где Лили? — быстро спросила Маргарет. — Мне бы поговорить с ней: почему она тебя не кормит и не лечит?

— Не знаю. Кстати, как пройти к ближайшей больнице?

— Тут в двух кварталах. Только не вздумай там про себя рассказывать!

— Это я сам решу.

Деррик спешил удрать, пока частокол не сомкнулся, а неопределенное волнение, свербевшее в груди, не обрело силу и имя. «На Север!» — билось в сердце, но разум пока стоял на своем: «Отдать кровь».

— Слушай, Деррик, — Маргарет поймала его за рукав, — да ведь есть уже вакцина. Помрешь ни за что.

— Как это? — Он остановился, оглушенный.

— Есть люди, которые контролируют эпидемию. Количество больных и прочее. Спроси хотя бы у мужа Лили.

Деррик почувствовал, как расслабляется сжатая пружина внутри, исчезает последняя причина жить — и умирать. Последняя честная причина.

— Где его найти?

— Я не знаю. Сегодня здесь, завтра там. Но не лучше ли тебе пока оставить Безликую болезнь и заняться собой?

— Хорошо, — сказал Деррик, стремясь побыстрей отделаться от Маргарет.

— Вот умница, — она хлопнула его по плечу. — Давай, приведи себя в порядок. Мы ведь за тебя волнуемся.

«Все, кто за меня волновался, уже мертвы», — хотел было ответить Деррик, но вместо этого удивленно улыбнулся и взглянул на нее внимательнее. Пружина рассыпалась, и до него неожиданно дошли слова Маргарет, простые и сказанные между прочим, а заодно и проникновенные речи Лили, прежде проскакивавшие мимо. Странно, почему раньше ему не приходило в голову подумать о других. Он ощутил себя эгоистом, до сих пор занятым лишь собой и своим горем; и спасением мира, который в том не нуждался.

Пока Деррик тонул в прошлом и беседовал с мертвецами, в настоящем нашлись живые люди, которые переживали за него. И на Севере, в городе, Приморская улица, дом шестнадцать, ждала мама. Надо только разрешить себе принять подарки от судьбы, нет — от Олли. Прекратить попытки сойти с заботливо размеченной дороги. Но ведь желание брата до сих пор шло вразрез с чувствами Деррика.

Паутина вины ткалась и ткалась, узор шел по кругу. Олли умер, чтобы Деррик жил. Деррик не мог жить, потому что Олли умер. Элементарная, беспощадная математика. Но если добавить новые величины: знакомства в Центре, маму?

Пахло сыростью. Дом напротив улыбался красной черепицей. Наплакавшийся мир распахивал объятия.

========== 11. Свобода ==========

Тишина и смятая постель — вот что встретило Лили, стоило ей вернуться из больницы. Все вещи Деррика исчезли, и комната, нещадно тесная для двоих, теперь казалась слишком большой и пустой.

В первый миг Лили подумала, что Деррик просто ненадолго отлучился. Должно быть, пошел искать уборную и застрял. Бедный дурень, ни на секунду нельзя его оставить одного. Лили поспешила в коридор, посмеиваясь в кулак, но никого там не встретила. Не было Деррика и на лестнице, и на нижнем этаже.

Во дворе меланхолично пинал мяч мальчишка с немытым лицом. Получив мелкую монету, он нехотя рассказал, что видел Деррика около часа назад. Может, больше.

Лили побежала на улицу. Никаких сомнений: ее бросили. Деррик ушел и даже не оставил прощальную записку. Этот подонок решил, что волен сам распоряжаться своей жизнью. Сказал, что разговоров больше не будет, и немедля привел угрозу в исполнение. А что теперь станет с Лили — ему плевать. Но ничего, он ведь на ногах не стоял. Валяется сейчас где-нибудь неподалеку и мерзнет. Так ему и надо.