Да, вот чего она хотела. Не смерти и не спасения для Деррика, а его самого, себе, целиком. Не в плотском смысле и не в духовном, не любви, а получить судьбу Деррика в свое единоличное распоряжение. Владеть им, не обладая; влиять, не выказывая на то желания. Занять его мысли, чувства, даже сны. Словом, Лили хотела заменить Олли. На правах творения, опосредованно получившего кровь создателя.

Но это — лишь несбыточные мечты, а пока следует позаботиться хотя бы о том, чтобы Деррик не удрал от нее, едва встав на ноги. Хватит откладывать планы на потом. Она сама пойдет в больницу и договорится, чтобы кровь Деррика приняли на анализ. Даст взятку кому нужно, убедит врачей, что он помешанный. Пусть с ним обойдутся как-нибудь так, чтобы у него на всю жизнь отшибло желание стать живой вакциной. Но помягче. Детали можно продумать на месте.

Нехотя Лили повернула дверную ручку и боком протиснулась обратно в комнату. Деррик лежал с закрытыми глазами и дышал с присвистом. То ли заснул, то ли впал в беспамятство — пойди разбери с этими больными. Лили опустилась на колени возле стула с его сложенной одеждой, пошарила в кармане куртки и вытащила несколько смятых купюр.

Должно хватить. Лили улыбнулась, повернулась к Деррику и быстро поцеловала его в горячий висок.

— Спи, — велела она, уверенная, что он не слышит. — А уж я о тебе позабочусь.

***

Как только за Лили захлопнулась дверь, Деррик с шумом перевел дыхание и прислушался. Легкие шаги рассыпались по коридору и смолкли. И куда она понеслась, украв деньги?

В любом случае это его уже не интересовало. Нужно бежать, пока Лили не вернулась. Она одержима, и оставаться с ней чревато крахом для всех планов Деррика. Довольно он спал и позволял распоряжаться собой. Ему нравилось плыть по течению, но пора признать, что отдых затянулся.

Прежде ему не приходилось всерьез задумываться, куда и зачем он идет. Было только ясно, что оставаться на Юге невозможно и нужно умереть. Деррик надеялся потеряться, раствориться в пути, размазаться по дороге, как желтая грязь. Но расставаться с жизнью он не спешил, несмотря даже на то, что само его тело, подтачиваемое упадком сил и духа, успело сделать за смерть половину работы. Странное упорство заставляло Деррика двигаться дальше, и прежде его поведение объяснялось необходимостью выполнения предсмертной просьбы Олли. Но нынешнее путешествие все меньше походило на наказание. Перед мысленным взором Деррика, один за другим, представали люди, нарочно или нечаянно урывавшие его боль, сочувствие и симпатию: Лили, одинокая и запутавшаяся, в вечной борьбе с собой; Маргарет, убитая любовью; Эдди, цепляющийся за никчемную жизнь на пороге смерти; Дерек — живой, открытый, совсем не похожий на Олли. Однако последний возвышался над всеми, делал их своими рабами, подобиями, инструментами, и открыто забавлялся, прорисовывая каждый шаг Деррика прежде, чем тот успевал ступить. Олли хотел для брата не наказания, а счастья, и как бы тот ни избегал сладкого дыхания жизни, Олли был сильней, умней и расставил по дороге множество ловушек. Одна из них звалась «родители», и в нее Деррик чуть не попался. Но неделя взаперти раскрыла ему глаза.

Беспокойство — вот настоящее имя силы, овладевшей им, и под этой личиной Олли вздумал спасти его. Деррик не хотел жить, но вместо того, чтобы утопиться, выбрал дорогу. Ему вздумалось умереть в неизведанном где-то, не имевшем ясных примет и координат. Зажатый до границ последнего рисунка Олли — до пейзажа, существовавшего лишь на словах, — Деррик вначале позволил себе следовать за девушкой, будто сошедшей с соседней картинки, потом — соблазниться мыслями о родителях, и только остановившись, вдруг понял, что Север, вероятно, и есть то самое место, где «ночное небо и океан». И дойти до него — значит не смерть, а спасение. Обретение дома.

Тогда Деррик очнулся. И даже разозлился немного на брата: ловко тот из могилы пытался влиять на чужую жизнь. Опутал рисунками, знаками, едва не отвлек от наказания. «На Север», — звал Олли голосом Лили, и его «я хочу, чтобы ты спасся» переплеталось с ее «я хочу тебя спасти». Но Деррик не собирался их слушать. Он должен отдать кому-нибудь кровь и таким образом расстаться со всеми незаслуженными подарками от Олли.

У каждого свое горе, уникальное, но пережитое тысячи раз. Много на свете и бездомных сирот, и братоубийц. Дорога принимает всех: путешественников и беглецов. Но если она ведет к лучшей жизни, а не к искуплению вины, что ж, честному человеку придется от нее отказаться.

Деррик спустил ноги с кровати, надел носки и тихонько обулся. Он нарочно прикидывался слабым и беспомощным, иначе Лили ни за что бы не оставила его одного. Впрочем, голова действительно кружилась, на виски противно давило. Правая рука беспрестанно ныла, и Деррик старался ее не напрягать, поэтому завязывание шнурков превратилось в целое дело.

Наконец он поднялся, тяжело опираясь на изголовье кровати, сгреб куртку и накинул на плечи. В ушах звенело, перед глазами стояло черное облако. Бывает, если долго голодать. Ничего страшного. Деррик подождал, и облако потихоньку рассеялось. Вздохнул с облегчением и вышел — вынес себя — из комнаты.

Улица ослепила и оглушила Деррика. Он с ходу на кого-то налетел, ощутил ответный тычок и услышал раздраженное: «Эй, приятель!» В голову вплыла мысль, что эдак ему запросто обчистят карманы, побултыхалась секунды две и выскользнула наружу. Думать было слишком трудно и к тому же некогда. Интересно, где здесь больница?

— Простите, а где здесь… — обратился Деррик к ближайшему прохожему и оторопел, осознав, что разговаривает с манекеном в витрине. Тот дарил улице скупую улыбку, одетый с иголочки, расфранченный. Почему-то показалось, что у него добрые и усталые глаза.

Рядом цвело незнакомое растение в кадке. Деррик задел ее ногой, упал, все смешалось. Поднимаясь, он стряхнул с себя акварельную муть, бледно-зеленые листья, как на картинке Олли. Деррик хорошо ее помнил: теплый незнакомый лес и этот куст посередине, чахоточный, неуместный. Подпись была: «Чужие корни». Деррик потер липкие пальцы и обнаружил на них кровь растения. Его затошнило.

— Ну чего ты бунтуешь? — мягко спросил манекен. — Доверься судьбе.

Деррик моргнул и увидел перед собой старушку с жалостливым лицом.

— Ну чего ты бушуешь? — повторила она, склонившись над ним. — Плохо тебе?

— Д-да. Мне нужно в больницу, — пробормотал Деррик.

— В… что? Ты откуда такой, мальчик?

Он встал на ноги, сморщился от боли во всем теле, прислонился к витрине и пустился в объяснения:

— Я с Юга. Нет. Я с Севера. Вы не видели моих родителей? Они умерли от Безликой болезни…

Старушка испуганно отшатнулась. Должно быть, Деррик сейчас представлял собой жуткое зрелище. Вздохнув, он сполз на мостовую и приготовился немного передохнуть, но не тут-то было. Хлопнула дверь, из магазина вывалился охранник и схватил Деррика за шиворот:

— Ты что тут, а? Что ты тут? Иди к своим друзьям на помойку, давай! — И придал ему подобающее ускорение.

Деррик шлепнулся на землю и лежал долго-долго, дыша мокрой пылью, пока кто-то не потряс его за плечо. Тогда он приподнялся и увидел перед собой знакомое улыбающееся лицо. Маргарет? Не может быть.

— Как здорово, что я на тебя наткнулась! Я искала тебя, чтобы кое-что показать.

Деррик упрямо моргал, ожидая, когда видение развеется, но Маргарет не исчезала. Более того, она подалась вперед и обняла его, как ребенка. Деррик ощутил приторный запах духов и удивился: Мэри Ди пользовалась похожими. Нет, совершенно такими. Нет, ему вновь мерещилось.

— Ну-ну, миленький, — сказала Маргарет и принялась вытирать его лицо платком, — крепко же тебя потрепало. Ты когда ел-то нормально в последний раз?

Ее голос постепенно ломался, пока не приобрел вкрадчивые интонации и тембр Мэри Ди. Деррик зажмурился и оттолкнул ее. Маргарет не обиделась.

— Гляди-ка, что я тебе припасла. — Она спрятала платок и достала мятую газету.

«Ищу сына. Двадцать четыре года назад мне пришлось оставить его у добрых людей на Юге. Раньше они исправно писали мне, но сейчас связь с ними потеряна. Деррик Тодд, если ты жив, пожалуйста, отзовись. Север, Приморская улица…» — дальше все расплылось перед глазами. Деррик дернул страницу — вчерашний выпуск.