— Олли! — крикнул он. — Ты тут?
Кто-то как будто закашлялся.
— Рик?
Без сомнений, голос Олли. Разом набравшись сил, Деррик шагнул вперед. Толпа расступилась, и тогда он увидел и «клад», и «народный суд».
Олли был привязан к дереву. Одежда висела на нем лохмотьями, сквозь прорехи виднелись ребра, покрытые кровоподтеками. Один глаз заплыл, во рту недоставало зубов.
Как долго они били его, худенького беззащитного мальчика? Звери!
— Вы что натворили? — Голос Деррика зазвенел от напряжения. — Кто это сделал?
Толпа безмолвствовала. Деррик не стал ждать ответа: сначала нужно помочь Олли, а потом искать виноватых. Но едва только он бросился развязывать веревки, как получил сзади ощутимый тычок. Голова напомнила о себе, мир снова закачался, и Деррик рухнул на колени.
Когда он повернулся к нападавшему, тех оказалось сразу трое. Еще двое стояли позади.
И тут вступила Мэри Ди.
— Ты всегда был простаком, — сказала она с легким сожалением в голосе. — Вижу, ты до сих пор не понимаешь, что происходит, поэтому я объясню. Все против тебя, пока ты на стороне Оливера. Опомнись, не то ведь тебя до смерти забьют.
— Да что вам сделал Олли?!
Деррик вскочил, рванулся в сторону, но его немедля поймали, швырнули на землю и вывернули руку. Кто-то поставил ему на спину колено, надавил, и дышать сразу стало нечем.
— Оливер, может, ты объяснишь, что ты нам сделал?
Хорошо, что Деррик не видел его лица. Но он слышал тихий, прерывающийся голос, и этого было достаточно, чтобы захотелось выть.
— Я… — сказал Олли. — Я рисую плохие штуки, которые оживают. Я сотворил Безликую болезнь.
— Неправда, — прохрипел Деррик. — Почему ты позволяешь этим скотам…
— Замолчи! — Его сильней вдавили в землю, и остаток фразы скомкался во рту.
— Вы видите? — крикнула Мэри Ди. — Оливер сам во всем сознается. Я уже сожгла рисунки. Но единственный способ одолеть мерзость, которую он перетащил в наш мир, — это выпустить его кровь! До последней капли! Нет рассадника — нет заразы. Только так мы одолеем болезнь. А ты, Деррик, нам поможешь, если не хочешь отправиться вслед за ним.
— Вы что затеяли? Ритуальное убийство? — Он еще не мог ни осознать, ни поверить.
И как им только пришло в голову увязать болезнь с даром Олли? Наверняка все от начала и до конца — план Мэри Ди, остальные никогда не отличались изобретательностью. Но как она узнала? Вот проныра. Или Олли ей сам рассказал? Запреты и увещевания редко до него доходили. Ох и намучается еще Деррик с таким братом.
Намучается? Да ведь сейчас у него отберут брата! Растерзают на глазах. Деррик застонал и попробовал вырваться из чужой хватки. Кое-как удалось повернуться на бок, но тут же кто-то ударил его в спину, а кто-то — в живот. Захлебнувшись воздухом, Деррик закашлялся. В рот полез пепел. Рисунки?
Надо немного успокоиться. Нет смысла сейчас дергаться, лучше подождать, пока от него отвлекутся, а потом уже пытаться спасти Олли. Иначе дойдет до того, что Деррика и впрямь забьют до смерти. Он осмелился взглянуть на своих сторожей и сразу узнал их: да это же семнадцати-восемнадцатилетние мальчишки, которые иногда посмеивались в поле, если ему становилось плохо от работы. Вчерашние дети скрутили его, как котенка. Деррику захотелось скулить от стыда и бессилия.
А может, рассказать им, что из крови Олли можно сделать вакцину? Наверное, станет только хуже, к тому же Олли ведь и сам пытался объяснить все Мэри Ди. Этим зверям проще поверить в колдовские ритуалы, а если они и поймут про кровь, то все равно разорвут жертву на части, только еще и напьются. О нет, они не заслужили исцеления.
Деррик затих и нашел Олли глазами. Тот тоже смотрел на него, повернув голову. На удивление спокойное лицо. Апатия? Принятие?
Как глупо они оба попались. Олли, наверное, мог убежать. Хотя нет, он слишком слабый и несобранный. Скорее всего, споткнулся о ближайшую корягу, тут его и скрутили. Деррик скользнул взглядом по его ногам и обнаружил огромный синяк на колене. Да, похоже, так все и было.
Между тем Мэри Ди вышла на середину круга и захлопала в ладоши.
— Итак, все в сборе. Деррик скоро тоже покажет нам свою солидарность. Друзья! Ни в чем себя не сдерживайте. Так Оливер будет меньше мучиться.
Деррик хотел подать ему сигнал, что придет на помощь, но тут же со стоном зажмурился. Все, что он успел увидеть, — это как скот в человеческом обличье швырнул камнем Олли в лицо. От остального Деррика спасла темнота, но ему снова выкручивали руки, поэтому заткнуть уши не было возможности. Он слышал звуки ударов, стоны брата и постепенно совершенно одурел от боли, разрывающей тело и сердце. Сознание заволокло тяжелой мутью, Деррику даже стало казаться, что он, а не Олли, сегодня назначен жертвой. Разве существует пытка ужасней, чем видеть страдания человека, которого любишь, и не суметь помочь ему? Деррик уже пережил это со смертью приемных родителей, но сейчас было страшнее. Ведь если Олли умрет, то по его вине. Разве не он перестал обращать внимание на шепотки соседей, утратил бдительность? Разве не его постыдная физическая слабость не позволяла сейчас расшвырять подростков, глумящихся над ним? Он воображал, что сумеет позаботиться о брате, а на деле не мог защитить даже себя.
Истязание длилось целую вечность. Эпоха сменила эпоху, прежде чем Деррика тряхнули и поставили на ноги. Хватка ослабла, и он воспользовался этим: быстро развернувшись, дал ближайшему малолетнему извергу в нос. Тот рухнул на землю, а Деррик приготовился отшвырнуть следующего, но упал сам, получив сбоку удар чуть выше виска.
Кажется, его ненадолго отключило, потому что открыл глаза он не сразу. Над ним нависли какие-то рожи, но Деррик даже не мог узнать их — так невыносимо, тошнотно болела голова.
Ему сунули что-то твердое и холодное. С недоумением подняв руку, он обнаружил в ней нож. На мгновение откуда-то взялись силы. Деррик резко сел, намереваясь всадить оружие в ближайшего скота, но сразу почувствовал такой же клинок у горла.
Это была Мэри Ди.
— Слушай, Деррик, — произнесла она, и не думая убрать нож, — всем уже порядком надоели твои трепыхания. Пойми наконец, что тебе с нами не тягаться. Будь ты хоть сто раз атлет, всех тебе не одолеть. А ты, позволь заметить, не атлет. Благоразумней будет сразу подчиниться, правда?
— Я убью тебя, — прохрипел Деррик.
— И зря. Я сейчас пытаюсь тебе помочь. Одумайся и покажи нам свою солидарность.
— Да какую, к черту, солидарность?
— Добей Оливера. И тогда сам будешь жить. А если не сможешь, тебя вместе с ним будут мучить до самого рассвета.
Деррик повернулся к дереву, и крик застрял у него в горле. На Олли не осталось живого места: на одну ногу он перестал опираться, из правой руки торчала кость, лицо пересекал глубокий порез. Но страшней всего выглядели разверстые раны на животе, из которых ручьем лилась кровь. Нет. Страшней всего — что Олли не потерял сознание.
Эти трусливые твари не смогли убить его. Как бы ни были они взвинчены, что бы ни напела им Мэри Ди, но никто не хотел брать на себя ответственность. Никто не собирался наносить смертельный удар. Они просто измывались над Олли, ожидая, что он умрет сам от боли и потери крови. Жертвоприношение затянулось и, похоже, всем надоело — тогда они и вспомнили про Деррика. А Мэри Ди, похоже, заранее предвидела такой исход.
Бессознательно сжимая нож в руке, Деррик подполз ближе к дереву. Олли смотрел на него глазами, выражающими все и ничего.
Раны, должно быть, смертельные? Сейчас Деррик перережет веревки, подхватит Олли на руки, а потом что? В какую больницу бежать? Да нет, он даже из круга одержимых не вырвется — мигом схватят и вернут на место. Нет, он и Олли освободить не успеет. Он ничем не поможет. Разве только и в самом деле подарить Олли быструю смерть.
— Я не могу! — всхлипнул Деррик и упал на колени рядом с ним. — Не могу! Ни за что!
— Тогда продолжим мы? — спросила Мэри Ди. — А ты следующий.