— Кажется, я понял, почему у меня не выходит воссоздать реальность, — поделился с ним Олли. — Любой мой рисунок будет что-то выражать. А жизнь не выражает ничего, кроме себя самой. Мы существуем, но это ведь ничего не значит.

— Почему бы тебе не перестать резать себя, умник? — простонал Деррик. А ведь ему на секунду показалось, что раз Олли оставил идею вернуть родителей, значит, и кровавым рисункам конец. Как наивно.

— Да ты послушай, к чему я клоню! Ты можешь, например, придумать сказку, как мы побратались, я дал тебе кровь. И пусть даже в реальности так все и было — в сказке будем уже не мы. Понимаешь? Наши слова и действия приобретут значение. Там не будет ничего лишнего, всех этих минут, которые просто текут мимо, разбирают прошлое и уносят с собой. Мы станем частью истории. — Олли перевел дыхание и торжественно добавил: — Но истории лишь прикидываются живыми. И мои рисунки о «реальности» — тоже.

— Где ты всего этого понабрался? — спросил Деррик. — Я ни слова не понял.

Вместо ответа Олли улыбнулся, будто видел перед собой умилительного несмышленыша. Видимо, другой реакции и не ожидал.

— Здесь будет ночное небо, — он кивнул на мольберт. — И океан.

А разве все это красное? Деррик потер виски и со вздохом признался:

— У меня иногда бывает чувство, что я тебя не знаю. Будто в тебе сидит другой человек. Взрослый… чужой.

— И как он тебе? — спросил Олли. Его глаза продолжали смеяться.

— Я его боюсь, — сорвалось с губ Деррика раньше, чем он успел придумать тактичный ответ.

Улыбка на лице Олли вмиг померкла, плечи опустились. Повернувшись к мольберту, он принялся занавешивать холст. Обиженным он не выглядел, скорее притихшим, но от этого было не легче. С Олли ведь нужно бережно обращаться. Любое неосторожное слово могло его задеть, а тут до него дошли страх и недоверие, да еще и от самого близкого человека. Кого угодно ранило бы. Как вообще дошло до того, что Деррик начал на нем срываться?

Наверное, Олли всегда скучно с ним. И отчасти одиноко. Ничего, поступит в академию — найдет друзей по интересам. Больше не будет липнуть и мешать. Станет приезжать по выходным, Деррик как раз успеет соскучиться. Любить на расстоянии просто. А отдаляться — еще проще.

— Слушай, я выйду покурить, — сказал он и поднялся с места. — Обдумаю твои слова на свежем воздухе.

— Рик! — Олли поймал его за руку.

— Что?

— Я… Мы… Спасибо тебе за все.

— Пожалуйста, — машинально ответил Деррик и высвободился.

Уже на выходе он обернулся, чтобы уточнить, к чему относилась благодарность, но не отыскал Олли. Должно быть, тот поволок мольберт на место. И как, спрашивается, уследить за ним? Как запретить сажать кровавые пятна на холст? Хоть няньку нанимай на то время, пока Деррик на работе. Или, может, перестать уже закрывать глаза на состояние Олли, съездить в город и найти хорошего врача? Из тех, что мозги вправляют.

Но, наверное, все не так серьезно и скоро пройдет. Олли — одинокий ребенок. Ему не хватает внимания. У него больше никого не осталось. И у Деррика тоже. Им надо быть вместе. Им никак нельзя порознь.

Рассуждая таким образом, Деррик распахнул дверь во двор, вышел и уселся на верхнюю ступеньку. Но стоило ему потянуться за сигаретами, как сзади раздался подозрительный шорох, будто кто-то прятался в тени. Деррик напрягся: вспомнил выдумки Олли про помешательство соседей. Он хотел повернуться и окликнуть гостя, но не успел. Резкая черная вспышка застлала глаза, и Деррик потерял сознание.

========== 9. Где-то ==========

Первой пришла боль, а за ней — запах дыма.

Деррик открыл глаза. Он лежал в своей комнате, за окном догорал день. Легкие были полны пепла, затылок саднило. Какое-то время Деррик тщетно пытался сообразить, что произошло: помнилось только, как Олли нес очередную высокопарную чушь и демонстрировал кровавые пятна на холсте. Что там было? Ночное небо? И океан? А потом?

По углам расселись комья темноты; Деррика качало, как на волнах. В учебниках писали, что на море они бывают высокие, даже выше, чем трехэтажный дом. Но это далеко, на Севере. Если бы Деррик жил там, то непременно увидел бы море воочию. Может, Олли потому и взялся рисовать «океан»? Хотел намекнуть на…

Где Олли?

Вопрос, сверкнувший в голове, заставил Деррика дернуться вперед, вскочить на ноги. Пол повело, словно подошла трехэтажная волна. Деррик схватился за пустоту, мазнул рукой в воздухе и упал навзничь. Кроме боли, он почувствовал раздражение: почему не вышло немедля побежать искать Олли? Но стоило собраться с силами для новой попытки, как в дверь тихонько постучали.

Деррик вздохнул с облегчением и приготовился увидеть брата, но в проеме показалась Мэри Ди. Ее лицо было черным от сажи.

— Наконец-то ты проснулся! — сказала она и подбежала к Деррику. — Идем скорей, а то уже начали без тебя.

— Что начали? Что происходит? — Он вдруг вспомнил, что кто-то ударил его по голове, и встревожился сильнее прежнего. — Это ты меня стукнула?

— Нет. Дурачок, как ты мог обо мне подумать такое? — Мэри Ди засмеялась и подала ему руку. — Я бы не стала тебя бить. Я уж испугалась, что ты не очнешься.

— Меня хотели убить?

— Наверное. Мы сейчас во всем разбираемся. Идем?

— А где Олли?

— Он уже со всеми.

Ее речь звучала убедительно, но тревожный звонок в голове Деррика никак не унимался. Он привык не доверять Мэри Ди, поэтому ее слова нисколько не ободряли. Однако сначала надо отыскать Олли. Только бы бандит, трусливо нападающий на людей сзади, не навредил ему, пока Деррик валялся без сознания. Но Мэри Ди спокойна. Знать бы еще наверняка, на чьей она стороне. Впрочем, разве в деревне война, чтобы делить соседей на чужих и своих? Но Олли что-то говорил, сыпал предостережениями. А Деррик его отругал. Как стыдно. Надо почаще прислушиваться к нему, он далеко не всегда бредит, просто порой непонятно выражается. А Деррику от усталости часто лень разбираться. Нельзя так общаться с людьми — отмахиваться, чуть только они заведут речи не для куцего ума. А с Олли надо быть особенно чутким.

Они шли по Главной улице, пепел преследовал их. Темнело. Деррик то и дело спотыкался и с удивлением отмечал, что идет вполовину медленней обычного. Болезненная усталость сковала тело и не давала двигаться ногам. Кто бы его ни треснул, постарался этот человек на славу.

— А кто меня отнес на кровать? Не ты же.

Мэри Ди молчала. Деррик шагнул ближе и уловил запах ее духов — дурманящие лилии.

— Ты знала, что меня стукнут?

«Они что-то затевают. Мэри Ди и остальные», — вдруг подсказала память голосом Олли.

И тогда Деррик окончательно укрепился в подозрениях. Да, наверняка они в сговоре. И тот, кто его ударил, и она. Обманули его, а он даже не сразу сообразил, что тащится на выбранное ими место, как покорный баран. И веревочки не надо.

Но что вообще происходило?

В конце улицы показались люди, и чем ближе Деррик подходил к ним, тем сильнее становилось его недоумение. Здесь, кажется, собрался весь остаток деревни, выкошенной эпидемией; вылезли из нор даже старики, которых он в последний раз видел в прошлом году. Деррик с тревогой оглянулся на Мэри Ди, та кивнула. Да, наверное, где-то тут должен быть и Олли. Но зачем соседи собрались вокруг старой яблони? И почему разом умолкли, завидев Деррика? Неужели его все-таки не обманули, и шел честный народный суд, и все только его и ждали?

Сердце сжалось. Наверное, это было трусостью и больше ничем, но Деррику не хотелось подходить слишком близко. Что-то в толпе угадывалось незнакомое и опасное. Двадцать четыре года он прожил среди них, но никогда не видел их такими сплоченными. Будто они нашли клад. Вот только никто почему-то не радовался.

От ближайших к нему людей словно веяло тихой одержимостью. Деррик невольно попятился назад и наткнулся на Мэри Ди.

— Ты чего? — спросила она с улыбкой. — Своих испугался?

Действительно, перетрусил из-за пустяка, приступа мнительности. Не вздернуть же на ближайшем суку его собрались. Во всяком случае, если бы хотели, то давно бы могли это сделать.