Но Лили его не отдаст.

Заглянув к нему, она застала его сидящим на кровати. В первую секунду Лили даже показалось, что она ошиблась комнатой. Деррика было не узнать: умытый, чисто выбритый, причесанный, он стал выглядеть гораздо лучше. Лицо, утратившее остатки загара, оказалось белым-белым. Такую светлую кожу не увидишь в Центре. Лучше бы Деррику и дальше ходить грязным.

— Ты поел что-нибудь? — поинтересовалась Лили, стоя в дверях.

— Пытался, — сказал он с улыбкой. — Маргарет добра ко мне, вот сейчас умыться помогла. Но почему-то кусок в горло не лезет.

— Добра к тебе? — Лили поежилась. — Она велела нам выметаться. Ты можешь идти?

— Теоретически да. Но нам, наверное, лучше расстаться. Я буду не опорой, а обузой. У меня одна рука нерабочая. Да и… — Он замолчал и, поморщившись, потрогал повязку на голове.

— Что?

— Тут какая-то дурацкая ошибка. Со мной весь последний месяц творится сущий абсурд.

— Слушай, прости, — поспешила добавить Лили и шагнула к нему. — Это я тебя в подвале ударила. И то, что я сказала про твоего брата… Мне жаль. Я не имела права так говорить.

Деррик усмехнулся одними губами.

— Ты вольна говорить все, что вздумается. Да и ты права: я зациклен на прошлом. Перед смертью Олли наказал мне жить. Я бы и рад, но это вдруг оказалось так сложно.

Лили молча села рядом, и ей показалось, что она потревожила призрака, прильнувшего к нему.

— Так что нам лучше разойтись, — подытожил Деррик. — Ну что, прекратим знакомство?

Он не отодвинулся, не поднялся с кровати. Инициатива осталась лишь на словах. Взгляд его был опущен, лицо — бесцветно, и Лили могла только гадать, что он чувствует. Облегчение? Сожаление?

Бедный глупый Деррик. Ему невдомек, как крепко они связаны. Остановив выбор на нем, отдав ему роль «парня из снов», та не намеревалась упускать добычу. Стоп. Какие глупости. Хватит внушать себе невесть что. Южные басни не заслуживают никакого доверия. Или все-таки?..

Лили чувствовала боль от осознания, что Деррик нисколько ею не дорожил, но сейчас к эгоистичному желанию обратить на себя его внимание примешалась тревога за него. Если они действительно разойдутся, то что же он будет делать один, раненый, беззащитный, со своей дурацкой способностью притягивать неприятности? Умереть захотел, что ли?

Вполне возможно. Лили внимательно посмотрела на Деррика, остававшегося в неподвижности, и тут поняла, что он и впрямь желает смерти. В первый раз его настрой стал очевиден еще в ту ночь, когда они сбежали от серых, но тогда Лили не обратила на это должного внимания. Но теперь сомнений не осталось. Его глупая выходка в Серой деревне. Готовность легко расставаться с собственной кровью. Пассивность. Равнодушие, с которым он принимал неудобства, невзгоды и прощал ей удар за ударом. Как он до сих пор не умер? Почему все-таки убежал от серых, а не отдался им, зачем принял помощь Маргарет в кабаке? Он словно подходил к черте раз за разом, а после делал шаг назад. Это что, какая-то игра с самим собой?

Но раз так, то они идеально подходили друг другу. Он желал умереть, она — жить. Возможно, через его смерть. С чуждой себе уверенностью Лили взяла его за руку.

— Я хочу помочь, — вместо нее говорила та, — один ты пропадешь. Я хочу быть с тобой.

На секунду они встретились глазами, и Лили снова пронзило болезненное осознание собственной ошибки, прогнав другую. Странно, она ведь даже целовала Деррика, но сейчас он казался незнакомым, неизмеримо далеким. Ей ничего не стоило коснуться его губ и попробовать поцеловать еще раз. Но что это изменило бы? И почему его приглушенный свет влек тем сильней, чем отчетливее все вокруг него тонуло в черноте?

— Ты же обещал проводить меня до города, — добавила Лили. — Идем?

И Деррик кивнул в ответ.

***

Последняя часть пути прошла на удивление легко и без приключений. Лили остановила проезжавшую мимо телегу, на сей раз с незнакомым стариком в качестве возницы, и тот сразу согласился подвезти до города. Правда, Деррик сунул ему монету, что и подогрело альтруизм деда.

Повозившись среди мешков с зерном, Лили свернулась калачиком. Деррик лежал на спине, с закрытыми глазами. Какое-то время она наблюдала за его неподвижным лицом, за тем, как ветер треплет волосы. Если бы он хоть на секунду отвлекся от своих мыслей, то непременно ощутил бы ее взгляд. Но Лили чувствовала себя в безопасности. Для Деррика ее внимание значило не больше, чем редкая морось, преследовавшая их.

Ей нужно задать ему столько вопросов. Откуда он взял иммунитет? Не солгал ли, сказав, что просто заболел и выздоровел? Почему он зациклен на Оливере? Почему до сих пор с ней? Если ему действительно не хотелось быть обузой, он мог бы настоять на прекращении знакомства. И что еще он скрывал?

По какой-то причине Лили была уверена, что Деррик честно ответит на эти вопросы, но в то же время ей казалось, что любопытство причинит ему боль.

И все-таки установившиеся между ними прохладные отношения ничуть не радовали. Лили вовсе не хотелось приключений и страсти, хватит с нее мелодрам, как выразился бы старикашка Браун. Но она продолжала смотреть на Деррика и задавать себе вопрос: а если бы не сны?

Сейчас их даже друзьями не назовешь. Скорее всего, Деррик забудет о ней в ту же секунду, как она переступит порог дома матери. А терять связь с потенциальной жертвой недопустимо.

Что за циничные мысли? Допустим, Лили на миг поддалась наваждению, поверила в южные басни и поступила глупо, но пора взять себя в руки. Кто бы мог подумать, что повторяющиеся кошмары и их главный герой, появившийся в реальности, способны лишить остатков разума. Как там Деррик выразился? Сущий абсурд творился в последнее время.

И все-таки им никак нельзя порознь.

Эта мысль возвращалась к Лили при всякой попытке рассуждать рационально. Не давала покоя ни на тряской дороге, ни в городе. Когда они слезали с телеги, Лили с трудом подавила желание вцепиться в Деррика и не отпускать. Грохот экипажей, бросившись в лицо, обратился в однообразный гул, скопления людей и кричащие вывески — в размытое пятно. Центр жил в ином времени, на другой скорости, душил и сжимал, задыхаясь. Лили чувствовала, что их с Дерриком сейчас разметает, разорвет на части, они потеряются, не успев перейти улицу; но здравый смысл твердил ей, что ничего подобного не случится, она уже бывала в этом городе, бояться нечего.

Странно, но в Центре и не думали как-то отгородиться от потока приезжих из зараженных районов. Все осталось как обычно, словно земли южнее и не вымирали. Если люди, стоящие за Безликой болезнью, действительно существовали, то они явно расположились где-то наверху. От этой мысли Лили передернуло.

Они спешили, подхваченные людским потоком, и Деррик сразу запыхался. К счастью, поворот на тихую улочку, где предположительно обитала мать Лили, был недалеко. Там им удалось сбавить шаг. По дороге попадались скамейки, выглядевшие мокрыми и неуютными.

— Здесь все иначе, — неожиданно сказал Деррик. — В деревне каждый на виду. И каждый — особенный. А тут ты просто песчинка в толпе. Ты не существуешь для них, а значит, не существуешь вовсе.

— Для них? А как же для себя? По-твоему, жив лишь тот, кто кому-то нужен?

— Естественно. А ты думаешь иначе?

«Раз так, тогда я мертва!» — хотела воскликнуть Лили, но вместо этого спросила:

— Но если только отдавать, то что же получишь ты сам?

— О, неисчислимые богатства. Но сейчас у меня ничего нет.

— У тебя есть я, — пробормотала Лили. — Думаешь, я забуду тебя, как только найду дом?

— А разве нет? — спросил он с улыбкой. — Я желаю тебе счастья и снова обрести семью. Я тебе не нужен, и тут нет ничего неправильного или обидного.

Лили открыла рот, чтобы возразить, но тут увидела номер дома, мимо которого они как раз проходили. «28». Железная дверь, два этажа, серые стены. Одно окно на первом выходило на улицу. Занавески приспущены.

— Это дом моей матери, — прошептала Лили.