– Ну… За окном двадцать первый век. К тому же, мне будет комфортней дома.
В смятении я села на табурет. Нет, здесь творилась чертовщина.
– Вы что, собираетесь лететь назад?
– Через неделю…
Вот мужчина!
Пожалуй, мне стоило сойти с ума. Откуда у Хулио дом в столице?
– Что-то не так? – удивился он.
– Нет. Все в порядке.
Вот так птица!
– Ольга сказала, что у вас лежат ключи от ее квартиры…
Ну я и дура. Вот те раз… Он едет к ней. Эх, перспективы…
За диалогом я и он совсем забыли о присутствии Миши. Тот незаметно вышел вон, будто решив, что третий – лишний.
– А где Ваш друг? – прозвучал вопрос, и я в смятении рванулась к двери.
Уф… Все в порядке. Pas d’exces.
– Что-то не так?
– Послушай, Вера…
Он потупил свой ясный взор и подытожил фразу вздохом. Я приняла его укор.
– Все хорошо?
– Увы. Все плохо.
– Но… Что случилось? Что не так? Там, за стеной, твой небожитель.
– Он? Небожитель? А для Вас?
Что я могла ответить Мише?
Обычно в обществе мужчин я чувствую себя прелестно. Тому есть несколько причин. Перечислять их – неуместно. Сегодня же все пошло не так. И что бы дальше ни случилось… Увы, во многом Миша прав. Да что «во многом»! Я влюбилась!
– Прости, – сказала я ему сквозь боль, сжимающую душу.
– Простить за что? Я не пойму…
– За то, что больше ты не нужен.
– А-а-а! Ерунда, – промолвил он, – нашли причину извиниться… Не понимаю одного. Зачем везли меня в больницу?
Вопрос загнал меня в тупик. Хотя ответ был очевиден.
– Ну… Этот Санчес – твой кумир… – мне почему-то стало стыдно.
Должны ли мы бояться чувств, вдруг пробудившихся от спячки? Наверно, нет, но все равно… меня пружинило как мячик. На полусогнутых ногах я через страх вернулась к койке. А Миша… Миша – молодец. Вошёл за мной и встал в сторонке.
– Вы смущены? – спросил больной, чуть приподнявшись на подушках.
– И да, и нет, – о, боже мой! Еще момент – и я в психушке.
– Тогда позвольте вам сказать, что вы прекрасна слово фея…
Что он несет? Упасть – не встать.
– Спасибо. Вы…
Он стал наглее.
– Могу ли я Вас пригласить на ужин вечером в субботу?
Ну и финал. И как мне быть? Сказать, что у меня работа?
Миша напрягся. Для него творилось светопреставление. И тут… Померкшее окно стало еще одним знамением.
– В субботу? Можно. Где-то в семь, – я растворилась в искушении.
А Ольга? Как признаться ей? Решу потом. Долой сомнения.
– Договорились, – он вздохнул и снова рухнул на подушки.
Что я сказала? Караул! Но поздно. Я уже в ловушке.
– Тогда… Я завезу ключи, и мы обсудим все детали.
– Согласен.
Вот и все. Молчи. Довольно попранной морали.
Но как молчать, когда тебя смятение крошит на кусочки? Забыв про страхи, я опять ринулась в бой, цепляя кочки. И… чуть не рухнула на дно, столкнувшись с его томным взглядом. Это конец. А… Все равно. Другого мне, увы, не надо.
– У Вас такой разбитый вид, – промолвил он спустя мгновенье, – Вы точно в норме?
– Oui, oui, oui.
Французский? Это от волнения.
– Позвольте мне у Вас спросить, – вмешался в нашу сцену Миша.
– О чем?
– О книгах…
И вопрос. Который был едва мне слышен.
– Вы собираетесь писать второй роман из цикла «Холод»?
– Да, собираюсь. В тридцать пять.
– ???
– Сейчас я еще слишком молод. Мои герои ведь растут, а не стоят как столб на месте. И догонять их – тяжкий труд…
– Но вы же гений!
– Хватит лести. Писатель – тоже человек. А на идею нужно время. К тому же, это знают все, нельзя творить без вдохновенья.
– Но Вы творили столько лет без перерывов на три года…
– То было раньше.
– А теперь?
– Теперь… пропала та свобода. Свобода мысли и души, свобода совести и чести. Теперь… я слишком знаменит. И это минус. Уж поверьте.
– Поверю, – Миша помрачнел, словно узнав о смерти друга. Его кумир ушел от дел. Вот она – творчества наука.
– Позвольте, – не сдержалась я, – а чем Вы занимаетесь ныне?
– Ищу основы бытия. В Европе, в Азии, в России.
– И как успехи?
– Да никак. Весь мир летит куда-то к черту.
– Вы полагаете, нам конец?
– Угу. Причем довольно скоро.
Он посмотрел на нас с тоской, и я как будто бы проснулась. Да что такое? Что со мной? Откуда этот странный ужас?
– Но… если скоро нам конец… – у Миши лопнуло терпение, – Вы… не напишете роман. И не найдете вдохновенье.
– О том и речь, мой юный друг. Прости, но все мы только люди.
– Вы что, берете на испуг?
– Нет. Говорю о том, что будет.
– Но вы не дьявол и не Бог. Не Вам решать судьбу вселенной.
– Не мне. Однако мир засох. Спалить его – вопрос мгновений.
– Какой-то бред, – сказала я, став чуть решительней и строже, – наверно, мы пойдем домой. А с Вами… разберемся позже.
– Да. Вам, действительно, пора. Спасибо за внимание, Вера…
– Что ж. До свидания.
– Пока.
– Миша, идем.
Я вышла первой.
В молчании и в немой тоске мы погрузились в майский вечер. Мне было тягостно вдвойне – не так я представляла встречу. Влюбиться будто в первый раз в талант, известный всем настолько… Ну как так можно? Это крах. И что сказать? Спасибо, Ольга?
Возле машины Миша встал и… твердым голосом простился.
– Доедешь сам?
Он промолчал. Потом кивнул и извинился.
– Тогда – удачи, – я ждала, что его гнев поглотит милость. Увы, все это было зря, и ничего не изменилось.
Он растворился за углом, а я покинула парковку. Какой-то сумасшедший дом. Мне стало стыдно и неловко. А впрочем… что теперь рыдать и сожалеть о неизбежном? Меня ждёт Жанна. И опять… Круговорот… И ноль надежды.
13
Многочисленные опросы, проводимые среди жителей столицы, показывают, что автомобильные пробки – главный источник стресса для тех, кто регулярно пользуется личным или общественным наземным транспортом. Оно и понятно – кому понравится перемещаться со скоростью десять километров в час, когда под капотом – целый табун рвущихся на свободу жеребцов, в мгновенье ока способных доставить вас из Коломенского в Отрадное. Тут уж невольно начинаешь проклинать весь белый свет: от градоначальников до водителя ползущего перед тобой «хёндэ». И так каждый день на протяжении двенадцати с лишним лет – ну чем не пытка для измотанного жизнью разума?
Впрочем, сегодня расклад был совсем другой. Сегодня поездка могла продолжаться вечность. И наглецы, протискивавшиеся передо мной, казались не более, чем сопровождавшей меня процессией.
Мне не хотелось возвращаться домой сейчас и не хотелось погружаться в проблемы Жанны. Но, как случается у большинства из нас, реальность не стала исполнителем моих желаний.
Звонок от подруги настиг меня в тот момент, когда я созрела, чтобы заглянуть в кафешку.
– Ты скоро?
– А что?
– Так… Есть пара проблем.
– Опять из-за мужа?
– Ну… Все вперемешку.
Я не умею скрывать своих чувств: будь то восторг или возмущение. В школах подобному виду искусств нас не учили. Увы… Упущение. К тому же, когда тебе тридцать два, поздно лепить из себя актрису. И подло изобретать слова, в которых нет никакого смысла.
– Ты знаешь, – честно призналась я, – сейчас я не в силах играть подружку.
– Понятно. Видимо, не судьба.
– Ты злишься?
Она рассмеялась в трубку.
– Конечно же, нет. Да и к чему? Я понимаю, у всех проблемы…
– Тогда подожди, когда я приду.
– Да ладно. Андрей поживет у Лены.
Черт побери, что за дерьмо! Как можно забыть о такой детали? Нам, бессемейным, подчас все равно, а им, матерям… Меня словно распяли.
– Не надо. Пускай остается с тобой. Квартира большая – проблем не будет.
– Не шутишь? Мы едем к тебе домой?
– Не шутишь.
О, господи, что за люди!
Впрочем, у Жанны был ряд причин. Я с подозрением относилась к детям. Их непослушность, озорство и крик нередко действовали мне на нервы. Но это ли повод считать, что я само воплощение врага ребенка? Что мне неприятно понятие «семья» и что я могу покурить в сторонке?
