– Кошмар, – с ужасом прошептала я, – ну и дела… Куда я смотрела раньше?
– В завтрашний день, – убежденно произнесла она, – с одной лишь поправкой – ты не замечала главного.
Я промолчала, попытавшись отвлечься на показ, чтобы хоть как-то погасить зажженное в душе волнение. Напрасно. Мои мысли уносились назад к Илье и к нашей жизни, падающей куда-то в бездну.
– Может, уйдем? – неожиданно предложила она, – слегка проветримся и поужинаем где-нибудь вместе?
– Но… – собралась было возразить я, однако раздумала и первая поднялась с кресла.
В фойе, как ни странно, тусовался какой-то народ, играла музыка и по-прежнему наливали шампанское.
– Уже уходите? – бросили нам вслед, и, обернувшись, я увидела еще одну незнакомку.
Брюнетка. Пара огромных глаз и синий шарф, обмотанный вокруг тонкой шеи. Признаться, я сразу же испытала шок – так впечатляюще выглядело ее явление.
– Простите, – робко извинилась она, – вы ведь жена господина … ?
– Ну да, – растерянно пробормотала я, – а вы…
– Жанна … – из рекламного агентства.
– Мы разве встречались? – я смотрела в ее глаза и понимала, что запомнила бы их навеки. С такими женщинами сталкиваешься только раз, чтобы после этого не расставаться до самой смерти.
– Нет, но ваш муж – наш постоянный партнер, и иногда я бываю у него в кабинете. Там есть рисунок, сделанный лет пять назад… Короче, я узнала вас по портрету.
Ее слова не походили на лесть, и, улыбнувшись, я протянула руку.
– А ваш муж здесь? – по инерции произнесла она, немного вздрогнув от соприкосновения с моей ладонью.
– Нет. Сидит дома в окружении коньяка, готовый спиться, лишь бы отдохнуть от общества.
– Как жаль, – с сожалением выдохнула она, – а мне хотелось обсудить с ним кое-какие контракты…
Только тогда я вспомнила, что мы не одни, и у меня родилось неожиданное для всех решение:
– Послушайте, Жанна, вы не против присоединиться к нам? Сперва поужинаем, а потом я приглашаю в гости.
Конечно, с моей стороны это был определенный риск, но именно так зародилась наша дружба. И новая жизнь, продолжающаяся по сей день, как бы капризно ни вела себя фортуна…
2
С тех пор прошло чуть более пяти лет – немалый срок для России двадцать первого века. Отрезок, до неузнаваемости изменивший лицо страны и множество судеб от Балтики до Камчатки.
Мне – тридцать два. Я преподаватель МГУ, разведена и не встречаюсь с мужчинами. Имею квартиру, немного ценных бумаг и тойтерьера, живущего в основном у родителей. Не бог весть что по меркам современной Москвы, но все же больше, чем то, о чем я мечтала в детстве. А главное – счастье, согревающее меня внутри, и убежденность, что дальше будет только лучше.
Три раза в год я езжу отдыхать за рубеж: в Париж, на море и куда-нибудь еще в Европу. Плюс стажировки, которыми балует нас университет, и ставший нормой рождественский шопинг в Лондоне. А в промежутках – искренний юный смех, семестры, сессии и дрожащие абитуриенты. Безумный мир, возвращающий меня в те дни, когда я сама была обыкновенной студенткой…
Ольге – под сорок. Она по-прежнему хороша собой, немного замкнута и тоже рассталась с мужем. По вечерам мы ходим вдвоем в кино, а после пьянствуем и говорим об искусстве. Вот уже вечность, как она бросила свой журнал и вместо моды изучает книжки. Что ж, я довольна, что сбываются ее мечты, но – черт возьми! – я скучаю по ее улыбке.
Жанна… По-моему, ей исполнилось тридцать шесть, и только что мы гуляли на ее третьей свадьбе. Она беспечна, когда дело касается мужчин, но серьезна, если речь идет о работе. У нее есть сын, молчаливый второклассник Андрей, огромный дом и последняя модель «феррари». А еще приз, какой-то международный гран-при, и роскошная яхта, стоящая в порту Майами…
3
В тот день я проснулась в пять утра, чуть не оглохнув от раскатов грома. Стояла тьма, и крупные капли дождя без остановки барабанили по подоконнику. Поднявшись с кровати, я медленно подошла к окну и резким движением распахнула шторы. И снова тьма, бесконечная жуткая тьма, как одеяло окутавшая сонный город.
Сегодня – зачет. Точнее, эмоциональный стресс и несколько драм не готовых к нему студентов. Обычное дело, к которому привыкаешь за год, хотя для меня это вечное испытание нервов. Будь моя воля, я бы ставила всем «зачет», чтобы не портить атмосферу весеннего настроения. Но, к сожалению, у ректората иные взгляды на учебный процесс, и мне приходится изображать из себя мегеру.
Я сделала чай и уселась у окна – совсем одна в этой пустой квартире. Взяла бутерброд, прислонившись виском к стеклу, и с безразличьем стала смотреть на ливень. Вроде бы май, а в воздухе пахнет зимой, и ее тень отражается в грязных лужах. Капризы погоды, давно сошедшей с ума и перепутавшей понятия жары и стужи.
В пять двадцать шесть в коридоре зазвонил телефон. Хорошее время для утреннего общения. Я чертыхнулась (по привычке – на французский манер) и взяла трубку, дабы не мучить уши.
– Привет, – ну, конечно же, это была Ольга, – извини, что так рано, но у меня большие неприятности…
– А? – я не сразу поняла, в чем дело.
– Короче… Это катастрофа. Помнишь, я рассказывала тебе о Хулио Санчесе?
– Ну да, – озадаченно пробормотала я, – испанский писатель, лауреат национальных премий… Твое издательство собиралось заключить с ним контракт, и ты полгода донимала его агентов.
– Примерно так, – печально подтвердила Ольга, – но это не главное. Только что он угодил в больницу…
– И при чем здесь ты? – не на шутку испугалась я, вдруг осознав, что она не стала бы звонить без причины.
– Почти ни при чем, если не считать одного – в данный момент я прикована к его кровати. А в девять тридцать у меня самолет в Париж, и, разумеется, все документы дома… Так что прости, но придется напрячь тебя. Ты не могла бы привезти их мне в больницу?
– Хм-м-м… – я прислушалась к бушевавшей за окном грозе и поняла, что не в силах отказать подруге, – ну… хорошо. Выбегаю через пять минут. А потом… Закинуть тебя в «Шереметьево»?
– Было бы здорово, – чуть смущенно произнесла она, – если, конечно, на это найдется время.
– Найдется, – твердо сказала я и записала продиктованный ею адрес.
4
Давным-давно я боготворила дождь. Именно с ним связаны лучшие воспоминания юности. Старинный парк и вечерние прогулки по зонтом – экстракт романтики для пятнадцатилетней школьницы. В те дни я как все нарушала родительский запрет, когда допоздна не появлялась дома, а после свиданий, взволнованная до слез, была эпицентром неизбежных семейных скандалов.
Время ушло. Навсегда просочившись во вчера, оно растворилось в море воспоминаний, где каждая капля – неоконченный обрывок сна, волшебного мига полузабытого ощущения детства. Мне – тридцать два. Я давно не верю в любовь, не чувствую страсть и не питаю иллюзий. Я – реалистка, получившая от жизни все плюс нечто большее, чем положено обычным людям.
Дождь… Холодная масса воды и скрежет шин от поцелуев с асфальтом. Абсурдный пейзаж потерявшейся в снах Москвы, но – черт возьми! – я сталкивалась с ним и раньше. Все как тогда – теперь уже вечность назад – те же аллеи, проспекты, дома и лужи. Вот только время… Без малого шесть утра… И острая боль, вгрызающаяся прямо в душу.
5
Ольга стояла в стороне от больничного подъезда, крепко сжимая раскрытый над головой зонтик. Ее плечи вздрагивали в такт качающимся за спиной кустам, а на глазах вызывающе блестели слезы.
– Ты в порядке? – я распахнула дверь и чуть ли не силой втолкнула ее в машину.
– Кажется, да, – жалобно всхлипнула она, – господи, Вера… Это несправедливо!
Возможно, в чем-то Ольга была права – жизнь изобилует неприятными для души моментами. И каждый раз мы готовы проклинать весь мир, будто бы это – единственное верное средство.