Мысли путались, но Росья упрямо шла к селению, будто не она сама, а что-то тянуло её к родному терему. Елица вскоре завиднелась за беспросветной туманной пеленой средь древесных стволов, неизменно проседая в мутном киселе, только выглядывали оконца из глубины. Всадников нигде не было видно, и даже если оставались следы, до дождём в миг всё размывало.

Сама не своя от тягостных дум, что вихрем кружились в голове, Росья чуть не упала, проехавшись с холма к низине, благо успела ухватиться за колышек плетня, едва не шмякнувшись в лужу и не вырвав плетень с корнем, замерла, оглядывая пустынные улицы – нигде не видать всадников, ни в дальней стороне у мельника, ни на единственным постоялом дворе. Уж было отлегло. И тут же встревожилась – неужели мимо проехали?

Росья, больше не раздумывая, бросилась бежать к терему, не заботясь о том, что всё платье её до колен забрызгано грязью.

«Сестрица бы выругала за бабкино платье-то».

И вся она, как мышь, мокрая и дрожащая с задворок влетела в калитку. С главных ворот не решилась, отчего-то предчувствуя, что гости остановились у отца на дворе. И сталкиваться с ними в таком виде уж не желалось ей, хоть должно было быть и всё равно. Росья провела по лицу холодной ладонью, вытирая с ресниц влагу, почуяв, как пальцы пахнут грибным духом, и сама она пахнет вся лесом. Невольно и на свой наряд обратила внимание – уж верно приняли они её за дурнушку, посмеялись, поди, встретив такое пугало в лесу.

Росья разозлилась: – «Да чего это я, в самом деле!»

Она у себя дома, на родной земле и пахнет именно ей, и ничего в том постыдного нет!

На пороге её встретила перепуганная вусмерть чернавка, побледневшая, что поганка. Росья не успела оправиться, в груди так и подскочило сердце, пропустив удар, показалось даже, что терем покачнулся.

– Что стряслось, говори же?! – не выдержала она, вцепившись в плечи чернавки.

– Да ты заходи скорее, чего мокнешь-то под дождём, – запричитала она, утягивая Росью в натопленные сенцы. – Чего ж раскрымшись, захвораешь ведь.

Росья и не заметила, что платок её давно слетел с головы, и косу хоть выжимай, как, впрочем, и всю одежду. Руяна, сокрушённо качая головой, принялась стаскивать с хозяйки неподъёмный кожух, сапоги, полные воды.

– В баньку бы тебе… она уже топится… – тревожно сетовала она. – Ты пока погрейся, я сейчас воды горячей ушат налью, ноги попаришь, отвара сделаю травяного с ягодами, – тараторила она, и Росья отчётливо различила в голосе её сильное волнение. – Идешь тебя носило-то, лебёдка?

По её болтовне Росья поняла, что или ничего и не случилось, или скрывала она что-то. Неужели и впрямь путники не добрались до деревни, свернули в чащу дождь переждать, а она-то, дурёха, пустилась, не помня себя, за ними? Росья омрачилась, подумав о матушке. Вельмира будет недовольна, что дочь не принесла кудели. Не доверится больше. Сделалось совсем скверно, хоть в пору плакать.

– Не нужно в баню, ноги попарю и всё, – отмахнулась она, плюхнувшись на скамью, разматывая мокрые онучи, чувствуя, как тьма внутри сгущается.

«Выходит, всё же ждала гостя, что бабка Бреслава ей напророчила?»

– Как же не нужно? – встрепенулась Руяна и склонилась. – У нас гости, да какие знатные, – шепнула она, и по плечам Росьи так и пошёл морозец. Она резко повернулась к Руяне и медленно поднялась с лавки.

– Гости? А чего молчала?! – шикнула она, сдавливая в гневе голос.

– Дык, – растерялась искренне чернавка, круглое моложавое лицо вытянулась, карие глаза сделались испуганными.

Росья укорила себя, что зря набросилась на неё, всё та в первую очередь о хозяйке побеспокоилась.

– Отец велел тебе, как вернёшься, в светлице запереться, седеть там, пока он не дозволит выйти, – вытянулась чернавка. – А коли потребует выйти, так не в таком же виде, хоть волосы успеть  просушить.

Росья долго смотрела на неё глазами, полными непонимания, осознавая всё, что сказала Руяна. Мало-помалу смысл её слов начал прокрадываться, от чего внутри постепенно смерзалось сердце.

– Зачем выйти?

– А за тем, милая, что жаних к тебе приехал, вот. Дождалась ты своего счастья, и какой жаних! Сын князя Мстислава из града Дольна, – сказала она, деловито подбоченившись.

В глазах Росьи совсем потемнело.

«Какой жених? Как?»

Дурно в миг сделалось, ком тошноты подкатил к горлу, с шумом втянула скудный воздух и отвела глаза от чернавки, запоздало понимая, что дрожит от холода, хоть печь дышала в лицо жаром.

– Погоди, – вдруг опомнилась она, припоминая, что в видении своём слышала, как тот мужчина, который стоял спиной, сказывал что, нашёл их. Стало быть, за старшей сестрой приехал, поняла Росья, но чернавке сказала другое: – Не позовёт меня батюшка. За Станиславой они приехали, а мне, – Росья стрельнула на неё горячим взглядом, – забыла сколько зим? Чего мелешь попусту?

– Так и што? – округлила глаза Руяна по-простецки. – Так наоборот, чем не невеста? Ценнее от того во много раз Станиславы.

Росья фыркнула. Руяна всегда недолюбливала сестру старшую, та тоже всё пыталась чернавку поддеть да поторопить, ругалась за её нерасторопность и глупость несусветную. Руяна хоть и была немного старше Станиславы, но терпеливо сносила её упрёки да недовольства, хотя у неё и выбора-то не было. Росья считала девку вовсе не глупой, напротив хлопотливой, заботливой. Пусть и не грамотна, но дело своё верно исправляет, да и душевного тепла в ней намного больше, чем у сестрицы. Росья припомнила, как назвала Станислава её сухарём – вот уж сболтнула, не подумав, а ей осталось в памяти обида.

«Право, чего она разволновалась, отец ни в жизни её не отдаст раньше срока. Или отдаст?»

Росья посмотрела на дверь в сторону горницы. Послушать бы, о чём толкуют. Чернавка будто мысли её прочла, тоже глянула в ту же сторону.

Росточком она была невелика, потому Росья поглядела поверх её головы, пытаясь высмотреть в дверях отца.

– Где они? – поежилась Росья.

– В горнице, – кивнула Руяна. – Как они к воротам-то давеча подъехали, Вельмира велела стол собрать, приказав всё выставить, ничего не жалея. А соседи глаза та вытаращили, когда такая рать к нам подъехала. Теперь зависть задушит, покоя не даст, чего это гости к старосте-то приехали.

Да, теперь толков много будет в деревеньке. А ведь и хорошо, что приехали, теперь-то всё, может, и сладится. Как бабка Бреслава сказывала: «Бедствовать не будете». Всё сходится, но если Руяна ничего не напутала, и приехали они за невестой, то стоило затревожиться. Однако внутри уверенность возрастала, что батюшка не отдаст Росью. Но почему бы не отдать, это же не сын мельника – княжич. Снова Росью начало трясти, и сама не понимала, от чего – чувства смешались.

Росья втянула в себя горячий воздух, шагнула было в клеть, но Руяна за рукав её поймала, преградила дорогу, не пустила.

– Куды!? – шикнула она.

– Я только посмотрю.

– Сказано же, не велел батюшка, – упёрлась чернавка. – Неча тебе там делать.

Отвязаться от Руяны было не так-то просто, но в самом деле Росья и не собиралась выходить к ним в таком виде.

– А матушка где?

– С ними она.

– Я только послушаю, о чём толкуют.

Руяна замялось было, но сдалась, любопытство взяло вверх.

Росья, оставаясь босой, в таком же сыром и запачканном платье, тихо прошла по недлинному переходу, ведущему к горнице, остановилась у приоткрытой двери, откуда сочился свет и звучал грубый голос отца. Глянула на чернавку – та, казалось, перестала дышать, прильнула к притолоке. Сначала Росья пыталась высмотреть что-либо, но увидела только край стола. Матушка, верно, очень постаралась, не смотря на наступившее тяжёлое время, не поскупилась, выстелила перед гостями и скатерть вышитую. На стол поставила резную посуду да богатое, что ещё оставалось у них в запасе, съестное, да питьё пряное в скуделях да ендовах. Ещё Росья увидела чей-то локоть на столе да краешек плеча, но не поняла, кто из мужчин сидел спиной к ней. Отбросив попытки что-либо рассмотреть, затаилась, вся обратилась в слух, улавливая приглушённые переговоры мужчин.