Прежде чем я осознал, что делаю, я схватил ее и притянул в свои объятия.

Она удивленно вскрикнула.

— Я просто не могу снова потерять тебя, Хло. — Я крепко стиснул ее в своих объятиях, не желая отпускать. Уткнувшись лицом в ее волосы, я глубоко вдохнул, опьяненный ее ароматом. Прижимая Хлою к своей груди, я почувствовал твердость ее сосков, трущихся о мою грудь.

— Джексон, остановись! — Ей, наконец, удалось вырваться, и она сделала несколько шагов назад. Ее глаза были полны слез, когда она покачала головой. — Ты пьян, Джекс. Сейчас ты ведешь себя упрямо. Ты знаешь, что мы не можем этого сделать.

Мою грудь сдавливала боль.

— Но… но я не хочу жить без тебя.

Она опустила голову и вытерла слезы.

— Ты должен, — прошептала она. — Я должна... Мы должны.

— Нет, мы не должны! — не согласился я. — Никто не знает об этом и не узнает! Неужели так важно, кто мы друг другу? Что, если бы мы никогда не узнали? Я люблю тебя, Хло. Я думаю о тебе так, как не должен думать родной брат. Как это может быть неправильным, если это делает меня счастливым? Если это делает тебя счастливой? Как может быть неправильным любить человека, который значит все в моей жизни, человека, которого я люблю с восьми лет? Скажи мне! — Я указал на нее пальцем, требуя, чтобы она сказала мне то, что я смогу принять. Я знал, что она не могла. Но еще я знал, что она тоже меня любила.

— Мы бы узнали, Джекс. Мы бы узнали правду.

Внезапно, будучи под действием алкоголя, я рванул к ней, обхватил ее лицо ладонями и неистово, со всей страстью поцеловал. Мне нужно было, чтобы она почувствовала, насколько сильно я люблю ее, забочусь о ней, нуждаюсь в ней.

Охваченный диким желанием, я не сразу заметил ее сопротивление. Вместо этого я раздвинул ее губы языком, целуя глубже. Обхватив за талию, я крепче прижал Хлою к своей растущей эрекции. Я издал стон, когда ее тело потерлось о мою твердость.

— Нет! Мы не можем! — закричала она.

Я отшатнулся назад. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что она оттолкнула меня. Я посмотрел на нее, ожидая ее злости. Но не гнев я увидел на ее лице. Это была боль.

— Разве ты не хочешь, чтобы мы были счастливы? — спросил я тихим голосом.

— Мы не можем. Мы просто не можем, Джекс. Это неправильно. Неважно, как сильно мы хотим, чтобы нам было хорошо, мы должны признать то, что это неправильно.

Затем, не сказав больше ни слова, она развернулась и убежала обратно в дом. Я наблюдал за тем, как она закрывает за собой дверь, а потом услышал звук закрывающихся замков и почувствовал, как в груди болезненно сжалось сердце.

Как это все может быть на самом деле? Может ли это быть концом нашей истории? Я потерял ее навсегда?

Когда я проснулся, моя голова гудела. Непрерывный звон в ушах только усиливал головную боль. Я стукнул по будильнику на ночном столике, чтобы выключить его, но звон не прекращался. Именно тогда я понял, что звон исходит от телефона.

Приложив все усилия, чтобы открыть глаза, меня тут же ослепили лучи яркого утреннего солнца, освещающего комнату. Я попытался найти источник шума.

Заметив телефон на полу у кровати, я потянулся к нему и увидел на дисплее номер мамы.

— Алло? — прохрипел я.

— Джексон? О, слава Богу, ты наконец-то ответил, — послышался огорченный голос матери.

— Что случилось, мам? — Что-то в ее голосе заставило меня встать с кровати.

— Что ты помнишь о прошлой ночи?

— Что ты имеешь в виду? — Я попытался мысленно вернуться в прошлую ночь и воспоминание о том, что произошло возле дома Хлои, вернуло меня в действительность. Я застонал, чувствуя стыд за то, что принуждал ее, и боль от того, что пересек черту.

— Что ты помнишь? — снова спросила она.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — спросил я, избегая ответа. — С чего ты взяла, что вчера что-то произошло?

— Значит, ты не помнишь? — злым тоном сказала она.

— Подожди, мам, что случилось? Что не так?

Она тяжело вздохнула.

— Вчера ты был очень расстроен, Джексон.

Откуда она знает?

— Ты был настолько пьян, что пришел домой и вывел из строя систему охранной сигнализации.

— Я? — Это было новостью для меня. Я вышел из комнаты и посмотрел вниз, чтобы убедиться, что входная дверь закрыта. Она была закрыта.

— Да, ты это сделал. Компания позвонила мне в три часа ночи, спросив, дома ли я, потому что был отправлен сигнал тревоги. Я сказала, что в настоящее время там временно проживает мой сын, и уверила, что позвоню тебе прежде, чем они вызовут полицию.

— Ты звонила мне? Я ответил?

— Да, ты ответил.

— Ох. — Я нахмурился, задаваясь вопросом, как много я не помню.

— Ты накричал на меня, когда ответил на звонок.

— Накричал? Прости, мам. Я не должен был этого делать. Я ничего этого не помню. Это не оправдание, но вчера у меня действительно был плохой день и...

— Джексон, — перебила она меня, и от ее тона я замолчал.

— В чем дело, мам?

— Нам нужно поговорить. — Она сделала паузу, а затем устало вздохнула. — Есть кое-что, что тебе стоит увидеть. Не думала, что это важно, но кажется, это изменит многое. Ты можешь приехать сегодня ко мне? Чем скорее, тем лучше.

Обычно я не просыпаюсь рано, но этим утром мои глаза распахнулись прежде, чем солнечные лучи достигли комнаты. Боль, испытываемая мной, когда я убежала от Джексона и закрыла дверь между нами — и нашими отношениями — осталась со мной и, открыв глаза, я ощутила ее в полной мере, вспоминая о том, что потеряла.

Мои мысли вернулись к прошлой ночи и боль, которую я увидела в глазах Джексона, навсегда отпечаталась в моей памяти. Я ненавидела себя за все, что произошло — что нашла письма, причинявшие ему боль, что прошлой ночью не ответила ему взаимностью, когда он открыл мне свое сердце.

Прошлой ночью он впервые сказал, что любит меня. Это были те слова, ради которых я была готова умереть, лишь бы услышать их. Слова, о которых я мечтала. Это были те слова, которые, как я думала, сделают меня самой счастливой на Земле.

Но они прозвучали слишком поздно. Я хотела, чтобы Джекс не говорил их. Хотела, чтобы он не чувствовал этого. Эти слова только еще больше разбили мне сердце.

Я ненавидела себя за причиненную ему боль. Ненавидела за то, что была холодна и отстранена с ним, когда он так пылко признавался в любви. Но хоть я и чувствовала то же, что и он, я заставила себя оставаться сильной в ответ на его отчаянные мольбы. Я знала, что не могу позволить нам переступить запретную черту. Я была грешной. В своей жизни я совершила слишком много непростительных поступков, некоторые из них осознанно, некоторые нет. Но Джексон не виноват в этом. Я не смогла бы жить, если бы утянула его за собой.

Я пыталась закрыть глаза, хотела заставить себя заснуть, чтобы избежать этой реальности. Но это было бесполезно. Наконец, я встала и поплелась в душ.

К тому времени, как я спустилась вниз, тетя Бетти и дядя Том уже были на кухне.

— Доброе утро, милая. — Тетя Бетти отвела взгляд от яиц, готовящихся на плите. — Я готовлю омлет. Что добавить в твой?

Я слабо улыбнулась.

— Спасибо, но я не очень голодна. Я просто выпью кофе.

— Ты уверена, милая? — Она с любопытством посмотрела на меня. — Ты только недавно выписалась из больницы. Ты должна хорошо питаться. Съешь хотя бы пару кусочков.

— Хорошо, конечно, — виновато произнесла я. Мне совсем не хотелось, это чтобы они еще больше волновались обо мне. — Яичница-болтунья была бы очень даже кстати.

После того как во время завтрака запихнула в себя несколько кусочков, я провела время с дядей Томом на диване — мы смотрели марафон «Неделя Акул» на канале «Дискавери». Раньше, до поступления в колледж, я с нетерпением ждала этой летней недели, когда мы с дядей Томом были приклеены к телевизору. Но сейчас это чувствовалось иначе — мое сердце было далеко. Оно было в трауре.