— Фейри не справились?

— До Тимура я никак не мог им поверить.

Баки вздохнул.

— Короток собачий век. Тринадцать лет?

— Почти четырнадцать. С крупными собаками всегда так. Алтай и Карай проживут примерно столько же.

— Я все равно считаю, что Грен поторопился, — упрямо сказал Баки.

— Да нет же, — Денис приподнял голову и посмотрел ему в лицо. Потом улегся обратно. — Мама носилась с идеей русской борзой с того момента, как пришла в себя здесь. Но сначала Грен привел эльфийскую борзую, Кая, и Кай прожил с ними чуть ли не двадцать лет. Потом завели собаку для Таи, сеттера. Тая начала жить отдельно, забрала собаку, мама уже почти собралась, но тут я притащил Тимура, и мама ждала еще четырнадцать лет. Так что Грен прав. Давно пора. А то случится что-нибудь еще, притащит Стив пса из приюта, и мама снова останется без собаки любимой породы.

— Слушай, я вот чего не понимаю: почему бы не взять сразу двух собак? В смысле — сеттера и борзую, Тимура и борзую?

— Мама много общалась с борзятниками, — объяснил Денис, — и говорит, что кобели русской псовой борзой очень жесткие доминанты. Под человека их можно и нужно строить, но Тимур бы доминирование не потянул. Борзой прогнул бы его под себя. А мама хотела, чтобы Тимур всю жизнь прожил самой любимой и единственной собакой. Особенно когда он начал стареть.

— Ну так теперь Карай и Алтай будут выяснять, кто главный, между собой.

— Будут, но не так, как делали бы это с собакой другой породы. Ну зато теперь маме радость и занятие. А то она приуныла в последнее время.

— Из-за нас со Стивом?

Денис хохотнул.

— Баки, мир вокруг вас не вертится. Ей просто нужно активно о ком-то заботиться, а вы уже взрослые, и Алька растет, и я вырос. Да и возраст давит. Ей сегодня восемьдесят четыре исполнилось. Молодость для фейри, но живем-то мы в человеческой культуре, и первые сорок с чем-то лет мама прожила человеком. Понимаешь, ведь если бы мы все жили в Ллимаэсе, мы бы совсем не так жили. Не отмечали бы дни рождения, например. Папа говорит, там даже смена времен года не ощущается. Нет временных вех.

— Ты сам там был?

— Нет. Не хочу.

Некоторое время они молчали, а потом Денис спросил:

— Ты бы хотел, чтобы Стив был с нами, если бы ему был нужен секс?

Баки раздумывал долго и наконец сказал:

— Не знаю.

— Почему? Ты его совсем не хочешь?

— Никогда не хотел, даже в шестнадцать, когда у меня вставал даже на мистера Грэма из бакалейной лавки и Карла — он был грузчиком в «Мэйси».

— Почему? — Денис был странно настойчив.

Баки глубоко задумался. И с удивлением сообщил:

— Стив красивый. Объективно привлекательный, да. Но он мне… не пахнет.

— Я тоже пахну не как человек.

— Это без разницы. Меня каждый раз ведет от твоего запаха. А Стив мне не пахнет в этом смысле. Никогда не пах. Это глупо, наверное…

Денис шевельнулся, обхватил Баки за талию.

— Не глупо, просто обычно люди не обращают на такое внимания. Хотя на самом деле очень многих заводят именно запахи.

— Да сейчас никто не пахнет! Дезодоранты, вот это все — люди пахнут духами, лосьонами, прочей ерундой. Даже на конюшне.

— Но ты-то из другой культуры, — заметил Денис. — Когда всего этого не было. Я обсуждал с папой — он рассказывал, что из-за изобилия визуального контента у людей поменялись рефлексы и они стали заводиться от картинки. Это же тоже рефлексы — что будет казаться возбуждающим, что нет. Но иногда сталкиваются с тем, что партнер пахнет как-то нет так, и у них в постели ничего не получается. Совсем все телесные запахи приглушить невозможно.

Баки хмыкнул, пытаясь представить себе идеального любовника, с ног до головы обмазанного дезодорантами и побрызганного одеколоном.

— То, что я вижу, для меня тоже важно, — заметил он. — Но заводит именно запах и прикосновение. Внешний вид пробуждает интерес, да, но не более того. Странно, я думал, мне в ГИДРе все восприятие перекорежили.

— Так ведь леди Наари восстановила. Обоняние — одно из самых древних чувств, оно сильнее всего влияет на восприятие.

— А к чему ты спросил про Стива? Хочешь его?

— Не как тебя. Мне он тоже никак. Я же читаю по нему, что он не заинтересован ни в каких сексуальных контактах. Но мне стали сниться сны, где мы втроем, и это странно.

— Почему? Если что — я, наверное, был бы не против, если бы он был хоть немного в нас влюблен, и если бы ему это было нужно. Только ему же не нужно. Я очень его люблю, Денис. Мне тяжело смотреть, как его сейчас корежит. Только сделать тут ничего нельзя. Я уже и с Асахи советовался. Я не могу и не хочу свести свою жизнь к одному только Стиву. А ему надо именно так.

— Он тоже ходит к Асахи, — напомнил Денис. — И тот тоже ему что-нибудь да посоветует.

— Только на это и надеюсь, — признался Баки. — Так почему твои сны так важны? Ты открыл для себя секс, тебе нравится, тебе сейчас может сниться кто угодно в любых комбинациях. Мне кто только не снился вначале. Чуть ли не каждый симпатичный парень, которого я встречал на улице.

— Все не так, — серьезно сказал Денис. — Мои сны сбываются. Помнишь, я поцеловал тебя там, у гейзерного поля? Я знал, что ты меня не отвергнешь. Заранее знал. Потому что ты мне снился. Много раз.

— Вещие сны? — удивился Баки.

— Да. Про разное. Про тебя. Про Тимура. Я знал, что он умрет вот так, во сне. Про Альку были сны за несколько дней до того, как сработала «следилка». Ну, Дани заклинание на него навесил на случай чего-нибудь непредвиденного. Про работу бывают сны. Про то, что Эшу вас притащит, тоже был, только я его тогда не понял. А теперь вот про нас и Стива.

— Бурный секс со Стивеном Роджерсом? В жизни не поверю.

— Не секс. Просто валяемся втроем на кровати, голые, и болтаем.

— Болтаем втроем — еще туда-сюда. Голые — никуда не лезет, — сказал Баки.

Денис перевернулся на живот, приподнялся на локтях, посмотрел Баки в лицо и улыбнулся.

— Ты реалист.

— Я практик. Стив терпеть не может обнажаться. Что до сыворотки не любил, что после. Он даже в бассейне плавает, когда там никого нет. Пока мы спали вместе, он всегда одевался на ночь в пижаму, хотя, уж поверь, холодно нам не было.

— С ним Сефирот работал. И ты давно не спишь с ним вместе. Почему?

— Так он меня выставил, когда увидел, как мы с тобой целуемся, — объяснил Баки. — А я не стал настаивать, кошмары мне больше не снятся.

— Стив сам себя лишил тактильного контакта? — изумился Денис. — Он странный.

— Ты только сейчас заметил? — хмыкнул Баки. — Вот так он понимает приличия. Или боится, что у меня встанет поутру. Хотя раньше ему это не мешало. Он просто не обращал внимания.

— Может, он побоялся, что я тебе приснюсь и ты начнешь тискать его во сне, — сказал Денис.

— Ну разве что.

— Приходи спать ко мне, — предложил Денис. — Или я к тебе.

Баки рассмеялся.

— Мы же это проходили. Какой сон?

— Ну… вдруг получится? После смены, когда я только и хочу, что спать.

— Можно попробовать, — согласился Баки. — Но я за себя не ручаюсь.

— Мы уже битый час просто болтаем, — Денис лукаво улыбнулся.

— Видимо, такой день, — заметил Баки. — Но согласись, что это первый такой день с начала лета.

— Должно же было когда-то наступить насыщение.

— Как будто тобою можно насытиться.

— И ты не хочешь перейти к следующей фазе?

— Ты про что? — не понял Баки.

— Проникновение, — объяснил Денис. — Теорию мы с тобой отлично знаем.

— Я… не уверен, — признался Баки. — Теория и практика сильно отличаются.

— Если ты про… — начал Денис.

Баки прижал палец к его губам.

— Нет, — сказал он. — Прошлый опыт значения не имеет. Знаешь, что мне недавно сказал Асахи? Что мы, конечно, можем копаться в старых травмах до бесконечности. Более семидесяти лет травматизации. Только в них можно утонуть с головой, а жить надо в настоящем. Выстраивать предпочитаемое будущее, а не циклиться на прошлом. Сосредоточиться на сильных сторонах и на том, что приносит радость, а не на том, что в прошлом приносило боль. Не игнорировать сложные моменты, научиться их преодолевать, но не увязать в них.