Но время шло, и война вновь заглянула к нему домой.

Месилон вздохнул и снова посмотрел за окно.

Война давно прошла, и даже шрамы давно затянулись на гладкой коже империи. Но они – такие, как и Беиска, те, кто видел, как проливалась кровь – сами были подобны этим шрамам. Один только факт существования другого напоминал каждому из них о том, сколько крови когда-то пролилось на этой земле.

Беиска хотела получить кусок острова, но для Месилона это была больше чем земля. И не только потому, что на этой земле росла проклятая магическая трава.

Месилон никогда в жизни не отступал перед лицом тьмы. Не стал бы он делать этого и теперь. Но ранняя старость входила в свои права. Он не был уверен, сколько лет ещё сможет удерживать Брен-Ригель в своих руках. Эриан должна была занять его место, и хотя он любил дочь, но следовало признать, что разумности её действиям хватало не всегда. Как теперь – когда она поехала кататься на лошади под носом у врага.

Сможет ли Эриан принять бразды правления из его рук? Месилон не знал.

Нужно было обеспечить этой земле благоденствие и покой. Сама мысль о том, чтобы отдать на тёмный двор одну из своих дочерей, была противна Месилону, как и тот факт, что нога Сафирота Шаула ступит в его дом. И всё же он привык приносить жертвы, которых нельзя избежать. Чтобы сохранить замок и видеть Эриан его госпожой, Месилон был готов поступиться многим, чего иначе не допустил бы никогда.

– Отец! – высокий голос дочери прозвучал у него за спиной, вспарывая застоявшуюся в спальне тишину, – отец, Сафирот уже здесь! Въезжает в замок! С минуты на минуту он испросит дозволения говорить с тобой!

Месилон развернулся и увидел перед собой раскрасневшееся, запыхавшееся лицо Эриан.

– Он видел тебя?

Эриан покраснела ещё сильнее и потупила взгляд.

– Прости… – тихонько сказала она.

– Эриан… – в голосе отца была такая тоска, что Эриан, не задумываясь, бросилась к нему и повисла на шее.

– Я больше ему не покажусь, – затараторила она, – правда-правда. Хочешь, я вообще уеду и проведу в лесу те несколько дней, которые он будет здесь.

Месилон задумался, размышляя.

– Не надо, – сказал он наконец, – по крайней мере пока. Навлечёшь ещё большую беду. Лучше иди к себе и не высовывайся. Еду тебе будет носить Полетта. Если кто-нибудь тебя побеспокоит – сразу скажи ей, а она передаст мне.

Эриан кивнула, хотя новость и не обрадовала её.

– Хотя бы когда он уедет, мне можно будет поехать на охоту с тобой? У меня такое чувство, что я пленница, а не дочь.

– Не говори глупостей, – Месилон обнял её в ответ, – ты знаешь, что я даю тебе всё, что могу.

Вздохнув напоследок, Эриан подобрала полы шали, плотнее кутаясь в неё, и пошла прочь.

Месилон отказался принимать гостя днём наотрез.

– Все дела – после ужина, – отрезал он, когда посланец Сафирота ступил на порог его спальни, чтобы сделать официальный доклад, – адъютант разместил вашего господина хорошо?

– Да, но… Сафирот не любит ждать.

– Как и вся молодёжь, – Месилон с напускным высокомерием посмотрел на него, – а я не люблю спешить, гонец. Можешь так ему и передать. Мои домашние к его услугам. А меня пусть не тревожит, с тех пор как мне стукнуло шестьдесят, перед ужином я люблю отдохнуть.

Гонец вынужден был откланяться, а Месилон распахнул портьеру, скрывавшую небольшой альков, и принялся упражняться с мечом – ему хотелось выпустить пар.

Во время ужина над столом висело тягостное молчание – только тихонько позвякивали приборы. Сафирот сидел напротив Месилона и каждый раз, нанизывая на вилку кусок мяса, Месилон поднимал на нём сосредоточенный взгляд, будто движениями своих челюстей хотел показать, что он сделал бы с визитёром, если бы смог.

Две его дочери сидели по обе руки от лорда. Нимея, с рыжими, как блики костра, пушистыми волосами, спадавшими по плечам, стеснённо улыбалась, опасаясь поднять взгляд от тарелки.

Вивиан походила на свою старшую сестру куда сильней. Она, напротив, не опускала взгляд и почти что не отрываясь смотрела на гостя, будто глазами хотела его приворожить. Светлые, как платина, волосы её были заплетены в тугую косу, и Вивиан весь вечер жалела, что не заставила служанку уложить их более торжественно. Сафирот нравился ей. Он был таким же холодным и властным, как она сама. Сердце Вивиан замирало от одной мысли о том, что она может стать его женой.

Сафирот скользил взглядом от одной к другой, стараясь не показывать, насколько неуютно ему встречаться взглядом с их отцом. А когда семья хозяина и приближённые, среди которых были сенешаль, адъютант и ещё несколько человек, вышли из-за стола, и они с Месилоном наконец уединились в библиотеке, Сафирот всё размышлял том, какие бы подобрать слова, чтобы спросить о черноволосой всаднице, которая имела в замке достаточно власти, чтобы управлять стражей и скакать верхом, но придумать ничего так и не смог. Месилон же явно не собирался давать подсказок.

– Вам понравились мои дочери? – спросил он, сведя к минимуму светский трёп.

– Они красивы, – признал Сафирот, – у вас их только двое?

– Моя жена умерла пятнадцать лет назад.

Сафирот не заметил подвоха в его словах.

– Мне нужно время, – сказал он. – Я хотел бы получше их узнать.

Месилон без тени любезности смотрел на него добрую минуту.

– Хорошо, – мрачно сказал он наконец, – можете оставаться в моём замке столько, сколько требует от нас с вами долг.

Эклери с трудом заставил себя вынырнуть из тумана, в который унёс его шар. Высвобождение от магии само по себе было долгим, ему казалось – он несётся на пелене облаков, и где-то вдали виднеются белые паруса легендарных кораблей.

Однако стоило вернуться в собственное тело, как на него с новой силой накатила тоска. Стены библиотеки и город кругом казались серее обычного после морского берега и зелёных лесов.

– Эклери! – позвала его Тали. Она уже не сидела рядом с ним за столом, а стояла в дверях. Похоже, Эклери провёл в наблюдениях несколько часов.

Он поднёс к глазам собственные пальцы, разглядывая их со всех сторон и силясь сфокусировать на них взгляд. Они казались бледными и немощными после того мира, который показал ему шар.

– Всё хорошо, – сказал он, – откуда он… у тебя?

Тали усмехнулась.

– До войны таких было полно, – она ненадолго скрылась в подсобке и вернулась с разделочной доской, украшенной рисунком с алыми маками. На доске стояли чайник и две чашки, – их побили в основном. А делать их не умеет, кажется, уже никто. Слышала, в Академии есть факультет кристаллических систем – но они больше мечтают. Так ни одного шара и не сделали всерьёз.

– Да… – задумчиво сказал Эклери, всё ещё разглядывая собственные руки, – до войны было много всего.

– Да ладно, – Тали фыркнула и, наполнив обе чашки, одну поднесла к губам, – это было уже давно. Нужно двигаться вперёд.

Эклери снова опустил взгляд на ладони.

– Это тяжело, – признался он. – Когда… «Когда никто не ждёт», – хотел он сказать, но замолк.

– Эклери, – Тали отставила чашку и стиснула его пальцы, – у каждого из нас бывают тяжёлые времена. Вся разница состоит в том, что одни находят дорогу к миру, другие – уже нет.

Эклери вопросительно посмотрел на неё, и Тали продолжила.

– Я знаю ведьмаков… тех, с которыми дружит мой муж. Их четверо. Но только двое по-настоящему живут.

– Что стало с остальными двумя?

Тали пожала плечами.

– Один перестал верить в мир. Другой потерялся в собственных снах. Каков твой вариант?

Эклери покачал головой.

– Спасибо, Тали, – сказал он, – мне нужно идти.

– Как скажешь. Шар будет ждать.

Эклери ушёл, но мысли о шаре и девушке, которую он увидел в нём, не давали ему покоя весь остаток дня.