Наступила пауза. Лайонел облизал пересохшие губы и на секунду закрыл глаза.
– Думаю, я мог бы спасти тех девочек, если бы имел возможность поступить как-то иначе.
– Девочек?
– Ну да, так ведь они говорят. Что он убил всех тех пропавших девочек. Я об этом ничего не знаю, но получается так, как будто я за это ответственен. Вот я и молюсь за них, молю о прощении за свою роль во всем этом.
– Кажется, вы уверены, что они мертвы. Почему? – спросила Кэрри.
– Прошло больше двадцати лет, а о них ничего не слышно. Лично мне никогда не встречалась женщина, которая способна так долго молчать.
Кэрри улыбнулась и покачала головой:
– Нет, ну серьезно, – подалась она вперед, – это важно. Почему этот город так уверен, что девочки мертвы? Расследования были проведены так небрежно, как будто их вообще не старались найти. Вы никогда не интересовались, почему, скажем, отчима Келли никогда официально не допрашивали?
– Это маленький город. Тут все всех знают. Он был хорошим человеком и отцом этих детей.
– А еще его обвиняли в жестокости по отношению к женщинам. Его бывшая жена во время развода подала прошение о запрещении ему приближаться.
– Это от ненависти. Она была злобной женщиной.
– А как насчет Финтлер-Парка?
– Что?
– Трейлерный парк, в котором живет около двух сотен бывших заключенных. В большинстве сексуальные преступники. Ну, знаете, ребята, которые должны жить не ближе чем за тысячу футов от школ, детских площадок и так далее? Неофициально известен как Финтлер-Парк. После того как исчезла Дженелл, копы ходили по всем домам и спрашивали мужчин, где они были и не видели ли чего подозрительного. Несколько жителей сказали – раз уж вы об этом упомянули, – что был один новый человек, держался замкнуто и покинул город через день-два после той ночи.
– Да, один парень даже взял на себя труд пойти в участок и сделать официальное заявление, – подтвердил Лайонел. – Есть копия этого заявления: тот парень и в самом деле был озабочен.
– Так можно было бы ожидать, что полиция займется этой версией, правда? Просмотрит сведения о недавно освобожденных, свяжется с инспекторами по надзору над досрочно освобожденными, проверит местонахождение всех подозрительных и так далее.
– Не знаю, что им надо было сделать. Я не коп и не смотрю эти шоу. Однако считаю, что решения, принятые полицейскими, были куда более разумными, чем вы или я можем подумать.
– Что ж, можете так считать. Однако это был след, который они решили проигнорировать. Никакого расследования не было. А ведь имеются десятки фактов: свидетели, которые видели, как Лорин садилась в синий грузовик, семья, озабоченная поведением соседа, который уделял слишком много внимания их дочери-подростку, жестокий отчим. И ни одна из этих версий не была расследована. Похоже, что половина города знает что-то такое, чего не знаем мы. Похоже, город решил, что Деннис – соринка в глазу, и этого было достаточно, никто не хотел больше копаться в деле об исчезновении девочек. Может быть, боялись того, что могут найти, если станут копать дальше?
Кэрри посмотрела ему прямо в глаза. Сэм затаила дыхание и почувствовала, что вся группа сделала то же самое. Лайонел не отвел взгляда и не моргнул. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Кэрри его добила, подумала Сэм. Несмотря на жалобы Кэрри на неловкость, которую она испытывала перед камерой, она, казалось, получала удовольствие от этой драмы. Лайонел склонился вперед и сжал руками лицо. Когда он разжал пальцы и поднял взгляд на Кэрри, по коже Сэм побежали мурашки.
– И нам бы это все могло сойти с рук, если бы не вы, настырные ребята! – Лайонел рассмеялся над своей саркастической шуткой, его голова откинулась назад, кресло-каталка скрипнуло под его тяжестью.
Все в комнате вздохнули, кто-то позади даже издал низкий стон. Кэрри не улыбалась и не отводила глаз от Лайонела.
– Думаете, это какой-то заговор? – продолжал старик. – Думаете, весь этот народ способен держать такое в секрете все эти годы? Давайте я сэкономлю вам время: зачастую самый очевидный ответ и есть правильный, ответ, который все время был перед вами.
– Кажется, вы и я понимаем слово «очевидный» по-разному.
– Почему-то меня это не удивляет.
– Мы не говорим о заговоре, мы говорим о некомпетентности. Мы не говорим о сотнях людей – только о тех немногих, кто не сделал свою работу, кому есть что скрывать. Поэтому и затеяли вендетту против неблагополучного подростка…
– Эта серия будет продолжением, так ведь? – поинтересовался старик. – Потому что все, что я сейчас слышу, это то же самое старое дерьмо из вашего предыдущего фильма. Мне думается, вы устраиваете себе перезагрузку.
Сэм восхищалась спокойствием Кэрри перед Лайонелом. Это был, как она уже полностью убедилась, наихудший образец человеческого существа, когда-либо встреченный ею.
– Мы просто стараемся установить факты, мистер Денсон. Или, скорее, народные версии фактов.
Лайонел вздохнул и на мгновение посмотрел в окно, после чего повернулся к ней.
– Нет никаких версий. Никаких историй. Есть только одно: здешний люд и вправду знает, что на самом деле произошло. А нездешние этого никогда не поймут, потому что они здесь не жили и не знают наших семей так, как знаем их мы. И Денниса вы не знали. Не знали его таким, каким он был тогда, до того, как вы, ребятки, сделали из него то «кино». До того, как он научился выглядеть жертвой, а не хищником.
Глава восьмая
Из книги Эйлин Тернер «Когда река становится красной»
Суд продолжался с апреля по июль 1993 года. К тому времени Деннису исполнилось восемнадцать, поэтому его судили как совершеннолетнего. Деннис знал: это означает, что судья может по своему усмотрению вынести смертный приговор. В сочетании с отягощающими обстоятельствами (жертве было меньше двенадцати лет27) и мощным эмоциональным фактором, неотъемлемым от сути этого дела, получалось, что смертный приговор был вполне вероятной перспективой. Однако, когда судебное заседание по делу «штат против Денниса Роберта Денсона» началось, обвинительный вердикт казался уже крайне маловероятным.
Обвинение могло строиться только на свидетельских показаниях, которые легко рассыпались в ходе дальнейших допросов. Главной свидетельницей обвинения была местная жительница по имени Бонни Мэтьюз, заявившая, что Деннис в ее собственном доме вечером в пятницу, 29 мая 1992 года, признался ей в убийстве. Однако в тот вечер Деннис играл на выезде против футбольной команды старшей школы Лжексонвилля. Когда ее допрашивал защитник, она отказалась от своих показаний, признав, что могла ошибиться в дате, хотя первоначально была полностью в ней уверена.
Стенограмма заявления Бонни Мэтьюз
офицеру департамента шерифа округа Ред-Ривер
Офицер: Скажите, почему вы так уверены в дате 20 мая?
Бонни: Это было на следующий день после моего дня рождения. Я помню это, потому что у меня еще оставались воздушные шары – мои друзья принесли их на вечеринку. Я помню из-за воздушных шаров28.
Защита поинтересовалась, по какой причине Бонни (возраст – тридцать шесть лет) принимала у себя дома семнадцатилетнего юношу вечером в пятницу и почему ей понадобилось больше четырех месяцев, чтобы рассказать о его признании полиции. За двадцать минут допроса от ее показаний о предполагаемом признании не осталось камня на камне. И защита, и Деннис были уверены, что обвинение не сможет преодолеть это препятствие.
Аналогично, когда для дачи показаний был вызван Джейсон Ганнер, сокамерник Денниса, детали его истории были быстро разбиты в пух и прах. Джейсон заявлял, будто Деннис признался ему, что убил Холли Майклз, задушив ее голыми руками, и вскрытие подтверждало именно такую причину смерти. Однако потом Джейсон досочинял, что Деннис признался еще и в том, как надругался над телом девочки, вырезав на нем пентаграмму, чтобы «заключить сделку с дьяволом, так что его не поймают»29.
Это одиозное заявление тоже не выдержало допроса. Ни пентаграммы, ни других порезов на теле Холли обнаружено не было.
Деннис сознавал, что судебное заседание – это спектакль. Каждый день он входил в здание суда с опущенной головой, проходя сквозь толпу пристающих к нему репортеров, которые выкрикивали его имя. Защитник заслонял его от вспышек их фотоаппаратов. В зале заседаний спектакль угасал, так что во время тихих и долгих промежутков, когда адвокаты негромко переговаривались с судьей, во время перерывов и бесконечных тестов и процедур Деннис смертельно скучал. Слушая, как люди рассказывают о нем истории, не имеющие ничего общего с истиной, или досадуя, когда его жизнь выставляли напоказ и перемывали ему все косточки, он думал только об одном: как остро ему хочется покинуть этот зал. «Я заблуждался, – говорит он теперь, – я даже подумывал, что тюрьма лучше суда, потому что я, по крайней мере, мог бы читать, контактировать с другими парнями или даже выполнять какие-нибудь работы. Все лучше, чем суд»30