Дамиан критически осмотрел своего супруга. Ну… губы и правда порозовели, и руки уже не трясутся от слабости, когда северянин берёт в них чашку с водой. Пожалуй, действительно пора обоим вернуться в свои покои, а то Артемия уже откровенно морщится, когда Юстиниан опять и опять является ночевать к ней. Впрочем, им всё равно нужен ещё хотя бы один ребёнок, так что нечего гримасничать… Для чего ещё её выдали за наследника престола?

— Хорошо, — согласился Дамиан, — завтра же вас перенесут в вашу спальню. Но сначала мы с вами должны закончить одно дело.

Дорогой супруг скривился так, словно ему предстояло в одиночку выгрести навоз из дворцовых конюшен.

— Догадываюсь, какое, — кисло сказал он. — Вот только вряд ли у меня что-то получится.

— Получится, — заверил его Дамиан, поставив на столик у кровати флакон тёмного, почти непрозрачного стекла. — Мы подтвердим брак, вы вернётесь в свои покои и сможете навсегда вычеркнуть меня из списка своих партнёров. Только, пожалуйста, давайте больше без покушений. Всё равно умереть вам никто не позволит, как вы уже могли бы понять.

Тот, чуть помедлив, кивнул. Прикидывает другие варианты? Или другие способы покончить с собой? Так, чтобы жрицы Тёмного Лика не успели вмешаться? Они ведь могут дать умирающему жизненные силы другого человека, но оживить мертвеца неспособны. Стоʼит, наверное, попросить отца, чтобы отозвал пока своё разрешение охотиться, данное на пиру. Пусть объяснит свой отказ тяжёлым ранением тана Гуннара и его слабостью, как бы тот ни доказывал обратное, а то охота — опасная забава, и в ней, в отличие от войны, служители Тёмного Лика никогда не участвуют. Пусть-ка лучше дорогой супруг в библиотеке посидит, он же любит читать. Вон какая стопка книг уже набралась на столике у кровати.

— Наш с вами первый раз станет последним, если вы того пожелаете, — проговорил Дамиан, расстёгивая длинный ряд мелких агатовых пуговок (и проклиная про себя того, кто ввёл в моду эту дурацкую застёжку). — Но вам просто по статусу необходима фаворитка или фаворит. Мужчин, как я понимаю, в ближайшее время можно вам не предлагать вообще. Однако если вас заинтересовала какая-либо из дам… — Он не договорил, потому что Гуннару явно сразу после дворцовых конюшен предстояло вычистить и свинарник. — А, как же я мог забыть? — усмехнулся Дамиан. — Как любезно отозвался о наших женщинах ваш земляк, они «мелкие, тощие и чёрные, словно их сушили в печи, да передержали». Однако вы наверняка видели в городе женщин из семей купцов и богатых мастеровых — в их среде приняты совсем не придворные каноны красоты.

Тот пожал плечами, неприязненно глядя на раздевающегося супруга.

— Какая разница, какого цвета у женщины волосы и глаза, если она умна, добра и держится с достоинством? Но ваши женщины сами считают себя не людьми, а товаром, который надо выгодно продать. И при этом уверены, что мужчины обязаны ими восторгаться.

— А вы считаете, что они не заслуживают восторгов?

— Соответственно их цене? — ядовито спросил Гуннар, так что Дамиан подумал: «И какой, спрашивается, из него Ульфринг? Такой же змей, как мы». — Я тут перед отъездом сапоги купил, дорогой супруг, аж за полсотни крон! Представляете? Кожа лавовой ящерицы — сносу не будет, да ещё пряжки серебряные. Вашими женщинами следует так же восторгаться и так же хвастаться удачной покупкой перед друзьями?

— Хорошо, не восторгайтесь, — позволил Дамиан. — Хватайте любую приглянувшуюся, тащите к себе, швыряйте на кровать и без всяких прелюдий насилуйте. Это будет так романтично: свирепый северный дикарь, грубо и жестоко овладевший изящной придворной дамой. Жертвы будут показательно страдать и втихомолку упиваться всеобщим завистливым вниманием. У этих бедных глупых клуш, в сущности, особых развлечений и нет, а тут такое приключение.

Нордландец брезгливо дёрнул углом бледного рта, собирался, кажется, ответить что-то резкое и оскорбительное, но смолчал.

— Пейте, — сказал Дамиан, подавая ему флакон. — Я, видимо, опять поторопился с откровенным разговором, но потребности тела есть потребности тела. Когда вы поправитесь, вам придётся что-то с этим делать.

О, вот он, тот самый взгляд, о котором с тихим бешенством говорила Ланта. Так и читалось в нём: «Что ты знаешь о жизни, южный неженка?»

— Потребности тела — это вода, сон и пища, — с раздражающей снисходительностью проговорил Гуннар, свинчивая с флакона крышку. — Остальное — вполне терпимо… дорогой супруг. И даже без сна и пищи можно потерпеть, если есть, ради чего. — Он сделал глоток, подождал чего-то, пожал плечами и допил остальное. — Прошлой зимой жители Закатного предела пожаловались Ларсу, моему старшему брату, что тролли уже не только нападают на одиноких путников и воруют овец, а вламываются в селение по ночам и громят овчарни. Ларс послал меня разобраться с этим делом. А троллей, скажу я вам, совершенно напрасно считают тупыми. Они очень ловко устраивают засады и ещё лучше путают следы, когда оказываются дичью, а не охотниками. Мы искали их логово больше двух недель, у нас осталось еды на один переход, но из ущелья, куда нас привели следы, не было другого выхода, мы точно это знали, так что логово было там. Так вот, принц, у нас был выбор: запомнить это место и вернуться немного позже, потому что те припасы, что у нас оставались, можно было растянуть на два дня пути до ближайшей деревни, где мы могли купить пару овец. Правда, тогда, пока мы бы бродили туда-сюда, тролли убили бы ещё нескольких человек и разграбили бы ещё несколько скотных дворов. А можно было идти в это ущелье и перебить троллей, но потом добираться до ближайшего жилья, затянув пояса, на одном кипятке с замёрзшими ягодами.

— И вы, я так понимаю, выбрали второе? — безнадёжно спросил Дамиан. Этот тип, совсем ещё мальчишка по виссантским меркам, временами просто пугал его.

— Разумеется. Иначе тролли вполне могли перебраться в другое место, и нам опять пришлось бы бродить по лесам и скалам две-три недели, разыскивая их новое логово.

Он вдруг страдальчески поморщился, и вряд ли от воспоминаний о своём голодном походе. Должно быть, зелье начало действовать, и действие это северянину не понравилось.

— Потребности тела, — с отвращением прошипел он.

Дамиан усмехнулся, лёг рядом и провёл ладонью по прохладному и неожиданно гладкому крепкому плечу. Пока что — по плечу. Ему ни разу не приходилось пить ту дрянь, которая нарасхват шла у молодящихся стариков, но если уж она поднимала старческую дряблую плоть, несложно представить, как она действовала на юношу. Наверное, это было даже болезненно.

И ни разу ещё ему не приходилось ласкать кого-то, кто брезгливо передёргивался от каждого его прикосновения. Сначала это злило, потом Дамиана захватил какой-то тёмный азарт. Нет уж, он добьётся, чтобы этот брак был подтверждён как доʼлжно! Тебя учили пренебрегать потребностями тела, глупый маленький варвар? Зря. Очень зря. Сейчас ты в этом убедишься.

***

Одежда была отстирана, откатана и аккуратно сложена на одной из полок, занимавших почти целую стену в спальне принца. Гуннара мотало от слабости, усилившейся после приёма проклятой отравы. Вспоминать о том, что случилось, было противно, но теперь уж он точно выполнил все свои обязанности по договору. И по брачному, и по мирному. Оставаться в комнате, от которой его уже тошнило, Гуннар не хотел, и потому начал одеваться, хотя до настоящего утра было ещё верных полтора-два часа. Вставали же во дворце, сколько он мог судить, когда народ попроще уже заканчивал завтрак и принимался за работу, так что он без помех оделся и даже сумел кое-как затянуть шнуровку сапог.

Какое-то время он сидел на краю кровати, пережидая приступ головокружения. Потом снова поднялся и, придерживаясь рукой за стену, доковылял до дверей спальни. Дамиан, как ни странно, не проснулся, хотя Гуннара разбудило бы одно пыхтение, не то что тяжёлые, неверные шаги. «Утомился, бедный, — ядовито подумал Гуннар. — На своей шкуре испытал, каково это — когда тебя грубо и жестоко насилует свирепый северный дикарь. Ну… сам захотел. Ещё и средство приволок такое, что чуть ли не полчаса невозможно было остановиться. Мерзость какая…»